Луи Бриньон - Саракамуш

– А если…если он окажется таким как Рудольф? Что вы будете делать?

– Я полагаюсь на Бога. Надеюсь, он укажет мне правильный путь, – граф Шаповалов набожно перекрестился и только после этого продолжил.

Есть и другие причины, побудившие меня принять столь непростое решение. Видите ли, я собираюсь снарядить полк за собственные средства и сам буду им командовать.

– Вы же хотели закончить военную службу?

– Хотел. Я хотел основательно устроиться в Тифлисе, – граф Шаповалов не мог скрыть глубокого разочарования, – но тогда я представлял рядом с собой Изу вместе с мужем и детьми. А сейчас, сейчас я чувствую, что мне не хватит сил, находится рядом с Изой и изо дня в день наблюдать за её страданиями. Вот и решил повоевать напоследок. В случае если меня убьют до того как я выберу наследника, Иза сможет вступить в наследство сразу после того как выйдет замуж. Если она этого не сделает по истечению одного года после моей смерти – она потеряет на него право.

– Ваше решение окончательное? – только и спросила Рипсиме.

В ответ прозвучало твёрдое «да».

– Вы имеете право поступать, так как посчитаете нужным!

Рипсиме оставалось лишь принять решение графа Шаповалова. Они сами дали ему право распоряжаться судьбой Изы. Именно это он и собирался сделать.

Граф Шаповалов уехал следующим утром, предварительно заручившись обещанием Рипсиме, что она ничего не скажет Изе о планах по её замужеству.

Три взрыва прогремели почти одновременно. Казалось, весь склон горы взорвался и начал изрыгать снег вперемежку с землёй и сланцем. Почти сразу же над одним из тоннелей шахты взвились языки пламени. Одновременно с ним раздались душераздирающие вопли. Вся территория Акатуйской тюрьмы мгновенно пришла в движение.

Первыми выбежали из казармы солдаты охраны. Они сразу же устремились к месту взрыва. Следом из двухэтажного кирпичного здания выскочила вся администрация тюрьмы во главе с полковником Андреевым. За ними из церкви-избы выскочили священник с диаконом. Потом побежали врачи из лазарета и повара из столовой. Каторжники же работающие вблизи горящей шахты бросили работу и сбились в одну кучу, наблюдая за происходящим, но, не делая ни малейшей попытки как-то вмешаться.

– Воды! Тушите пожар, иначе мы все здесь сгорим! – ещё издали закричал полковник Андреев.

И он был прав. Горящая шахта находилась в непосредственной близости от четырёх тюремных бараков. Все они были деревянные и могли загореться. А там огонь мог перекинуться и дальше на склад продовольствия и даже казарму. Огонь мог распространиться на всю территорию тюрьмы.

Из горящего тоннеля выбежали несколько каторжников. В то же мгновение раздался четвёртый взрыв. Тонны земли и камней полетели в сторону бараков и обрушили крышу одного из них.

Полковник Андреев бегал в двадцати шагах от тоннеля и до хрипоты кричал, указывая на тоннель. Каторжники и не думали идти вперёд. Они жались друг к другу и только смотрели, как всё горит и рушится. Только солдаты охраны и офицеры пытались как-то спасти положение.

Подогнали телегу с бочками наполненными водой. Появились вёдра. Но на этом всё и закончилось. Никто из солдат не решался войти в тоннель. А без этого любые действия становились бесполезными.

Полковник Андреев сам схватил два пустых ведра, зачерпнул в них воды и побежал к тоннелю. Уже перед самим входом в тоннель, он обернулся и увидел, что никто, ни один человек за ним не последовал.

– Ну и чёрт с вами! – подумал он и без тени страха вбежал в тоннель.

В нос сразу ударил удушливый дым. Из трещин в стенах то и дело прорывался огонь. Но его это не остановило. Он побежал, разбрызгивая воду из вёдер. Неожиданно справа от него раздался взрыв. Толща породы отлетела от стены и накрыла его, погребая под собой.

Возник нестерпимый жар и он становился всё нестерпимее. Дышать было нечем. Он начал задыхаться. Полковник Андреев закричал и попытался освободить руки. Но они были сдавлены чем-то тяжёлым.

– Сгорю заживо, – только и успел подумать он, как почувствовал струю свежего воздуха и начал его жадно вдыхать. Следом и жар стал отступать. Он увидел почерневшие руки. И эти руки проворно выгребали породу, которая его придавила. Ещё несколько мгновений и полковник смог ухватиться за эти спасительные руки и сделал попытку встать, но тут же издал глухой стон. В правой ноге возникла такая сильная боль, что он едва не потерял сознание. Спасительные руки на мгновение пропали. Он только подумал, что умрёт в этом тоннеле, как почувствовал, что кто-то сзади схватил его за руки и тащит. Он закричал от боли, но его настойчиво продолжали тащить и вскоре вытащили из – под породы. Потом его приподняли, положили на плечо и понесли. А вот и выход. К ним бежали санитары с носилками. Уже когда его укладывали на носилки, полковник Андреев увидел, как человек, спасший его, снова исчез в тоннеле.

Андреева сразу отнесли в лазарет и занялись его лечением. Ожоги имели место, но лишь поверхностные. Больше всего пострадала нога. Она была сломана в нескольких местах. Ему сразу дали опиум. Прежде чем провалиться в сон он услышал сильный грохот.

