Вот уж скоро, думала я, мы приедем в мой новый дом, и, может быть, там мне удастся разгадать причину странного поведения моего мужа. Я подожду еще немного. Но уж когда я доберусь до причины — то устраню все, что беспокоит его. Я не позволю, чтобы что-нибудь помешало нашему счастью, сколько бы лет судьбой нам ни было отпущено.

Глава II

Закончился медовый месяц. В последний день мы оба были немного раздражены. Габриел все время молчал — и меня это злило. Я не могла понять этих перепадов настроения. А может быть, я просто нервничала, хотя и не признавалась себе в этом, перед встречей с семьей Рокуэлл. Фрайди чувствовала наше настроение и тоже утратила свою веселость.

— «Нас трое, и мы вместе», — вот что она хочет нам сказать, — заметила я. Но это не подбодрило Габриела.

Путешествие через Норт Райдинг оказалось длительным, мы должны были делать пересадку, так что мы добрались до Кейли уже к вечеру.

Нас ждал экипаж, очень внушительный; и, как мне показалось, кучер был поражен, увидев меня. Странно, подумала я, что он не слышал о женитьбе Габриела (а он явно ничего не знал), потому что, если бы он уже знал об этом, то не нашел бы ничего удивительного в том, что жених приехал со своей невестой.

Габриел помог мне сесть в экипаж, пока кучер возился с нашим багажом, украдкой бросая на меня любопытные взгляды.

Я никогда не забуду этой поездки. Мы ехали от вокзала около часа и добрались почти засветло.

Впервые мой новый дом предстал передо мной в легких сумерках.

Мы проехали вересковую пустошь, показавшуюся мне дикой и зловещей в смеркающемся свете. Но это место очень напоминало мне окрестности Глен Хаус. И я чувствовала себя как дома, на своей любимой вересковой пустоши. Запах торфа бил в ноздри, и у меня поднималось настроение, несмотря на растущие опасения. Я представила себе, как мы с Габриелом будем ездить верхом в этих местах. Потом дорога пошла вниз, и местность стала не такой дикой, хотя все еще напоминала торфяники. Мы подъезжали к деревушке Керкленд Мурсайд, возле которой и находилось поместье Керкленд Ревелз — мой новый дом.

Трава стала гуще, попадались дома, обработанные поля.

Габриел наклонился ко мне.

— Если бы было светлее, ты бы увидела вон там Келли Гранж — поместье моего кузена. Я тебе о нем, кажется, рассказывал. Его зовут Саймон Редверз.

— Да, ты рассказывал. — Я напрягла зрение и, как мне казалось, увидела слабые очертания дома где-то справа от нас.

Потом мы переехали мост. И вот тут-то я впервые увидела монастырь. Передо мной была башня в Нормандском стиле, у которой сохранился только каркас. Стены вокруг нее осыпались, но на расстоянии не было заметно, что это только остов. Она выглядела величественно, но пугающе. А может быть, под впечатлением мрачных рассказов моего мужа мне показалось в тот момент, что она внушает страх.

Вдоль дороги, по которой мы ехали, росли огромные дубы. Внезапно мы выехали на открытое место — и дом предстал передо мной.

Я затаила дыхание: он был прекрасен. Меня просто поразили его размеры. Это было массивное каменное сооружение овальной формы. Позднее я узнала, что внутри находился двор. И хотя дом был построен в стиле Тюдор, последующие века и реставрации привнесли что-то свое. Над высокими створчатыми окнами были вырезанные из камня фигурки бесов и ангелов, вилы и арфы, завитки и розетки в стиле Тюдор. Это было настоящее родовое гнездо. Каким же маленьким должен был казаться Габриелу наш Глен Хаус, когда он приезжал к нам!..

Около десяти ступеней, истертых в середине, вели к галерее из массивного камня, отделанной такой же резьбой, как и пространство вокруг окон. Тяжелая дубовая дверь была отделана изящными металлическими украшениями. Как только я начала подниматься по лестнице, дверь открылась и я встретилась с первым членом моей новой семьи.

Это была женщина лет сорока, ее сходство с Габриелом не оставляло сомнений в том, что передо мной была его вдовствующая сестра, Рут Грантли.

Она молча смотрела на меня несколько секунд, взгляд ее был холодным и оценивающим, но потом она постаралась придать ему теплоту.

— Здравствуйте! Вы должны простить наше удивление. Мы узнали обо всем только сегодня утром. Габриел, разве можно быть таким скрытным!

Она взяла меня за руку и улыбнулась. Хотя этот оскал вряд ли можно было назвать улыбкой. Я заметила, что ресницы у нее такие бесцветные, что их почти не видно. Она была немного светлее, чем Габриел. Ее холодность неприятно поразила меня.

— Входите, — сказала она. — Боюсь, что мы не совсем готовы. Это такой сюрприз!

— Представляю себе, — выдавила я и вопросительно посмотрела на Габриела. Что за причина была скрывать?

Мы вошли в зал, где жарко пылали дрова в очаге, и на меня пахнуло стариной. Видно было, что этот дух здесь ценили и поддерживали. Стены были увешаны гобеленами, которые, несомненно, были выполнены членами этой семьи сотни лет назад. В середине стоял трапезный стол с бронзовой и оловянной посудой.

Я огляделась.

— Ну как? — спросила Рут.

— Здесь так… интересно, — ответила я.

