Хагар рассказала ему обо всем, что случилось. У него был удивленный вид, и, подумав, он сказал:

— Ну что ж, лучше сразу съездить в Уорстуисл.

— Я пошлю кого-нибудь в Ревелз, чтобы они передали, что ты завтракаешь со мной, — сказала Хагар. Я была ей признательна за то, что она подумала об этом — ведь если бы я не появилась там вовремя, это вызвало бы у них ненужное любопытство.

Спустя пятнадцать минут мы уже ехали по дороге в Уорстуисл. Саймон правил двуколкой, а я сидела рядом с ним. По дороге мы почти не разговаривали, и я была благодарна ему за то, что он проникся моим настроением. Я не могла думать ни о чем, кроме предстоящего разговора, который так много значил для меня. Мне снова и снова вспоминалось, как отец отлучался из дома. Печаль как бы следовала за ним по пятам. Все это наводило на мысль, что то, что рассказал мне доктор — правда.

Мы приехали в Уорстуисл около полудня. Это было серое каменное здание, которое, как мне показалось, очень походило на тюрьму. «Да это и есть тюрьма, — говорила я себе, — каменный мешок, в котором несчастные проводили остаток своей жизни в полуреальном мире. Неужели среди этих мучеников и моя мать? Неужели кто-то готовил заговор, чтобы запереть и меня в этих стенах? Я приложу все силы, чтобы сорвать их планы…»

Дом был окружен высокой стеной, и, когда мы подъехали к тяжелым чугунным воротам, из домика у ворот вышел привратник и спросил, что нас привело сюда. Саймон авторитетно заявил, что хотел бы встретиться с главой этого учреждения.

— У вас с ним назначена встреча, сэр?

— Это чрезвычайно важное дело, — ответил Саймон и бросил ему монету.

То ли деньги, то ли манеры Саймона подействовали — сказать трудно, но нам открыли ворота, и по дорожке, посыпанной гравием, мы подъехали к крыльцу.

— Передайте вашему начальнику, что мы хотим видеть его по очень срочному делу.

И опять я с удовольствием отметила, что благодаря властной, высокомерной манере его просьба была выполнена мгновенно.

Нас провели через крыльцо, в вымощенный камнем холл, в центре которого пылал очаг. Но этого было недостаточно, чтобы согреть помещение, и я почувствовала, как здесь холодно. Это скорее было не физическое ощущение холода, а душевное состояние, которое леденило мне душу.

Я дрожала. Саймон, должно быть, заметив это, взял меня под руку, и меня успокоил этот жест.

— Пожалуйста, посидите здесь, сэр, — сказал привратник. Он открыл дверь справа от нас, там виднелась комната с высоким потолком и побеленными стенами, где стоял тяжелый стол и несколько стульев. — Ваше имя, сэр?

— Это миссис Рокуэлл из Керкленд Ревелз, а я — мистер Редверз.

— Вы говорите, у вас была назначена встреча, сэр?

— Я этого не говорил.

— Обычно у нас договариваются заранее, сэр.

— У нас мало времени, и, как я уже сказал, у нас срочное дело. Будьте добры, идите и доложите о нас своему начальнику.

Привратник ушел, и, когда мы остались вдвоем, Саймон улыбнулся мне.

— Можно подумать, что мы пытаемся получить аудиенцию у королевы. — В лице у него появилась такая нежность, с которой он обычно относился разве что только к Хагар.

— Не унывайте, — мягко сказал он. — Даже если это правда, то это еще не конец света, так ведь?

— Как я рада, что вы поехали со мной. — Я не собиралась этого говорить, но слова вылетели сами собой.

Он взял меня за руку и крепко сжал ее. Этот жест означал, что мы с ним не какие-нибудь глупцы, склонные к истерике, и следовательно, сможем спокойно во всем разобраться.

Я отошла от него подальше, потому что боялась выдать свои чувства. Я подошла к окну и посмотрела на улицу, думая о тех людях, что содержатся здесь. Это был их маленький мирок. Они смотрели из окна на эти сады, за ними виднелись торфяники — если вообще им разрешали смотреть в окно — вот и все, что они знали о жизни за стенами этого дома. Некоторые из них проводили здесь долгие годы… семнадцать лет! А может быть, их вообще держат взаперти, и они не видят ни этих садов, ни вересковой пустоши?..

Кажется, мы ждали очень долго, прежде чем вернулся привратник. Он сказал:

— Проходите сюда, пожалуйста.

Мы последовали за ним вверх по лестнице и вдоль по коридору. Я успела заметить зарешеченные окна и поежилась. Совсем как в тюрьме, подумала я.

Потом привратник постучал в дверь с надписью «Заведующий». Голос произнес: «Войдите!» — и Саймон, взяв меня под руку, увлек меня в комнату. Здесь были голые стены, покрытые побелкой, и истертый линолеум. Это была холодная безрадостная комната. За столом сидел человек с серым усталым лицом и взглядом, выражавшим негодование, очевидно, по поводу того, что мы осмелились нарушить его уединение без предварительной договоренности.

— Будьте добры, присядьте, — сказал он, когда привратник ушел. — Насколько я понял, у вас ко мне срочное дело?

