— Миссис Рокуэлл, — воскликнул он. — Вот это сюрприз!

— Я решила познакомиться с миссис Смит, пока ждала вас.

Он взял меня за руку и несколько секунд крепко держал ее. У меня было впечатление, что он хочет успокоиться. Затем он подошел к кушетке, где лежала его жена, и положил руку ей на лоб.

— Ты слишком взволнована, дорогая, — сказал он. — Она что, очень волновалась?

Он смотрел на Дамарис, и я не могла различить выражение его лица.

— Нет, отец. — Голос Дамарис прозвучал слабо, будто она была маленькой, не очень уверенной в себе девочкой.

Наконец он обернулся ко мне.

— Простите меня, миссис Рокуэлл. Я беспокоился сразу за двоих — за вас и мою жену. Вы ко мне? Вы хотите мне что-нибудь сказать?

— Да, — сказала я. — Я хотела бы поговорить с вами, Мне кажется, это важно.

— Очень хорошо, — ответил он. — Тогда надо пройти в мой кабинет. Пойдемте прямо сейчас?

— Да, если можно. — Я поднялась и подошла к кушетке, где лежала миссис Смит.

Я пожала ее холодную влажную руку и простилась с ней. Мне было непонятно, почему она так изменилась с приходом мужа. Было похоже, что она ушла в себя. Наверно, подумала я, он хотел отругать ее за то, что она так волновалась. У нее был вид набедокурившего ребенка.

Для него главное — забота о ее здоровье, подумала я. Да это и естественно. Если доктор так добр к своим пациентам, то к ней он, наверно, относится с особой нежностью.

Я попрощалась с Дамарис, и доктор повел меня вниз, в свой кабинет.

Он закрыл дверь и предложил мне сесть у письменного стола с круглой складной крышкой, потом сел сам. Я почувствовала себя лучше. Он выглядел таким мягким, что я верила: он обязательно мне поможет.

— Ну, так в чем же дело?

— Со мной происходят странные вещи, — вырвалось у меня. — Вы знаете о них.

— Да, — согласился он. — О некоторых из них вы мне рассказывали. Об остальных я узнал из других источников.

— Значит, вы знаете, что ко мне в спальню приходил монах?

— Я знаю, что вам это показалось.

— Значит, вы мне не верите!..

Он поднял руку.

— Давайте скажем пока так: я знаю, что вы видели его, если это вас успокоит.

— Меня не нужно успокаивать, доктор Смит. Я привыкла к тому, что люди верят тому, что я говорю.

— Не всегда легко поверить, — уклончиво ответил он. — Но помните, что я всегда готов помочь.

— Но послушайте, были случаи с занавесками, грелкой и плащом, перекинутым через перила.

— Это тот плащ, который сейчас на вас? — заметил он.

— Вы даже это знаете.

— Мне передали. Я ведь, знаете ли, слежу за вашим здоровьем.

— И вы считаете, что я придумала все эти вещи, что они имели место только в моем воображении?

Он помолчал, но я настаивала:

— Так ведь?

Он опять поднял руку.

— Давайте спокойно обсудим все это. Нам нужно спокойствие, миссис Рокуэлл. И вам — прежде всего.

— Я и так спокойна. Мне нужны люди, которые мне верят.

— Миссис Рокуэлл, я — врач, и мне приходилось сталкиваться со многими странными случаями. Я знаю, что могу быть с вами откровенным и говорить о разумных вещах.

— Так, значит, вы не считаете меня сумасшедшей?

— Зачем вы употребляете это слово? В этом нет нужды.

— Я не боюсь слов… во всяком случае, не больше, чем людей, которые одеваются монахами и разыгрывают меня.

Он помолчал несколько секунд, потом сказал:

— У вас сейчас трудное время. В вашем теле происходят большие изменения. Иногда в этот период меняется даже характер. Вы, наверно, слышали, что у некоторых женщин появляется странная привязанность к тому, к чему раньше они были совершенно равнодушны…

— Но это не причуда и не фантазия! — воскликнула я. — Пора уже сказать вам, что я здесь потому, что знаю, что вы с миссис Грантли обсуждали мой «случай», как вы бы выразились, и что вы оба решили, что я… не в своем уме.

— Вы это слышали? — я видела, что он ошарашен.

Мне не хотелось предавать тетю Сару, поэтому я сказала:

— Я знаю, что вы вдвоем это обсуждали. Вы не сможете этого отрицать.

— Нет, — медленно выговорил он, — это было бы глупо, правда?

— Значит, вы и она решили, что я помешанная?

— Ничего подобного. Миссис Рокуэлл, вы очень взволнованы. Ведь до беременности вас не так-то легко было вывести из себя? Вот вам уже одна перемена.

— И что же вы планируете сделать со мной?.. Упрятать меня в Уорстуисл?

Он молча смотрел на меня и даже не мог скрыть, что эта мысль была у него на уме.

Я была вне себя от бешенства… и страха. Я вскочила, но он тотчас оказался рядом, положил руки мне на плечи и заставил сесть.

— Вы не так меня поняли, — начал он, усаживаясь и разговаривая со мной ласковым голосом. — Мне так неприятно об этом говорить. Я очень привязан к семье, живущей в Ревелз, и меня глубоко огорчают трагедии, происходящие там. Поверьте, сейчас не стоит вопрос о том, чтобы послать вас в Уорстуисл… по крайней мере пока.