Казалось, она была довольна. Она обратилась к Габриелу:

— Габриел, зачем все эти тайны? — Потом ко мне, протестующе разведя руками. — Кажется, у него не было причин держать нас в неведении до этого утра.

— Я хотел удивить вас, — сказал Габриел. — Кэтрин, ты, должно быть, устала. Тебе, наверное, хочется пройти в свою комнату?

— Ну конечно, — вмешалась Рут. — С семьей вы познакомитесь позже. Могу только сказать, что все с нетерпением ждут встречи с вами.

Глаза ее заблестели, и выдающиеся вперед зубы снова обнажились в улыбке. И тут вдруг залаяла Фрайди.

— Как, и собака? — не сдержалась она. — Так вы любите животных, Кэтрин?

— Да, очень. Я уверена, что Фрайди понравится всем. — Я уловила какое-то движение высоко на стене и быстро взглянула на галерею.

— Это певческая галерея, — объяснил Габриел. — Мы иногда пользуемся ею во время праздников.

— Мы здесь придерживаемся старых обычаев, Кэтрин, — сказал Рут. — Я надеюсь, мы не покажемся вам слишком старомодными.

— Что вы, я думаю, мне очень понравятся старинные обычаи.

— Надеюсь. Когда есть свои традиции…

В ее голосе была доля издевки. Предполагалось, что я не смогу оценить традиции такой семьи, как эта.

Холодный прием Рут только усилил мои опасения, и я невольно вернулась к мысли о том, что же побудило Габриела утаить известие о нашей женитьбе.

Слуга спросил насчет нашего багажа, и Габриел сказал:

— Отнеси его в мою комнату, Уильям.

— Будет сделано, хозяин.

Он пошел наверх с моим дорожным сундуком на плече. Габриел взял меня под руку, и мы последовали за ним. Рут шла сзади, и я чувствовала спиной ее цепкий, изучающий взгляд. Я была благодарна своему дяде Дику в этот момент больше, чем когда-либо. Нарядный дорожный костюм из темно-синего габардина придавал мне уверенности.

В конце лестничного пролета виднелась дверь. Габриел объяснил:

— Это дверь на певческую галерею. — Я думала, он распахнет ее, и я увижу там кого-нибудь. Я была уверена, что заметила какое-то движение на галерее, и теперь меня интересовало, кто же из обитателей этого дома предпочел спрятаться там, чтобы посмотреть на меня — вместо того, чтобы спуститься вниз и поздороваться.

Лестница была широкая и очень красивая, но при свете масляных фонарей мне казалось, что кругом двигаются какие-то неясные тени. Пока я поднималась, меня охватило жуткое ощущение, что все члены этой семьи, жившие в этом доме за последние триста лет, неодобрительно наблюдают за мной — девушкой, которую Габриел привел в дом, не посоветовавшись с семьей.

— Мои комнаты, — сказал Габриел, — на самом верху. Нам еще долго подниматься.

— Теперь, когда у тебя появилась жена, ты будешь жить в тех же комнатах? — Голос Рут донесся из-за моей спины.

— Конечно. Если только Кэтрин не станет возражать.

— Разумеется, я не стану возражать.

— Если вам эти не понравятся, то можно выбрать другие — комнат много.

Когда мы поднялись на второй этаж, увидели молодого человека. Высокий и стройный, он был очень похож на Рут. Он воскликнул, еще не видя нас:

— Они уже здесь, мама? Ну и как она… — Он замолчал, ничуть не смутившись, и посмеялся над собой, оглядывая меня.

— Это Люк, мой племянник, — сказал Габриел.

— Мой сын, — смущенно пробормотала Рут.

— Очень рада видеть вас, — я протянула руку.

Он пожал ее и наклонил голову так, что прядь длинных светлых волос упала ему на лицо.

— Я со своей стороны тоже рад, — сказал он, чуть растягивая слова. — Так интересно, когда у кого-то в семье свадьба.

Он был очень похож на мать, а значит, и на Габриела тоже: такие же рельефные черты аристократического лица, мягкие белокурые волосы, томный скучающий вид.

— Как вам наш дом? — поинтересовался он.

— Но она не пробыла здесь еще и десяти минут и увидела пока меньше, чем десятую часть всего дома — да и то не при дневном свете, — напомнила ему мать.

— Завтра я поведу вас на экскурсию, — пообещал он, и я поблагодарила его.

Он еще раз поклонился и отступил в сторону, чтобы мы прошли. Но потом присоединился к процессии и сопровождал нас до комнат на четвертом этаже, которые, наверно, всегда занимал Габриел.

Мы вышли на круговую галерею; ощущение того, что за мной кто-то наблюдает, усилилось еще больше. Здесь висели фамильные портреты в натуральную величину. Горели три или четыре розовые кварцевые лампы, и в их тусклом свете фигуры казались реальными.

— Вот мы и пришли, — сказал Габриел и слегка сжал мне руку выше локтя. В корзинке завозилась Фрайди. Я думаю, ей передалось мое настроение — и она уже знала, что здесь я как в незнакомой тюрьме и что мне здесь не рады. Я успокаивала себя тем, что мы приехали в сумерки, а ясным солнечным утром мои впечатления были бы совсем другими. Эти старинные дома слишком просторны, и если у вас богатое воображение, то с наступлением темноты таинственный полумрак как бы оживает. Я оказалась здесь в странном положении: со временем я должна была стать хозяйкой в этом доме, но всего три дня назад никто из его обитателей ничего о моем существовании не знал. Немудрено, что мне не были рады.