– Я – Мэйсон, – сказал он. – Учусь на первом курсе в Университете Северной Каролины, вашу программу я оплатил, взяв кредит в колледже, и я надеюсь на «околосмертные переживания» 3.

– Сколькие из вас тут брали кредит? – спросил Беккет.

Почти все руки поднялись. Еще одна причина, почему тут столько студентов: взрослым гораздо труднее получить кредит на что-либо.

– Я – Кейли, – сказала одна девушка, когда руки опустились. – Учусь на втором курсе в университете Оберн, состою в «Пи Фи» и надеюсь вернуться заправской культуристкой.

Вот это задало тон. Один за другим детишки вскакивали и выдавали ответы по той же схеме. Имя, возраст, университет, греческие буквы из названия студенческих обществ и цель поездки в десяти словах или меньше. Все они учились на втором или первом курсе. Все учились в крупных южных университетах. Мальчики надеялись на соприкосновение со смертью, а девочки все до одной – на брутальные недели в дикой местности, после которых вернутся, основательно подтянув тело. Каждый тут был по идиотской причине.

То есть все, то есть кроме меня и, наверное, той девочки по имени Уинди. И, возможно, Джейка. Хотя, – пришло мне вдруг в голову, – я понятия не имею, зачем он тут.

Я тянула время. Моя жизнь не укладывалась в их схему, и я панически боялась, что придется сказать об этом перед всеми. Я решила, мол, подожду, что скажет Джейк, и, возможно, что-нибудь у него сворую. Но Джейк тоже не собирался добровольно что-то выдавать. Он, казалось, ждал меня.

Когда высказались все, кроме нас двоих, Беккет оглядел собравшихся:

– Ну? Кто следующий?

– Она. – Джейк указал на меня.

Все повернулись ко мне – парни в кожаных куртках, в футболках с надписью «ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА», с ожерельями из акульих зубов на шее, девочки с противоестественно загорелыми лицами и губами, намазанными блеском. Я оглядела группу. Мягко говоря, не те, кого я ожидала. Возможно, я сама себя обманывала, учитывая, сколько всего наговорил Дункан о тех, кто записывается в подобные походы, но я ожидала увидеть заправских хиппи. И фанатов жизни на природе. Тех, кто делает покупки в магазинах здорового питания. Читает журнал «Аутсайд». Поклонников одежды из конопли. Спортсменов. Возможно, поэта-другого. А вместо этого меня окружали ребятишки, каких видишь на весенних каникулах в реалити-шоу. Пугающе фотогеничных юношей и девушек, эгоцентричных и бессердечных, – все мы такими бываем, пока жизнь нас не потрепала.

Моя очередь. «Кто я? Почему я здесь?»

Секунды тикали. Детишки пялились.

Наконец я выдавила слова – вообще первые, какие в голову пришли.

– Меня зовут Хелен. Я не учусь в колледже. То есть больше не учусь. Я уже закончила. Много лет назад. Но, когда я была в вашем возрасте, я училась в Вассаре 4, но я не состояла ни в одном обществе, потому что у нас их не было.

Тут они перестали меня понимать. Я была существом с другой планеты.

– Мне тридцать два года, – продолжала я, все глубже роя себе яму, – и в прошлом году моя жизнь пошла под откос.

Детишки моргали, точно в буквальном смысле понятия не имели, как чья-то жизнь может пойти под откос. Но такого просто не могло быть. Каждая девушка, как бы тщательно ни подводила глаза карандашом, хотя бы когда-то сталкивалась с разочарованием или утратой. И чем старше становишься, тем больше про это знаешь. Возможно, не в том дело, что они ничего не знают, возможно, они просто знают слишком мало.

Что-то в их бессмысленных взглядах принудило меня попытаться до них достучаться, хотя, разумеется, это противоречит физике человеческой жизни: люди не способны понять какие-то вещи, пока не сумеют их понять.

– Если уж на то пошло, у меня был развод, – услышала я собственный голос. – Мы пытались завести семью, но не получилось.

Мой взгляд скользнул мимо Джейка, который едва заметно качал головой, словно говоря: «Не надо! Перестань!»

Но я не могла. Я уже не могла остановиться. Они притихли. Я их поразила – и не в лучшем смысле, и слова сыпались у меня изо рта, я просто не могла заткнуться, пока не выговорюсь, не достигну своего рода катарсиса.

– Я помню учебу в вузе. – Я понизила голос под стать тишине в комнате. – Я была безумно влюблена в одного парня, который был мне далеко не ровня. Красив, как греческий бог, а я – просто обычная, чуть неловкая смертная. Не мое дело было питать к нему какие-то чувства, но как-то он подхватил меня, когда я споткнулась на лестнице, и я не могла выбросить это из головы. Как-то в библиотеке я посмотрела на него и решила, что после церемонии вручения дипломов я его поцелую. До этого было еще три года, но я торжественно себе поклялась, что это сделаю. И не потому что от этого он внезапно в меня влюбится. Я собиралась сделать это для себя самой. Себе в подарок. Поскольку я собиралась сохнуть по нему так долго, вообще ничего из этого не получив. Я раз за разом воображала себе эту сцену. Планировала различные варианты. И знаете что? – Мой взгляд уперся в пол, и я не подняла его и не стала ждать ответа. – Церемония прошла, а я ничего не сделала. Нельзя сказать, что я струсила. Просто в тот день я осознала, что реальность испортит фантазию. А я предпочитала фантазию. И знаете что еще? С год назад я столкнулась с ним на автозаправке и даже не поздоровалась. – Наконец я подняла глаза. – Вы пока этого не понимаете, но такова, по сути, жизнь: нарушение обещаний себе самим.

