Совершенно очевидно, Дункан тоже считал, будто я никогда не делаю ничего, что он предлагает. Когда я сказала ему, что записалась в программу, он поперхнулся лимонадом и попытался меня отговорить, утверждая, что подобная авантюра не для таких, как я. Его послушать, это довольно экстремальное занятие, а еще … ну… вроде как фальшивка. Привлекает худших из худших. По утверждению Дункана, настоящие хардкорные ходоки знают, что делают, и сами организуют свои походы А «ГТВ» – для хардкорных подражателей. Для тех, кто не хочет изучать местность, или покупать правильную экипировку, или взаправду тратить время, чтобы разобраться, во что ввязались, – они просто хотят записаться и пойти. И все потому, что они не просто сорвиголовы, а ленивые сорвиголовы.

Я глянула на Джейка:

– Ты тоже записался.

– Я с трех лет ходил в походы с отцом. У меня уйма опыта. Плюс хорошая координация.

– А у меня, по-твоему, плохая?

Он склонил голову набок. Да. Именно это он и хотел сказать. И он не ошибался.

– Я тоже была в походе, – сказала я наконец.

– Когда? – вскинулся он.

– В старших классах мы с бойфрендом ездили в Колорадо.

– Это не поход. Это – ночевка на природе. Держу пари, вы ели белый хлеб с «нутеллой».

– А вот и нет! – возмутилась я. – Мы ели вяленую говядину. И сухие галеты.

– Суть в том, – не унимался Джейк, – что тебе этот поход не по зубам.

– Мою заявку приняли. Меня взяли.

– Потому что им наплевать, погибнешь ты или нет.

По правде говоря, в походах по этой программе несколько человек погибло – или по крайней мере покалечилось. Дункан погуглил их в надежде убедить меня записаться вместо этого похода в программу «Пешего туризма» или во что-то еще более нормальное и разумное. Но я не хотела ничего нормального и разумного. Я хотела сумасбродного и неблагоразумного. Мне хотелось поразить всех, включая себя саму. Моя собственная шоковая терапия.

– У них теперь новая администрация, – сказала я.

– А по-моему, им нравится, что у них люди гибнут, – сказал Джейк. – Эти ребята заняли нишу хардкорных подражателей, и явная угроза жизни участников только увеличивает привлекательность «ГТВ». Для сумасшедших.

Это про меня? Возможно.

Я подписала с пятьдесят разных отказных документов, где говорилось, что «ГТВ» не несет ответственности за возникновение какой-либо ситуации с возможной угрозой для жизни, в какую я могу там попасть, включая нападение медведя, лавины, гипотермию и диарею со смертельным исходом.

По логике, все в этой программе должно было меня оттолкнуть. «ГТВ» был печально известен тем, что выбирал самые крутые склоны, самые каменистые тропы и самые отдаленные и глухие места любого национального парка. Наберите в Гугле «ГТВ», и вам выпадут десятки статей про сломанные ключицы, оползни, нападения медведей, пропавших путешественников и гипотермию. Вот как авторы программы стали святыми покровителями психов, искателей острых ощущений и тех, кому больше нечего терять. Стоит ли говорить, что ко мне все это не относилось. Господи боже, я же учительница в начальной школе!

Я ушам своим не верила, слыша этот тон Джейка.

– Почему ты меня об этом спрашиваешь? Ты-то тут при чем?

– Да вроде как при всем. Раз уж я тоже в поход иду.

– Я тебя об этом не просила!

Он заткнулся и отвел взгляд.

– Я намерена получить Сертификат.

– Думаешь, попадешь в этом походе в тройку лучших? – спросил он, а его тон подразумевал: «Ты серьезно?»

– Да.

– А вот я сомневаюсь. Думаю, тебе повезет, если вообще выживешь.

– Это потому что ты видишь перед собой старую версию меня. Вот это, – я похлопала себя по затылку, – прошлая версия меня. А вот та, какой я собираюсь стать – совсем другое дело. На нее ты не посмеешь смотреть свысока. Она глаза тебе выцарапает и своей собаке скормит.

– Жду не дождусь, когда с ней познакомлюсь.

– Она тебе жизнь покалечит, приятель.

– Не сомневаюсь.

И, несмотря на бессовестную насмешку, в его голос вкралась тихая хрипотца. Такая, что мне невольно пришло в голову – а вдруг он взаправду думает, что новая я на такое способна.

Глава 3

Выбираясь на окраины, мы приумолкли. Джейк читал свою книгу про китов и дал мне сосредоточиться на том, чтобы преодолеть эстакады и объездные пути, которые в Бостоне настолько запутаны, что мой бывший муж Майк любил шутить – мол, их прокладывали хорьки.

Бывший муж. У меня ушла уйма времени, чтобы свыкнуться с коротким словом «муж», а на прилагательное «бывший» потребовалось еще дольше. При мысли о нем в груди у меня привычно защемило: точно все горести прошлого года по-прежнему со мной, словно все схлопывается – моя личная межгалактическая черная дыра.

Майк. Он стоял за этим сумасшедшим походом, хотя бежала я не столько от него, сколько от человека, каким стала после нашего брака. За прошлый год я встречала десятки женщин, которые клялись, мол, развод – это лучшее, что с ними случалось. Пришла пора, давно пришла пора стать одной из таких женщин. Мне нужно сделать что-то дикое, ошеломляющее, хотя я до сих пор не понимаю, как я решилась на программу выживания в дикой местности.

