Луи Бриньон - Саракамуш

– Он разве не понимает, что мы все любим его? Да, плохо поступили…очень плохо поступили…но мы ведь его всегда любили…почему он просто не может выслушать нас? Один раз выслушать? Разве мы жили счастливо? Совесть? Как будто его совесть не мучает?! Бросил нас и ушёл…

Рипсиме вошла в церковь, перекрестилась, потом взяла свечу, и направилась было к чаше, но сразу остановилась. Возле чаши с горящими свечами стоял…Саракамуш. Завидев её, он собрался уходить, но его остановил голос Рипсиме.

– Выслушай меня, пожалуйста, – попросила его Рипсиме. Видя, что он не двигается, она подошла к нему. – Ты прав, ты во всём прав, – как могла мягко произнесла Рипсиме. – Я всё знаю о тебе, всё. Но ты ничего не знаешь, ничего…

– И не хочу знать! – голос прозвучал достаточно холодно для того чтобы сразу прекратить разговор, но Рипсиме и не собиралась отступать.

– Ты не знаешь, что пережила Иза, с тех пор как тебя увели. Она знала, что ты…в шахте. Она увидела тебя во сне. Прибежала и кричит как безумная «Андро умер, мой Андро умер! Он прочитал моё письмо! Это я его убила». Она тогда едва не умерла. Два месяца лежала с лихорадкой. Чудом спасли. Как выздоровела, каждый день ходила к водопаду и разговаривала с тобой. Ходит как мёртвая, дорогая моя, и ничего её не радует. Только и говорит «хочу к моему Андро», тоскую по нему… – Рипсиме утёрла слёзы.

– Что вы хотите от меня услышать?

– Поговори с ней, – попросила Рипсиме, – не оставляй без надежды. Она всё время винит себя. Она не переживёт твою ненависть. Поговори с ней, один раз поговори.

– Мне не о чём с ней разговаривать, – холодно ответил на это Саракамуш.

– Скажи, чего ты хочешь?! Я сделаю всё, что ты попросишь, только…

– Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Надеюсь, это вы можете сделать?

Саракамуш оставил Рипсиме и вышел из церкви.

Рипсиме некоторое время не двигалась с места, а потом взяла свечу и подошла к чаше. Она никак не могла зажечь свою свечу. Слёзы застилали ей глаза.

Спустя два дня, Саракамуш отправился в штаб армии и подал прошение – направить его в действующую армию так быстро, как только возможно. Здесь его и застал штабс-капитан Орловский. Они вместе вышли из штаба. Саракамуш собирался отправиться в гостиницу, но штабс-капитан едва не насильно потащил его к себе домой:

– Ничего не хочу слушать! – отвечал он на все возражения. – Маменька и сестричка меня со свету сживут, если не приведу тебя.

Саракамушу совсем не хотелось ехать, но он не хотел отказывать своему единственному другу и потому согласился.

«Маменькой» оказалась высокая женщина с добродушным лицом. А «сестрёнкой» оказалась очаровательная девушка лет семнадцати с нежными чертами лица. Они встретили гостей в мраморном холле освещённым огромной хрустальной люстрой.

– Моя маменька, Екатерина Николаевна Орловская. Моя сестра, Александра. А это, – штабс-капитан Орловский улыбнулся, – тот самый Саракамуш, о котором я вам рассказывал.

Саракамуш склонил голову, приветствуя женщин. Они в ответ приветливо поздоровались. У Александры вспыхнула на щеках румянец, когда она произнесла слово «Саракамуш».

Появился слуга с большим серебряным подносом. На подносе лежала красная подушечка. А на подушечке лежала инструктированная сабля с позолоченной рукояткой. Рядом лежала пурпурная перевязь от сабли.

– Это наша семейная реликвия!

Екатерина Николаевна взяла с подушки перевязь и саблю. Прекрасно понимая, что она хочет сделать, Саракамуш отступил назад.

– Я не могу принять такой дорогой подарок!

– Вы сделали для нашей семьи несравненно больше. То что, мой сын стоит сейчас рядом со мной, только ваша заслуга!

– Это подарок от всего сердца! Прошу вас, не отказывайтесь! – попросила Александра.

Саракамуш после короткой борьбы с собой, поклонился. Екатерина Николаевна самолично накинула перевязь и сразу же пристегнула к ней саблю. Потом отошла, осмотрела и с улыбкой сказала:

– Она вам очень идёт! А теперь, прошу вас отобедать вместе с нами!

Штабс-капитан Орловский с улыбкой наблюдал за всей этой сценой. Он хорошо знал свою матушку и понимал, что ей понравился Саракамуш. Но судя по всему, не настолько как сестре Александре. Всякий раз, когда Александра смотрела на Саракамуша, у неё на щеках вспыхивал смущённый румянец, и она неосознанно прятала руки за спиной. Александра всегда так делал когда волновалась. А почему бы и нет? – подумал штабс-капитан Орловский, переводя взгляд с Александры на Саракамуша.

Обед проходил на удивление хорошо. Почти сразу же завязался непринуждённый разговор. Разговаривала большей частью Екатерина Николаевна.

– Какие у вас планы? – спрашивала Екатерина Николаевна, предлагая Саракамушу отведать чудесной заливной рыбы с запечёнными грибами.

Саракамуш немедленно последовал её совету и с откровенным удовольствием её отведал, чем доставил немало радости Екатерине Николаевне.