С этими словами я провалилась на самое дно. Моя попытка катарсиса и искупления – сказать что-нибудь мудрое и полезное для них – канула в тишину, какая наступает, когда сумасшедшая кошатница рассказывает, как ее мистер Миттенс однажды съел таракана. Наверное, если обсуждаешь жизненные проблемы только со своей злобной собакой, у которой крысиный хвостик, с людьми непременно потом пойдет наперекосяк.

По всей видимости, как раз в этом я и нуждалась – в сокрушительно неловком молчании и в том, чтобы внезапно увидеть себя во всей красе глазами группы незнакомых людей. Мне надо было потерять всякую надежду, и это так или иначе меня освободило.

– Вот почему я здесь, наверное, – сказала я наконец. – Чтобы стать сильнее и жестче. Чтобы меньше переживать. Подняться из пепла моего существования как действительно крутой феникс и показать жизни фигу.

После чрезмерно долгой паузы Беккет повернулся к Джейку.

– О’кей, – сказал он, растягивая «эй», словно бы говоря: «Вот уж свихнувшаяся тетка!» – Что насчет тебя?

Мы все повернулись к Джейку. Именно тогда я впервые увидела его – в контексте – и заметила, что выглядит-то он не как остальные парни. Все они были в бейсболках и холщовых шортах, в просторных рубахах. Невзирая на индивидуальные вариации в габаритах, цвете и длине волос – они все были почему-то схожие, мальчишеские версии девчонок. Но Джейк – в красной винтажной гавайской рубашке, в потертых штанах цвета хаки и сандалиях. На голове у него была видавшая виды хлопковая шляпа, какую носят рыбаки, к тулье была приколота самодельная мормышка – в такой шляпе ему следовало бы выглядеть совершенно по-идиотски. Но почему-то нет. Возможно, дело было в мышцах под рубашкой. Или хипстерские очки делали его похожим на кинозвезду в духе Гарри Гранта. Или самой своей нелепостью шляпа, без тени сомнений, доказывала, что ему правда наплевать, что о нем думают. Но все собравшиеся, включая меня, подумали разом то же самое: этот парень будет тут верховодить.

Джейк сверкнул собравшимся широкой, кокетливой улыбкой.

– Почему я здесь? – Тут он ткнул в мою сторону большим пальцем и произнес: – По той же причине, что она.

Собравшиеся разразились громким, разряжающим напряжение смехом. Даже я с минуту смеялась. Пока не поняла, что смеются-то тут не вместе со мной.

– Нет, правда, – сказал тогда Джейк, и остальные притихли. – Серьезно. – Он огляделся по сторонам. – Я согласен с рыжей. – Он чуть прищурился, глядя на меня. – Или рыже-русой. – Оставшиеся смешки стихли, и кое-кто из ребятишек посмотрел на меня. – Она – прости, не расслышал твоего имени, – не так уж не права. Жизнь всем наподдаст под зад. Всем нам. Включая меня. И, наверное, я тут, чтобы научиться это пережить. И принимать это по-мужски. Или, может, научиться чуток давать сдачи. – Он посмотрел на меня. – Как она. – И этим, возможно, даже одним только взглядом он меня спас. – Да, кстати, меня зовут Джейк, – добавил он. – И я не учился в Вассаре. Но я только что закончил Гарвард.

Второй раз в комнате воцарилась тишина – но на сей раз благоговейная. В тот момент Джейк официально стал нашим альфой. Для ребятишек – потому что был крут, уверен в себе, клевый и дружелюбный и только что диплом получил – что, по сути, делало его самым старшим. И для меня тоже. Потому что потрудился спасти меня даже после того, как я весь день скверно с ним обходилась.

А вот Беккет не желал, чтобы альфой был Джейк. Он тут же вскочил, чтобы отвоевать себе место лидера, и, когда Джейк снова сел, требовательно вопросил голосом, который вдруг прозвучал на пару тонов ниже:

– Кто-нибудь знает, где мы?

Детишки все как один оглянулись по сторонам. Разве кто-то может не знать, где мы?

– И, что важнее, – продолжал Беккет, увидев, что завладел нашим вниманием, – кто-нибудь знает, куда мы идем?

– В дикую природу, – сказал парень.

– В глухие места, – предложил другой.

– В задницу мира, – подбросил третий.

– Мы в Диснейленд идем? – спросил Беккет, оглядывая группу.

– Нет, – ответили все хором, уловив, что от них требуется.

– Верно, – согласился Беккет. – Там, куда мы идем, полная противоположность Диснейленда. Мы идем на хребет Абсарока. Кстати, произносится не так, как пишется. А ну, повторяйте: АБ-СОАР-КА.

– Аб-соар-ка, – послушно повторили мы хором.

– Самый крутой, самый дикий, самый кровожадный хребет в США. Он вас прожует и, как косточки от вишен, выплюнет. Это развлечение не для детей, детки. Если надеетесь выжить, – тут он сделал паузу, подчеркивая свои слова, – следуйте моим правилам. Буквально.