Татьяна Моспан - Счастье не приходит дважды

В могилу со мною положат

Гитару-подругу, тебя.

Тамара слушала его, и сердце помимо воли замирало. Лишь сейчас она поняла, что поступила неосторожно, приехав сюда. Роль утешительницы ей подходила мало. Да и нужно ли ему утешение? Только свиснет — желающие найдутся. Вон как поет, соловьем заливается. Зачем он позвал именно ее? Шутит, а глаза тревожные, несчастные.

До сих пор Тамара была уверена в себе. А теперь… Нет, она не собирается второй раз наступать на эти грабли.

«Все это мы уже проходили, — твердила она себе. — Сегодня у него одно настроение, завтра — другое. Несерьезный мальчишка и всегда был таким».

И все же… Было в этом парне нечто такое, что притягивало, звало, выворачивало душу наизнанку. Да, он виноват перед ней. Когда расстаются, страдает тот, кто любит.

А разве Сергей виноват, что пробудил более глубокие чувства, чем испытывал сам? Эта простая мысль впервые пришла в голову.

То, что считала невозможным до приезда сюда, начинало казаться вполне реальным.

Знакомые позывные мобильного телефона вернули Тамару к действительности.

— Томка, — раздался в трубке громкий Юлькин голос, — я тебя потеряла, звоню и домой, и на дачу — нет нигде.

— Я… в гостях. Как твои дела?

— Хорошо. Все заболели, — радостно сообщила Юлька. — Шурик с простудой свалился, Васька тоже захандрил. — Она сделала паузу и зашептала: — У меня все в порядке. Слышишь? Шурик от меня не отходит.

— Поняла. Рада за тебя. Ты его простила?

— Да. Тебе привет. Шурику вот молоко с медом вскипятила, Ваське сметану. Он испереживался весь, бедолага.

— Конечно, кто, кроме тебя, этого обормота толстого кормить будет?

— Ты имеешь в виду… мужа? — не поняла Юлька.

— Обоих! — улыбнулась Тамара. — Умеют же все устраиваться: Ваське — молоко с медом, Шурику — сметану.

— Наоборот!

— Какая разница?

— Том, — нерешительно произнесла Юлька, — а в каких ты гостях? Вроде не собиралась никуда.

— Потом расскажу. А личико ты мужику здорово изодрала.

Сергей, с интересом слушая разговор, успел разлить по рюмкам:

— Я что-то не понял про разодранную мужскую морду, кота и про мед со сметаной.

— Моя подруга налаживает семейную жизнь.

Тамара вспомнила пьяную Юльку в исподнем, гордо вышагивающую по тротуару в туфельках, и захохотала. Интересно, как Шурик потом выгружал ее из машины? После этого действительно заболеешь.

Она расслабилась и не заметила, как сзади подкрался Сергей.

— Тамара! — Горячие мужские руки крепко прижали ее к себе. — Тамара…

Она дернулась, делая слабую попытку вырваться, и не смогла.

Его светлые голубые глаза стали бирюзовыми от страсти. Такими она их видела, когда он любил и хотел ее.

— Томка… — шептал он, стискивая ее все сильнее.

Она как зачарованная следила за бирюзовыми вспышками. И опять, как когда-то, сладко-сладко заныло в груди. «Пошли?» — сказал он тогда, и от его слов внутри что-то дрогнуло.

Сейчас он не говорил ничего. Он поднял ее на руки и понес в постель. У нее не было сил сопротивляться.

«Однажды это уже было», — твердила она себе. Ну и что? Теперь она умная и знает, как с ним надо себя вести. А главное, как думала Тамара, она всегда сумеет вовремя остановиться.

Она вспомнила о Ярославе, и в сознании мелькнуло нечто похожее на раскаяние. Что она делает? Ее муж всегда знает про нее все. Сейчас у него неприятности. Она замотала головой. Какие неприятности, при нем верная Нина Ивановна, что у него может случиться? С каждой секундой здравые мысли все быстрее испарялись из головы.

Похоже, прошлое не научило Тамару осторожности. Однажды она не нашла в себе сил остановиться вовремя.

Сотрудница салона не обманула Гюнтера Шнейдера, позвонила утром:

— Тихон Алексеевич с удовольствием с вами встретится.

— Я вам очень благодарен, — начал Шнейдер.

— Но… — замялась она.

— Что-то случилось?

— Тихон Алексеевич человек немолодой, сейчас он неважно себя чувствует. Если вам не к спеху и есть время…

— О нет, мне — к спеху. Я вам говорил, что имею антикварный магазин и планирую провести в нем выставку. Это будет выставка-продажа, коммерческое мероприятие. Работы господина Шаворнина очень интересны. Мне важно знать сейчас, сможет ли он принять участие.

— В таком случае, — сказала сотрудница художественного салона, — сделаем так. Мастерская Тихона Алексеевича находится в Подмосковье. Он почти постоянно живет на даче, и если вам удобно…

Шнейдеру было удобно.

— Это хорошо, я сразу смогу увидеть его картины.