Андреев очнулся ближе к вечеру. Перевязанная нога лежала на двух подушках. Рядом с ним сидела его жена Катя, а рядом с ней стоял его помощник, капитан Дробыш. Катя сразу взяла его руку, начала гладить и шептать ласковые слова.

– Подожди, Катенька, – Андреев говорил с трудом. Его взгляд был направлен на Дробыша. – Давай выкладывай. Да чтоб всё как есть.

– У нас всё хорошо, господин полковник! – невозмутимо доложил Дробыш.

– Врёшь ведь, капитан! У нас не может быть «всё хорошо» после того что случилось, – со злостью бросил ему полковник Андреев.

– Проход завалили, где пожар полыхал, всё и кончилось. Крышу барака, которую взрыв повредил, уже чинят. А завал разберём через несколько дней, когда остынет и перестанет дымить. Так что мы легко отделались, господин полковник.

Грохот, – вспомнил полковник Андреев. Вот что это было?!

– Молодцы, что проход завалили. Всех героев награжу! – полковник сразу повеселел и начал улыбаться как жене, так и капитану Дробышу.

– Герой-то у нас один, – ответил на это капитан Дробыш. – Тот, что и вас спас. Он и обвалил проход. И ещё двоих каторжников вынес на себе.

– Как зовут?

– Саракамуш!

– Саракамуш? – полковник Андреев задумался. – Это не тот ли каторжник, который потерялся, а потом нашёлся?

– Тот самый! – подтвердил капитан Дробыш.

– Приведи-ка его ко мне!

Как только капитан Дробыш ушёл, полковник Андреев поцеловал руку жены и сразу же услышал в ответ взволнованный голос:

– Я так испугалась за тебя, Петруша. По дороге бежала и плакала, думала, потеряла тебя.

Полковник Андреев снова поцеловал руку жены и как мог успокаивающе ответил:

– Так и случилось бы, Катенька. Так и было бы, не подоспей мне на выручку этот самый Саракамуш. Я уже и чувствовал, как заживо гореть начинаю. Накрыло меня взрывом. Дышать не мог. Потом смотрю руки чьи-то. Разгрёб он всё и меня из под завала вытащил. А потом на плечо положил и вынес из тоннеля. И знаешь, что удивительно? Каторжники рады только нашим несчастьям, а уж о помощи речи вообще не идёт. И понять их можно. Ведь мы не даём им спуску, оттого и злы на нас. А этот, этот повёл себя как боевой товарищ. И хуже всего то, что я у него теперь в неоплатном долгу.

Барак для заключенных бурно обсуждал сегодняшний пожар. Слева от входной двери, вдоль стены, тянулся длинный ряд деревянных нар. На противоположной стене висели скудные предметы обихода. В середине стояла русская печь. Вот возле неё каторжники и спорили.

Когда Саракамуш вошёл в казарму, воцарилась полная тишина. А после каторжники начали молча укладываться на свои места. Саракамуш прошёл в самый дальний угол барака. Именно там, в углу находилось его место. Место было самым холодным, поскольку находилось дальше всех от печи, и потому считалось самым плохим в бараке.

Каторжники делали вид, будто не замечали Саракамуша, но только и делали, что украдкой подглядывали за ним. Его чудесное возвращение вызвало массу разных предположений и слухов среди каторжников. Все они сводились к одной очевидной мысли: «Не может обычный человек выжить в шахте целых два месяца без еды, воды и воздуха». А если выжил, значит, ему нечистая сила помогла. И доказательство есть – говорить перестал. Забрала, значит, нечистая сила у него речь, а взамен дала жизнь. А чтоб эту жизнь защитить – оберег дала, которую Саракамуш всегда носит на шее. Как это ни странно, многие поверили в эту историю. А те кто сомневался, сегодня получили доказательство. В огонь полез, начальника тюрьмы спас…ещё и проход завалил. Видать, с помощью нечистого сноровился шахты обваливать. Обычному смертному такое сотворить не под силу. Нет. Оттого и следили за Саракамушем столь настороженно. Ведь неизвестно чего ждать раз с нечистой силой якшается.

Саракамуш, тем временем, снял шапку и тулуп. Положив всё на нары, он в одной рубашке вышел из барака.

– Знамо дело, в ночь ушёл, – раздался чей-то испуганный голос.

Не успел завязаться очередной разговор о Саракамуше, как он вернулся с полной охапкой дров. Он уложил их рядом с печью. Потом подбросил в огонь несколько поленьев и снова вышел. Вернулся он быстро с ведром наполненным снегом.

«Ведро поставил на печь, а сам снова ушёл и вернулся с какой-то маленькой, непонятной «посудиной» в руках. «И была та посудина наполнена красной, как кровь жидкостью» – как позже рассказывали каторжники из барака Саракамуша.

Так на самом деле и было. Вода в ведре к тому времени нагрелась. Саракамуш помог подняться с нар одному из каторжников, которого буквально сотрясала дрожь. Это был совершенно седой человек лет семидесяти. Саракамуш усадил его рядом с печью, спиной к поленьям, потом снял с печи ведро с горячей водой и вылил в него содержимое той самой «посудины». После этого он стал обтирать лицо и руки старика тряпкой вымоченной в ведре.