Я немедленно ухватилась за это.

— Так когда же?

— Пожалуйста, я прошу вас, успокойтесь. В этом заведении очень хорошо лечат. Вы же знаете, что я регулярно езжу туда. Вы находитесь в постоянном напряжении уже в течение нескольких недель. Я это прекрасно вижу.

— Я измучилась, потому что кто-то пытается представить меня истеричкой. Как вы осмеливаетесь говорить со мной об этом заведении! Вы, наверно, сами не в своем уме.

— Я только хочу помочь вам.

— Тогда узнайте, кто проделывает все эти вещи. Узнайте, у кого были костюмы монахов на празднике. Мы можем узнать, у кого сохранился один из них.

— Вы все еще не забыли этот злополучный инцидент?

— Естественно, я думаю об этом. С этого все началось.

— Миссис Рокуэлл… Кэтрин… я хотел бы быть вашим другом. Ведь в этом вы не сомневаетесь?

Я смотрела в эти темно-карие глаза, и взгляд их показался мне мягким и ласковым.

— Вы заинтересовали меня с того момента, когда Габриел привез вас в Ревелз, — продолжал он. — А когда на похороны приехал ваш отец, я понял, какие у вас с ним отношения. Это на меня очень, очень подействовало. Вы казались такой… уязвимой. Но я и так слишком откровенен.

— Я хочу услышать от вас, что вы можете еще мне сказать, — настаивала я. — Не утаивайте ничего.

— Кэтрин, как я хотел бы, чтобы вы мне доверяли. Я больше всего хочу помочь вам в это трудное время. Дамарис не намного моложе вас, и когда я увидел вас вместе, мне так захотелось, чтобы и вы были моей дочерью. Ведь моим желанием было иметь большую семью. Но вы уже теряете терпение. Позвольте мне просто сказать вам, что я всегда относился к вам как к родной дочери и надеялся, что вы будете доверять мне, а я смогу помочь вам.

— Самый лучший способ помочь мне — это узнать, кто нарядился монахом и пришел в мою комнату. Если вы найдете этого человека, мне не нужна будет ваша помощь.

Он печально посмотрел на меня и покачал головой.

— А что предлагаете вы? — Мой голос звучал требовательно.

— Только чтобы вы доверяли мне ваши проблемы… как своему отцу. — Он помедлил и, пожав плечами добавил: — Как вы сделали бы, если бы я был вам ближе, чем ваш собственный отец. Я бы с радостью защитил вас.

— Как, вы считаете, что кто-то мне угрожает?

— Что-то. Может быть, наследственность. Может быть…

— Я не понимаю вас.

— Я и так уже слишком много сказал.

— Никто не говорит мне всего до конца!.. Если бы я знала, что на уме у окружающих меня людей, я бы доказала вам, что вы ошибаетесь, считая меня… неуравновешенной.

— Но теперь-то вы верите, что я хочу вам помочь? Надеюсь, что вы будете считать меня своим другом, а не только доктором?

Я увидела по его глазам, что ему очень хотелось этого, и меня это тронуло. Он даже заметил, как равнодушен ко мне отец, да и я дала понять, что это равнодушие меня обижало. Он знавал меня уязвимой. Я никогда так не думала о себе, но сейчас начинала понимать, что так оно и было. Мне так хотелось, чтобы меня любили! Мне очень не хватало этого. Только дядя Дик любил меня, но его не было рядом со мной в этот тяжелый момент моей жизни. Доктор Смит предлагал мне свое сочувствие и вместе с ним что-то вроде отцовской любви, которой мне так недоставало.

— Вы так добры, — проговорила я.

По его лицу было видно, что он доволен. Он наклонился и похлопал меня по руке.

Потом вдруг стал серьезным.

— Кэтрин, — сказал он, хорошо взвешивая каждое слово, — недавно вы сказали мне, что хотите, чтобы я был с вами полностью откровенен. Я убедил вас, что забочусь только о вашем благе, не так ли? Я хочу, чтобы вы знали, что я многим обязан семье Рокуэллов. Я расскажу вам о том, что неизвестно другим. Просто я хочу, чтобы вы поняли, какую глубокую привязанность я испытываю к семье, членом которой вы теперь являетесь. Как вы помните, я рассказывал вам, что начал свой жизненный путь как нежеланный ребенок, бедный сирота, и только благодаря одному богатому человеку получил возможность заниматься любимым делом. Этот человек был из семьи Рокуэллов, точнее — это сэр Мэтью. Поэтому я никогда не забуду, что должен благодарить эту семью и особенно — сэра Мэтью.

— Понимаю, — пробормотала я.

— Он хочет, чтобы у него родился сильный и здоровый внук. Я присоединяюсь к этому желанию. Дорогая моя Кэтрин, вы должны полностью довериться мне и очень беречь себя. И позволить мне заботиться о вас. Есть еще одна, вещь, которой вы не знаете. И я сейчас в смятении — я не знаю, стоит ли говорить вам об этом.

— Вы должны сказать мне. Должны!

— Ах, Кэтрин! Возможно, когда вы услышите об этом, вы пожалеете, что настаивали. Я продолжаю сомневаться, разумно ли с моей стороны говорить вам об этом.