Нужный дом в дачном поселке он отыскал довольно быстро. Странный народ — эти русские, Шнейдер с любопытством разглядывал строения, мимо которых проходил. Рядом с домишкой, который вот-вот развалится, возвышался шикарный особняк с ровно подстриженным газоном, беседками, благоухающими клумбами и прочими атрибутами богатства. Он и сам бы не прочь поселиться в таком, если… если сумеет осуществить задуманное.

Шаворнин встретил его возле калитки.

— Заранее прошу извинить за некоторый беспорядок, приболел немного.

— О, у вас тут замечательно, — приговаривал Шнейдер, шагая вслед за хозяином. — Усадьба, настоящая усадьба.

— Да, участок большой, руки вот только не доходят все в порядок привести. Дом куплен давно, тогда еще здесь таких вилл не строили. — Тихон Алексеевич кивнул на соседнее кирпичное сооружение. — Да мне такой дворец и не нужен.

— О, у вас тоже хорошо! — воскликнул Шнейдер, разглядывая дом художника. Деревянное строение и впрямь удивительно гармонично сочеталось с окружавшими его деревьями. Но для жизни Гюнтер выбрал бы соседнюю виллу.

Антикварщику по роду занятий приходилось общаться со многими людьми. Очень важно составить о человеке представление. Тогда и торговаться легче. Шаворнин, живя в старом доме, производил впечатление человека небогатого, но самодостаточного. Шнейдер почувствовал, что разговаривать с ним будет не просто.

Вслед за хозяином он прошел в мастерскую и начал осмотр.

— Интересно, очень интересно, — приговаривал он, переходя от одной картины к другой.

В другое время он бы более подробно все рассмотрел, но не за этим он сюда явился.

— Меня интересуют портреты, — начал Шнейдер. — В своем салоне я планирую провести выставку. Одна ваша работа мне особенно понравилась.

— Портрет Вершининой, — спокойно сказал Шаворнин. — Но вам должны были сказать, что он не продается.

— Вот как? Я, наверное, не понял…

— К тому же он мне не принадлежит.

— Но вы выставляете его.

— Да. Владелица не против. Портрет сделан давно. Он является собственностью молодой женщины, которая мне позировала.

— Госпоже Вершининой?

— Совершенно верно.

— С ней можно договориться о продаже?

— Думаю, что нет.

Шнейдер сделал задумчивое лицо.

— Вершинина… Знакомая фамилия. Ее дед был генералом во время войны?

— Да, — с удивлением произнес Тихон Алексеевич.

— Я слышал, что у него тоже была хорошая коллекция картин?

Шаворнин с интересом посмотрел на гостя. Вон оно что…

— Покойный Яков Викторович не был собирателем, — сдержанно пояснил он. И сказал правду. Вершинин собирателем не был, но действительно владел замечательной коллекцией.

— О, вы знаете всю семью?

— Да, — ответил художник. — От кого вы слышали про коллекцию?

— Наверное, я опять что-то перепутал, — растерялся Шнейдер.

А Шаворнин с этого момента стал особенно осторожным и следил за каждым своим словом. Про коллекцию генерала знали немногие. От кого услышал о ней немец?

Шнейдер мгновенно уловил перемену в настроении хозяина. Он опять заговорил о своей предстоящей вы ставке-продаже. Тихон Алексеевич почувствовал фальшь в его голосе. Другими картинами художника немец не интересовался.

Распрощались они сдержанно. Шаворнин хмуро смотрел вслед удалявшейся фигуре. Не понравился ему этот господин! Интерес к покойному генералу насторожил Тихона Алексеевича. Хорошо, он не сказал, что дача Вершининых рядом находится.

Шнейдер тоже был недоволен. Хотя… Он остановился. Чего он ожидал от этой встречи? Главное, он идет по верному следу. Генерал есть, и коллекция у его наследников тоже есть. Этот художник вон как всполошился! У него, у Шнейдера, глаз наметанный. Значит, все не так плохо. Но придется все же идти на поклон к господину Лидману. Как ни крути, а без него не обойтись.

Там, в Германии, думал, что обойдется без криминала. Сейчас мысли Шнейдера приобретали совсем другое направление.

Старший следователь прокуратуры Леонид Леонидович Лавров сидел в кабинете за своим рабочим столом. Напротив расположился Пивоваров.

За прошедшее с их последней встречи время Михаил Иванович изменился мало. Разве что взгляд стал более уверенным.

— Я не понимаю цели нашего разговора, — сдержанно проговорил Пивоваров. — Все выяснилось еще два года назад. Какие ко мне могут быть вопросы?

Лавров вздохнул.

— К сожалению, открылись новые данные.

Леонид Леонидович намеренно говорил общими фразами, ему хотелось понаблюдать за реакцией Пивоварова.

— И о чем они говорят, ваши новые данные? — Михаил Иванович, не скрывая раздражения, смотрел на следователя. — Видимо, это связано с моей политической карьерой. Я прав?

— Прокуратура занимается не политикой, а убийствами.

— Да бросьте вы! Два года до меня не было никакого дела, выдвинули в делегаты — и тут же опять потащили в прокуратуру.