Для моей тетушки он соорудил шляпу из белых перьев. Это было настоящее произведение искусства. Я гордилась Юлианой. Она выглядела, как на картине!

Когда я вернулась в Эннс, Лизи там уже не было. Она вместе с генералом уехала в Венгрию. Потом она его бросила: он был слишком груб с ней. А Лизи, с ее трудолюбием, добилась того, что стала владелицей косметической фирмы в Будапеште и превратилась в состоятельную преуспевающую даму.

Ты хотела знать, почему я тогда не осталась в Эннсе. Первая причина — здесь не было вакансий. Два года я работала учительницей пения в доме у принцессы Валери. Мы много музицировали. Постепенно я начала давать публичные концерты и имела успех. Но затем мне захотелось узнать жизнь, посмотреть чужие страны, услышать другие песни, попробовать другие блюда, познакомиться с новыми людьми. Я решила: прочь отсюда! И тогда я совершила рискованный поступок: поступила в женский оркестр, с которым стала ездить по всему миру.

Женские оркестры — и сейчас большая диковинка, а тогда вообще… Из-за билета на наш концерт частенько вспыхивали драки. Я могла бы написать с десяток томов о приключениях того времени. Да, трудно было, но так интересно!

Спустя некоторое время я уже гастролировала как солистка, пианистка-виртуоз. Раньше в оркестре я играла на скрипке. Я научилась также играть на трубе, но моей страстью всегда было фортепьяно. Пианист — это свободная профессия, можно делать что захочется.

У меня были высокие гонорары. За год я зарабатывала столько, сколько учительница может заработать за всю свою жизнь.

Дважды мне пришлось играть перед императрицей, причем она даже не знала, кто я такая. Забавная ситуация. Но меня это веселило. Ты знаешь ведь, каким идолом она была для меня. Я даже причесывалась, как она, собирала все се изображения, вырезала из газет все статьи о ней. В особом дневнике, посвященном императрице, я записывала истории об интимных сторонах ее жизни, услышанные мною от Валери, эти сплетни о Гедёллё, о поездках императрицы в Ирландию и в Англию и прочее из придворной жизни. Я мысленно рисовала себе картины наших возможных встреч — в Вене или Баварии, ломала голову, могу ли я просить Валери представить меня ей.

Но после трагедии с Майерлингом, после смерти кронпринца Рудольфа и той роли, которую во всей этой истории сыграла Мария Лариш, я перестала думать об этом. Я сказала себе, что пора поставить точку в историях с морганатическими племянницами, и думаю, что была права.

Я также покончила с верховой ездой, ибо что по сути представляет собой верховая езда? Навязывание собственной воли невинному доброму животному, а это мне претило. Охота также не доставляет мне радости. Жаль зверей — я предпочитаю видеть их живыми и восхищаюсь их красотой. Кроме того, я боюсь упасть с лошади и повредить руку. Тогда бы я не смогла больше играть на рояле.

Ты знаешь, Аннерли, я имею довольно большой успех, и у меня нет надобности обращаться за помощью к своим всемогущим родственникам. Все, чего я добилась, я сделала собственными руками и своей головой. Этого у меня никто не отнимет, и я горжусь этим.

Процесс против мсье Хюбша мы выиграли. Конечно же, он обманул меня. На восстановление справедливости ушли годы, но он был изобличен. Разумеется, он не покончил с собой. Он никогда не был человеком чести. В конце концов моя мать оставила его. Она получает хорошую ренту, на которую можно безбедно жить. Сейчас она совершенно свободна, может путешествовать по свету… Ты ведь ее знаешь: она часто бывает в Эннсе.

Тебя наверняка повеселила история о том. как мне примеряли платье для верховой езды. Сейчас, кстати, все носят платья с турнюрами — тут Валери была совершенно права. Кринолины исчезли, вслед за ними в вечность канет и корсет. Мы с тобой еще застанем эти времена.

С тех пор я больше не затягивала себя в корсет, благодаря чему меня успешно миновали многие болезни: блуждающая почка, застой селезенки, сдавливание желудка, головокружения, обмороки, удушья, усталость, деформированная грудная клетка. Я могу есть все, что хочу, мне больше не становится плохо после второго глотка, как было раньше. Я могу танцевать ночи напролет, совершать прогулки, не боясь в любой момент подцепить простуду. Я ни разу не отменила ни одного концерта.

Несмотря на то что я не пользуюсь корсетом, я сохранила хорошую фигуру. Когда мое тело стало развиваться, я из шелка сшила лифчики с двумя бретельками для поддержания груди. Такие же я сделала и для твоей мамы, когда она забеременела тобой. Я и тебе, Аннерли, рекомендую такую вещь, если у тебя в этом есть необходимость. Забудь о корсете! Выбрось в камин! Сожги! Нельзя калечить себя только для того, чтобы нравиться мужчинам! И не бойся: тебя не сочтут старомодной, если ты поступишь таким образом. Представь себе, знаменитая актриса фройляйн Рейнхольд два года тому назад уже носила костюм без корсета. И это на сцене Бургтеатра в Вене, в присутствии императора! Вот это триумф!