Задним числом все кажется слишком уж буквальным.

Но я сама выбрала такое лекарство и намеревалась, черт бы меня побрал, сделать все как следует.

Я прокрутила в голове список моих целей на ближайшие несколько недель. Я и в самом деле потрудилась записать их на листке из старого блокнота. Самым аккуратным и мелким почерком я написала: «В дикой местности я планирую», а ниже составила список с оптимистичными квадратиками, чтобы ставить в них галочки:

□ Обрести глубокую духовную связь с природой

□ Раздвинуть границы своих физических и эмоциональных возможностей

□ Восстать из пепла как феникс

□ Чертовски закалиться

□ Стать потрясающей

□ Надрать зад этой вашей «дикой местности»

□ Заслужить чертов Сертификат.


Я правда очень хотела получить Сертификат.

Я правда очень хотела стать человеком, который смеет хотеть получить Сертификат и не казаться при этом бесконечно нелепым.

Я правда очень хотела получить клочок бумаги, который наконец доказал бы, что у меня все хорошо.

Мне просто хотелось проявить себя. Проявить себя компетентной. И крутой. И в конечном итоге стать кем угодно, но не самой собой. Я устала, что я вечно в раздрызганных чувствах. Я устала быть растоптанным цветочком. Мне хотелось быть потрясающей. Разве я о многом прошу?

Послав заявку, я первым делом решила составить список целей и перетрясла несколько коробок в подвале, пока не нашла идеально подходящую бумагу: листки из блокнота со времен колледжа, где сверху было вытеснено «ХЕЛЕН КАРПЕНТЕР». На данный момент лучшим в разводе было то, что я вернула себе прежнюю фамилию. Потому что знаете, какая была у Майка?

Тягомот. Ладно, изначально, в старосветском варианте она звучала как Тяг-О’Мот. Но даже носители этой фамилии сдались и перестали пытаться поправлять людей.

Удивительно, что я вообще согласилась взять такую фамилию. Так легко было бы остаться Карпентер. Но Майк хотел, чтобы у нас была одна фамилия, мол, иначе это будет не настоящая семья. А я, честное слово, хотела создать с ним семью. Разве это не разумное решение, когда начинаешь жить с кем-то? Пытаешься ему угодить и чертовски надеешься, что он попытается угодить в ответ?

Дункан постоянно дразнил меня фамилией. Я закатывала глаза, но без толку было отрицать, что это шаг вниз. Как говорящие имя и фамилия Хелен Тягомот звучали просто ужасно. Я пыталась воспринимать это как вызов лично мне: необходимость всеми возможными способами доказать, что я не тягомотная. В конечном итоге я потерпела неудачу: Хелен Тягомот обернулась жиденькой версией Хелен Карпентер. Хотя едва ли виновата фамилия. Нужно гораздо больше, чем фамилия, чтобы позволить себе упасть так низко.

Поэтому и список, и бумага, на которой он был написан, казались мне своего рода поворотным моментом, хотя в последнюю минуту я и отрезала верхушку страницы с именем – ради анонимности. Одежды с карманами у меня не нашлось, поэтому я хранила список сложенным в лифчике, упиваясь и шершавостью бумаги, натиравшей кожу там, где она нежнее всего, и смутной шаловливостью, что использую нижнее белье как карман. Вот так, друзья, я и отправилась в дикие леса: с памятью о женщине, которой некогда была, и простым списком целей для бросающей вызов смерти супергероини, которой планировала стать, списком, сложенным вчетверо и заткнутым в чашку третьего размера.

В этот момент, будь я в машине одна, как и планировалось, я сунула бы руку за воротник, чтобы вытащить листок – хотя бы ради удовольствия его созерцать. Но я была не одна. И где-то под Фрэмингхэмом человек, мешавший мне быть одной, дочитал свою книжку, захлопнул ее и решил опять поболтать.

– Кстати, мне понравилась улыбка, которой ты мне тогда улыбнулась, – ни с того ни с сего заявил он.

Я вздрогнула от удивления при звуке чужого голоса.

– Какая еще улыбка?

Он махнул за спину на город.

– Ну… там… Ты мне там улыбнулась.

– Разве? – переспросила я. – Вот уж не собиралась.

– Знаю. От этого она еще лучше.

– Ладно.

– А больше я, по-твоему, не получу? – спросил он. – Она ведь как солнышко была. – Он явно что-то задумал. – Ну я просто так говорю. Тебе надо больше улыбаться.

– Я все время улыбаюсь, – сказала я без улыбки. – Я постоянно улыбаюсь. С того момента, как просыпаюсь, и до того, как ложусь спать. Иногда у меня щеки сводит, так много я улыбаюсь.

Он уловил шутку, но не понял – вдруг я отчасти всерьез.

– Я на пальцах одной руки могу сосчитать, сколько раз я видел, чтобы ты улыбалась, – сказал он. – Включая вечер твоей свадьбы.

– Ты меня только рядом с Дунканом видел, – сказала я. – А он выводит меня из себя.

– Вот уж точно, – согласился он. – Ты – самая злющая старшая сестра, какую я только знаю.