– Божественный вкус!

– И маменька точно так же выражается по поводу этого блюда, – улыбаясь заметил штабс-капитан Орловский.

– Так какие у вас планы? – повторила вопрос Екатерина Николаевна. – Или это тайна?

Штабс-капитан Орловский незаметно следил за сестрой. Александра перестала есть, и не поднимала глаз от тарелки. Судя по всему, ей очень хотелось услышать ответ на этот вопрос.

– Никакой тайны нет, – Саракамуш отпил глоток вина и поставил бокал обратно на стол. – Я в ближайшие дни отправляюсь в действующую армию.

– Мы отправляемся! – уточнил штабс-капитан Орловский. Заметив удивлённый взгляд Саракамуша, он насмешливо добавил. – Я вчера подал прошение, так как не без основания полагал, что вы попытаетесь покинуть моё общество, не известив меня об этом, что совсем не по-товарищески.

– Я не хотел вас беспокоить! – ответил Саракамуш, чем вызвал улыбку Екатерины Николаевны. – Мне казалось, вы захотите побыть дома.

Штабс-капитан хотел ответить, но не сделал этого. Он понял гораздо больше чем хотел сказать Саракамуш.

Обед продолжался ещё около часа. Большую часть этого времени заняли разговоры. По истечении этого времени, Саракамуш распрощался со всеми. Штабс-капитан проводил его и сразу вернулся за стол.

– В целом произвёл на меня очень хорошее впечатление, – призналась Екатерина Николаевна. – С чувством такта, хорошие манеры, держится просто великолепно. Но больше всего мне понравилась его откровенность. Он, не задумываясь, отвечает на вопросы и всегда смотрит прямо в глаза. Это редкое качество и характеризует его с наилучшей стороны. Мне он понравился. А вот Александре, судя по всему не очень.

– Мне он очень понравился, – вырвалось у Александры. Услышав смех, она залилась смущённым румянцем. Для обоих стало очевидно, что Саракамуш ей пришёлся по душе.

– Не стоит питать особых надежд, – сразу предупредил сестру штабс-капитан Орловский.

– Почему? – вместо дочери спросила с лёгким укором Екатерина Николаевна. – Я не вижу никаких препятствий.

– Я думал о том же когда увидел Саракамуша всегда с Александрой. Но боюсь, это невозможно. Не смотри на меня с таким укором, – попросил сестру штабс-капитана Орловский, – я вам часто рассказывал о том как мы воевали с Саракамушем, но ни разу не рассказывал о том как мы встретились. А встретились мы с ним, когда я поехал за каторжниками в Нерчинск. Саракамуш был одним из каторжников осуждённых на пожизненное заключение.

Александра побледнела, а Екатерина Николаевна устремила на сына вопросительный взгляд.

– Вот именно, – правильно разгадав значение этого взгляда, ответил штабс-капитан Орловский, – я почитаю за честь дружбу с бывшим каторжником. А знаешь, как он попал на каторгу? Причиной всему стала крестница графа Шаповалова. Она была влюблена в Саракамуша. И он всей душой любил её. Они собирались пожениться. А по условиям завещания, супруг крестницы становился наследником графа Шаповалова. Саракамуш стал угрозой для действующих наследников. Они убили приёмную мать Саракамуша, а сестру заставили указать на него как на убийцу.

– Ужас какой, – только и могла сказать Екатерина Николаевна.

– Его еле живого отправили по этапу на каторгу в Сибирь. А крестница графа Шаповалова, которую любил Саракамуш, отреклась от него. От него все отреклись. Вся семья. А два дня назад пытались выпросить прощение в моём присутствии. И крестница графа там была. Они бросили его одного умирать, не дав даже возможности сказать слово в свою защиту, а потом с лицемерным видом говорили о прощение и любви. Саракамуш предсказуемо не стал их слушать.

– А крестницу графа? – вырвалось у Александра.

– А с крестницей произошла просто ужасная сцена. В тот момент даже мне её стало жаль. Она просила прощения, но Саракамуш её отверг. Ко всему прочему, граф Шаповалов спит и видит Саракамуша своим наследником. Но Саракамуш всякий раз отказывается. Он от всего отказывается. Он так и не смог оправиться после столь ужасного и крайне несправедливого обвинения. Но думаю, больше всего его потрясло предательство крестницы графа. А если так, тогда весьма возможно, что он и сейчас её любит, но не хочет принимать. Ему можно было бы помочь, но он никого близко к себе не подпускает и любые разговоры на эту тему резко пресекает. Он и тебя не подпустит, – последние слова были адресованы Александре.

– Почему? Разве я не смогу стать для него просто другом? – спросила Александра.

– Ты можешь попытаться. В целом это весьма неплохая идея. Приходи завтра в полдень на наше место. Я приведу Саракамуша.

Спустя две недели, граф Шаповалов отправился в имение Ванандаци. После долгих размышлений, он решил, что должен обо всём рассказать Изе. Речь шла о том, что ему удалось узнать днём раньше от штабс-капитана Орловского и не только от него.

Изу он застал в саду. Она сидела за столом в уютном белом кресле и смотрела в сторону абрикосовых деревьев. Перед ней лежал нетронутый завтрак, а вокруг неё хлопотала Рипсиме. Она тщетно пыталась уговорить дочь выпить немного молока.