Да, время идет вперед. Можешь себе представить, на что будут способны женщины, если их больше не будут шнуровать, как пакеты? Тогда между женщиной и мужчиной в том, что касается их способностей, не будут делать различия. Более того, вот что я тебе скажу: если бы в течение столетий мужчин так же варварски затягивали в корсет, как женщин, то именно они были бы сейчас слабым полом.

Ты меня спрашивала, дорогая Аннерли, почему больше не существует „Черный орел“. Это печальная история, но все-таки я расскажу ее тебе. Слушай.

Твоя матушка опять оказалась в положении, и твой отец, ради забавы, в надежде, что родится сын, скупил большие площади лесов на берегу Эннса. А поскольку сейчас все строятся как сумасшедшие, он начал торговать лесом с размахом. В горах повалили много леса, а тут вдруг началось наводнение, какого здесь никогда не было. Поток был такой силы, что однажды ночью затопило все склады, и драгоценные породы древесины унесло водой. От страха твоя мать потеряла ребенка. Твой отец нарушил контракты, наделал долгов и вынужден был продать все, что у него осталось, новому банку. С тех пор он держит офицерское казино, из которого он, как ты сама знаешь, быстро сделал лучший в Эннсе ресторан.

От былого состояния осталось всего ничего, поэтому твоя матушка хочет выдать тебя замуж и нашла для тебя „хорошую партию“: человека, которого ты терпеть не можешь и до смерти боишься. У тебя есть на то все основания. Знаешь, я всегда любила твою матушку, но у нее есть одна страсть — сводить людей. Тогда, двадцать лет тому назад, она хотела сосватать меня, а теперь на очереди — ты.

Но, дорогая Аннерли, ей это и на сей раз не удастся. И сейчас я поведаю тебе один секрет. Я оставила на хранение в банке, который помещается в здании, где находился „Черный орел“, шкатулочку, в которую положила бриллиантовое украшение, подаренное мне в Санкт-Петербурге русским царем.

Я оценила его здесь, в Вене, у придворного ювелира Кехерта. Если удачно продать его, то можно получить не меньше девяти тысяч гульденов. И это будет мой подарок. Посоветуйся с Эрминой Фришенбах. Она держит табачную лавку на Главной площади. Эрмина любит свое дело, знает все сплетни Эннса. Она в курсе всего, что происходит в городе, посвящена во многие секреты. Эрмина поможет тебе.

Ты пишешь, что хочешь учиться вокальному мастерству. Дорогая Аннерли, ведь мы когда-то музицировали вместе. Я помню твое высокое серебристое сопрано — совсем как у моей матери и у меня. Но, на твое счастье, твой голос крепче моего. Ты могла бы петь в опере. Не робей, дорогая моя, мечты сбываются.

Ты можешь учиться у лучших мастеров, и перед тобой откроется весь мир. Поверь мне, жизнь прекрасна, если ты занимаешь в ней свое место как художник, как артист. Все будут у твоих ног. А если случится так, что ты полюбишь, то лучше, чтобы это произошло как можно позже. Выйти замуж и родить детей ты всегда успеешь. И чем позже ты их произведешь на свет, тем дольше продлишь свою молодость.

Если бы я тогда, в свои пятнадцать лет, вышла замуж, я сейчас была бы уже бабушкой, как Эмзи Кропф или Галла Пумб. Ты знаешь их, они такого же возраста, как и я. Но выглядят они, как мои тетки, продолжают утягиваться, падают в обмороки, все в морщинах. От их молодости не осталось и следа.

Да, моя дорогая Аннерли, только с годами понимаешь, как надо строить свою жизнь.

Сейчас, оглядываясь на прошлое, я поняла, что Габор был для меня просто увлечением. Моей настоящей любовью был некто другой. Угадай, кто? Я много о нем рассказывала: карие глаза, черные, как смоль, гладкие волосы, римский нос, классический профиль, божественная выправка, а смех — иногда мне хочется сравнить его с голодным волком. Ты уже угадала? Да, это Аттила Надь.

Это он тогда, во время венгерской вечеринки, дотронулся под столом своей рукой до моей ноги. Потом он мне признался в этом. А когда я уехала из Эннса — нет нужды говорить, что потом мы сблизились.

Дело в том, что в 1875 году он женился на белокурой Венере — не на лошади, конечно, а на ее владелице, богатой вдове фрау Хольтер. Он намного моложе ее, но вместе они смотрелись очень элегантной парой. У них был большой гостеприимный дом. Вначале все шло хорошо. Но потом он стал часто отлучаться из дому — человек военный, бесконечные маневры, ты понимаешь. Неделями она не видела его. И вот однажды, неожиданно вернувшись домой, он обнаружил в супружеской постели сына учителя черчения Шпитца. Такое вероломство несовместимо с честью офицера. Дело дошло до развода, Аттила покинул город — вот почему ты его не знаешь.

Долгое время я ничего не слышала о нем. В июне я выступала в Монако и однажды после концерта обнаружила в моей артистической уборной гору букетов из роз, лилий и гвоздик, а на туалетном столике лежала карточка: „Страстный поклонник из давних времен ожидает вас у входа на сцену“.