Отец был в холле, но обнял он меня еще более рассеянно, чем обычно.

— Бедное мое дитя, — проговорил он почти без всякого выражения. — Все это было так ужасно для тебя.

Но потом он положил руки мне на плечи и, отстранившись, заглянул мне в лицо. В его глазах засветилось сочувствие, и я впервые ощутила, что между нами существует истинно какая-то связь.

— Ну вот ты и дома, — сказал он. — Мы позаботимся о тебе.

— Благодарю, отец.

Фанни вставила:

— Грелка у тебя в постели. А то в последнее время тут прохладно — туманы.

Все это следовало понимать как необычайно теплый прием.

Поднявшись в свою комнату, я постояла у окна, глядя на торфяники: здесь все мне мучительно напоминало о Габриеле и Фрайди. И почему я решила, что в Глен Хаус мне легче будет все забыть, чем в Керкленд Ревелз?

Спустя день все вошло в привычную колею. Я встречалась с отцом только за едой, и мы опять не могли найти тему для разговора. Он не часто вспоминал Габриела, так как не хотел затрагивать больную тему. Потому мы испытывали истинное облегчение, когда обед или ужин заканчивался.

Через две недели после моего приезда отец опять уехал куда-то и вернулся домой ужасно расстроенный. Я поняла, что не смогу вынести жизнь в этом доме.

Я ездила верхом, ходила на прогулки и однажды отправилась к тому месту, где мы повстречались с Габриелом и Фрайди. Однако воспоминания приносили такую боль, что я решила больше там не появляться. Чтобы опять обрести душевный покой, мне нужно было прекратить думать о Габриеле и Фрайди.

По-моему, в этот день я приняла решение изменить свою жизнь коренным образом. Я ведь была, в конце концов, молодой вдовой со средствами. Я бы могла построить дом, нанять нескольких слуг и жить совершенно по-другому — иной жизнью, отличной от той, которую я вела и с отцом, и мужем.

Конечно, мне очень хотелось, чтобы рядом был настоящий друг, который мог бы посоветовать, что делать дальше. Будь дядя Дик дома, я бы доверилась ему. Я, правда, написала ему о том, что стала вдовой, но наши письма никогда не бывали ответами, слишком большие между ними были перерывы.

Я подумала было о том, чтобы отправиться в морское путешествие. Можно было бы договориться о встрече в каком-нибудь порту, и тогда я рассказала бы ему обо всем, что случилось со мной. Но несмотря на то, что я строила такие планы, на уме у меня была одна догадка, которая очень волновала меня, и если бы она подтвердилась, то все мои недостроенные планы рухнули бы… к моему восторгу.

Меня мучили сомнения, но пока о своих подозрениях я никому не говорила. Прошло несколько недель — и я посетила врача.

Я навсегда запомню, как сидела в его приемной: в окно светило солнце, и теперь я наверняка знала, что у истории моей встречи с Габриелом и Фрайди будет продолжение, хотя они и не примут в ней участие.

Как описать мое состояние? Мне предстояло пережить прекрасное событие.

Доктор улыбался мне, он был в курсе моих дел и считал, что для меня это был просто подарок судьбы.

— Сомнений нет, — подтвердил он. — У вас будет ребенок.

Весь остаток дня я лелеяла свою тайну. Мой собственный ребенок! Я была полна нетерпения — впереди были месяцы беременности, а я хотела ребенка… сейчас!

Вся моя жизнь изменилась. Я больше не размышляла над прошлым. Теперь я верила, что таким образом Габриел оставил мне свое утешение и что все было — было не напрасно.

Когда я оказалась в своей комнате одна, я вспомнила, что поскольку это не только мой ребенок, но и Габриела тоже, то если это будет мальчик — он станет наследником Керкленд Ревелз.

«Ну и что? — сказала я сама себе. — Нечего ему рассчитывать на это наследство. Я сама его обеспечу. Рокуэллы даже не узнают о его рождении. Пусть все достанется Люку. Мне все равно…»

На следующий день за завтраком я сообщила отцу об этой новости. Он был поражен, лицо его постепенно порозовело — я полагала, от удовольствия.

— Теперь тебе будет легче, — заметил он. — Благослови тебя господь. Лучшего для тебя ничего и не придумаешь.

Я еще никогда не видела его таким разговорчивым. Он сказал, что я должна немедленно известить Рокуэллов. Он видел, в каком плачевном состоянии находится здоровье сэра Мэтью, и, я полагала, он думал, было бы несправедливо, если Люк унаследует титул деда, когда на самом деле он должен перейти к моему еще не родившемуся сыну — если это будет сын.

Мне передалось его волнение. Я сразу направилась в свою комнату и написала Рут.

Это письмо далось мне нелегко, потому что мы с Рут никогда не были в дружеских отношениях, и я представляла себе, какой эффект произведет на нее эта новость.

Письмо вышло высокопарным, но лучшего я придумать так и не смогла:


«Дорогая Рут!

Пишу, чтобы сообщить тебе, что у меня будет ребенок. Мой врач только что уверил меня, что сомнений быть не может, и я посчитала, что семья должна знать, что вскоре в ней станет на одного человека больше.