— Для нас оно очень важное и срочное, — сказал Саймон.

И тут заговорила я.

— Мы благодарны, что вы нас приняли. Я — миссис Рокуэлл, но до замужества мое имя было Кэтрин Кордер.

— О! — его лицо засветилось пониманием, и это разбило мои последние надежды.

Я спросила:

— У вас есть пациентка с таким именем?

— Да, это так.

Я посмотрела на Саймона, но, как ни старалась, не смогла выговорить ни слова, — во рту у меня пересохло, горло перехватило.

— Дело в том, — продолжал Саймон, — что миссис Рокуэлл только недавно узнала, что здесь находится Кэтрин Кордер. У нее есть основания полагать, что это ее мать. Она всегда полагала, что ее мать умерла, когда она была еще маленькой. Естественно, ей хотелось бы знать, является ли Кэтрин Кордер, которая здесь содержится, ее матерью.

— Информация о наших пациентах является секретной, что вы, кстати, можете оценить.

— Мы уже оценили это, — сказал Саймон. — Но если речь идет о таких близких родственниках, вы не могли бы дать нам такую информацию?

— Вначале необходимо доказать родство.

Я взорвалась:

— До замужества мое имя было Кэтрин Кордер. Мой отец — Мервин Кордер из Глен Хаус, в Гленгрин, недалеко от Хэррогейт. Пожалуйста, скажите мне, является ли ваша пациентка с таким же именем, как у меня, моей матерью?

Заведующий заколебался, потом сказал:

— Я ничего не могу вам сказать, кроме того, что у нас есть пациентка с таким именем. Кстати, это имя довольно распространенное. Наверняка ваш отец сможет снабдить вас той информацией, которую вы хотите получить у меня.

Я взглянула на Саймона, и он проговорил с нажимом:

— И все-таки я думаю, что такая близкая родственница имеет право знать.

— Как я уже сказал, надо сперва доказать степень родства. Я не думаю, что мог бы нарушить слово, данное мною родственникам моих пациентов.

— Скажите мне хотя бы, — закричала я, уже не владея собой, — ее муж приезжает к ней регулярно, раз в месяц?

— Многие родственники наших пациентов навещают их регулярно.

Он холодно смотрел на нас, и я почувствовала, что он, как и прежде, остается непреклонным. Саймон уже был вне себя, но и ему не удалось растрогать заведующего.

— А увидеть ее?.. — начала я.

Но заведующий ужаснулся, поднял руку в знак протеста и резко произнес:

— Разумеется, нет. Это просто невозможно.

Саймон беспомощно посмотрел на меня.

— Тогда остается одно, — сказал он. — Вы должны написать своему отцу.

— Вот здесь, я думаю, вы совершенно правы, — заметил заведующий, поднимаясь из-за стола и тем самым давая понять, что он и так уделил нам достаточно своего времени. — Нашу пациентку доставил сюда ее муж; если он разрешит вам увидеться с ней, мы не будем возражать — разумеется, при условии, что она будет в состоянии принять вас, когда вы придете сюда. Вот и все, чем я могу быть вам полезен.

Он позвонил в колокольчик, и появился привратник. Нас вывели в комнату для ожидания.

Когда мы ехали обратно, у меня было ощущение, что все рухнуло. Саймон молчал, пока мы не отъехали от этого заведения примерно на милю. Тут он остановил лошадей. Мы стояли на дороге, обсаженной с двух сторон деревьями так, что, наверно, летом листва их сплеталась вверху и образовывала зеленую галерею. Сейчас сквозь чернеющие голые ветви просвечивало серо-голубое небо, резкий ветер гнал куда-то низкие облака.

Но я не ощущала порывов ветра; казалось, что Саймон тоже не обращал на это никакого внимания.

Он обернулся ко мне и положил руку на сиденье сзади меня, не прикасаясь ко мне.

— Вы в отчаянии после всего, что случилось, — сказал он.

— Что ж тут удивительного?

— Многое прояснилось, но не до конца.

— Все яснее ясного. У них есть Кэтрин Кордер. Он же сказал нам об этом.

— Но, может быть, она не имеет никакого отношения к вам…

— Слишком много было бы совпадений. Я еще, по-моему, не рассказывала вам, что отец раньше регулярно уезжал куда-то. И я тогда думала, что он ездит к женщине… — Я горько засмеялась. — А теперь я знаю, что он ездил в Уорстуисл.

— Вы так уверены?

— Что-то подсказывает мне, что это так. Помните, доктор Смит говорил, что он видел историю ее болезни, и он мне сказал, что она — моя мать.

Несколько секунд Саймон молчал, потом сказал:

— Кэтрин, это так не похоже на вас… Вы не должны отчаиваться.

Я заметила, что он не сказал «миссис», и интуитивно почувствовала, что это означает перемену в наших отношениях.

— А вы бы не впали в отчаяние, если бы такое обрушилось на вас?

— Лучший способ бороться с тем, что пугает вас, — это встретиться с опасностью лицом к лицу.

— Что я и делаю.

— Так. Как вы думаете, самое худшее, что может еще произойти…

— Это то, что в этом заведении появится еще одна Кэтрин Кордер. И ее ребенок родится там.