Надеюсь, сэр Мэтью оправился после приступа. Я уверена, что он обрадуется новости о том, что у него появится еще один внук.

Я чувствую себя прекрасно, и надеюсь, вы тоже. Мои лучшие пожелания всем.

Твоя невестка

Кэтрин Рокуэлл»


Ответ от Рут пришел через два дня:


Дорогая Кэтрин!

Твоя новость нас удивила и обрадовала.

Сэр Мэтью говорит, чтобы ты приезжала в Ревелз немедленно, так как не может быть и речи о том, чтобы его внук родился где-либо в другом месте.

Пожалуйста, не отказывай ему в этой просьбе, сделай так, как он хочет. Твой отказ очень расстроит его. По давней традиции все дети в нашей семье должны родиться в нашем доме.

Пожалуйста, ответь мне тут оке, когда тебя ожидать. К твоему приезду все будет готово.

Твоя невестка

Рут».


Здесь же было письмо от сэра Мэтью. Почерк был немного неровный, но чувствовалось, что он искренне желает моего возвращения. Он писал, что скучает без меня. И для него не могло быть более приятной новости в это печальное для него время. Он просил не разочаровывать его. Итак, мне необходимо было возвращаться в Керкленд Ревелз.

Я понимала, что он прав. Надо было возвращаться.

Рут и Люк приехали на станцию Кейли встретить меня.

Они встретили меня с подчеркнутым радушием, но я совсем не была уверена, что они действительно рады видеть меня. Рут была спокойна, а Люк, мне показалось, немного потерял свою веселость. Привыкнув ощущать себя наследником того, к чему он так стремился, в один прекрасный день он обнаружил, что на его пути может появиться еще один претендент. Можно было представить его состояние теперь. Тут уж все зависело от того, насколько сильно он жаждал наследства.

По дороге домой Рут заботливо справлялась о моем здоровье. Меня охватило волнение: вот мы проехали торфяники, въехали на старый мост, я увидела вдали развалины монастыря и, наконец, само поместье Ревелз.

Мы вышли из коляски, прошли через галерею, и мне почудилось, что злые физиономии бесов осветились самодовольством, злорадно усмехаясь: ну что, ты думала, что убежала от нас?

Но входя в этот дом снова, я ощущала в себе уже новые силы. У меня теперь было кого любить и защищать. Пустота исчезла из моей жизни, и душа моя была снова открыта для счастья.

Глава IV

Когда я вошла в дом, сэр Мэтью и тетя Сара уже ждали меня. Оба бросились меня обнимать и обращались со мной с такой осторожностью, будто я была создана из фарфора. Это заставило меня улыбнуться.

— Вы меня не разобьете и не сломаете, — заметила я, — и это сразу настроило всех на нужный лад.

— Твоя новость… такая прекрасная новость! — бормотала тетя Сара, вытирая глаза, хотя я не видела в них ни слезинки.

— Для нас это так важно, — сказал мне сэр Мэтью. — Это такое утешение.

— Мы уже говорили ей об этом, — вставила Рут. — Правда, Люк?

Люк улыбнулся, к нему вернулось его прежнее дружелюбие.

— Правда, Кэтрин? — спросил он.

Я не ответила ему, а просто улыбнулась.

— Кэтрин, должно быть, устала и хочет подняться в свою комнату, — заметила Рут. — Распорядиться, чтобы тебе прислали чай наверх, Кэтрин?

— Да, это было бы кстати.

— Люк, позвони, чтобы пришла служанка. Пошли, Кэтрин. Твой дорожный сундук уже наверху.

Сэр Мэтью и Сара вслед за Рут и за мной поднялись по лестнице.

— Я поместила тебя на втором этаже южного крыла, — объяснила Рут. — Тебе нужно поменьше ступенек, да и комната эта очень приятная…

— Если она тебе не понравится, — поспешил добавить сэр Мэтью, — ты сразу же должна сказать нам, дорогая.

— Вы очень добры, — ответила я.

— И ко мне ты будешь поближе, — голос Сары звенел от волнения. — Это будет прекрасно… на самом деле!

— …Мне кажется, я выбрала самую подходящую комнату, — закончила Рут.

Мы прошли певческую галерею и поднялись по лестнице на второй этаж. Потом прошли короткий коридор с двумя дверьми. Рут распахнула вторую дверь — за ней и оказалась моя комната.

Она была почти точной копией той, в которой мы жили с Габриелом — даже туалетная комната была такой же. Из окон были видны лужайки перед домом и монастырь. Значит, комната была расположена точно так же, только двумя этажами ниже.

— Очень приятная комната, — заметила я. С украшенного потолка на меня смотрели херувимы, изображенные вокруг люстры в центре. У меня была кровать с пологом, как и почти все остальные в доме, наверно. Полог состоял из голубых шелковых занавесей около кровати, и в тон им были голубые камчатые шторы на окнах. Ковер был синего цвета. В комнате был огромный камин, шкаф для одежды и несколько стульев, а также дубовый сундук, над которым висела медная грелка для постели. На хорошо начищенной медной поверхности лежал красноватый отблеск от вазы с красными розами, которые, как я уже догадалась, поставила здесь Рут.