Луи Бриньон - Саракамуш

Граф Шаповалов задержал взгляд на Рипсиме, а потом развернул письмо и начал читать. Чтение заняло совсем немного времени.

– Да, – только и сказал граф Шаповалов, дочитав письмо. – Отправлю его немедленно, а вечером вернусь к вам в имение. Найдётся для меня комната?

– О чём вы говорите? – рассердилась Рипсиме. – И не стыдно вам такие вопросы задавать?

– Больше не буду!

Поцеловав руку Рипсиме, граф Шаповалов покинул гостиную. Рипсиме же сразу отправилась в комнату Изы. Иза спала или притворялась спящей. Решив её не тревожить, Рипсиме осторожно прикрыла дверь.

Ночная Волга. Подчиняясь порывам ветра, тысячи звёзд перекатываются по волнам. Полная луна висит прямо над рекой. Она ярко освещает вереницу деревянных построек, две баржи с натянутыми канатами и покров из человеческих тел. Сотни заключённых, прижавшись, друг к другу спят прямо на земле.

На берегу реки горят десятки костров. За одним таким костром сидят двое солдат. Один ещё молод. Второй старше, с серебристыми усами. В руках у каждого котелок с дымящей похлёбкой. Вокруг почти полная тишина. Лишь изредка раздаётся ленивые окрики часовых. И эту тишину внезапно прорезает дикий крик. Крик раздаётся совсем рядом с солдатами. Вслед за криком раздаются полусонные возмущённые голоса. Громче всех звучит призыв убить кого-то.

– Я те дам «убить», – солдат с серебристыми усами грозит кулаком в ночь.

– «Варламыч» – раздаётся из темноты, – убери ты его, Христом Богом просим. Вторую ночь без умолку кричит. Как идти если не спать?

Солдат с серебристыми усами, которого кто-то назвал «Варламыч», откладывает в сторону котелок, вытаскивает из костра догорающую головешку и уходит в темноту. Пройдя не более двадцати шагов, он останавливается и освещает головешкой лицо совсем ещё молодого парня. Глаза этого парня широко раскрыты. Из них – то и дело выкатываются слёзы.

– Чего плакать-то? – спрашивает у него «Варламыч». – Сам виноват во всём. Теперь терпи.

В ответ раздаётся еле различимый шёпот:

– Мне больно, больно, мне очень больно.

– Да уж, как не больно?! Про тебя нам особо говорили. Мастер ты притворяться. Вроде того фокусника. Но тут тебе не цирк. Мигом в себя приведут. Да и помолчал бы ты лучше. Друзья-то твои больно злющие на тебя. Неровен час зашибут. Ну да ладно. Делай, как знаешь. Только помощи не проси. Никто тебе здесь не подсобит.

«Варламыч» выбросил головешку в воду и вернулся к костру. Не успел он взять в руки котелок, как снова раздался дикий крик.

– Чтоб тебя нелёгкая взяла, – в сердцах бросил «Варламыч».

В темноте послышалась явственная возня.

– Бьют его, что ли? Надо бы остановить?! – молодой солдат всматривался в темноту, а потом с решимостью встал.

– Сиди, – приказал ему «Варламыч», – это дело ихние. Пусть воспитывают.

«Варламыч» оказался прав. Вскоре крики действительно смолкли. Судя по всему, возбудителя спокойствия удалось «успокоить».

Ночь уходила уступа место рассвету. По лагерю начали раздаваться громкие крики:

– Строится для погрузки на баржу.

Один за другим заключённые с неохотой поднимались с земли, выстраиваясь в отдельные группы и колонны.

– Шевелитесь! Быстрее! Быстрее! – звучали новые крики.

Офицер в звании капитана, в сопровождение двух «унтеров» двигался между группами и время от времени резким голосом отдавал приказания.

– А это ещё что такое? – капитан остановился и указал на молодого парня, который оставался лежать на земле. На лице виднелись свежие кровоподтёки.

К Капитану подскочил «Варламыч» и вытянувшись в стружку доложил:

– Это есть «тот самый» Андро Пахлавуни, о котором сказывал его благородие поручик Краснов!

– Знаменитый притворщик? А ну встать, – закричал капитан.

В ответ на приказ капитана, Андро, а это действительно был он, только и смог раскрыть губы и прошептать: «Мне больно».

– Чего он сказал? – не понял капитан.

– Больно ему. Одно и тоже говорит, – раздался голос одного из заключённых.

– Сейчас мы его вылечим. Сразу и на всю оставшуюся жизнь, – пообещал капитан. – В кузницу его!

Невзирая на дикие крики Андро, четверо солдат приподняли его и понесли в кузницу.

Солдаты втащили Андро в кузницу и положили его на стол. Следом вошёл офицер охраны. Кузнец, здоровенный детина, сразу подошёл к офицеру. Тот ему что-то прошептал. После чего кузнец взял щипцы ухватил ими подкову и занёс её над огнём. Подкова начала быстро краснеть. Офицер наклонился над Андро и со злобной усмешкой сказал:

– Отныне можешь притворяться и хныкать сколько угодно. А знаешь почему? Мы сейчас оставим знак твоей груди. Знак повёрнутой вправо подковы, что означает букву «С». А знаешь, что означает этот знак? Это знак позора. Отныне, ты «Саракамуш».

По знаку Офицера, солдат разорвал рубашку Андро. Кузнец подошёл и приложил раскалённую подкову к груди Андро, туда, где находится сердце.

– Иза, Иза…Иза – страшно закричал Андро и потерял сознание.

К тому времени заключённых начали выводить и грузить на баржу. Бессознательного Андро вынесли на руках из кузницы и понесли на баржу. Заключённые указывали на него рукой и издевательски смеялись:

– Саракамуш! Саракамуш! Саракамуш!

Андро просто бросили у борта как ненужную вещь. После полудня баржа тронулась в путь. А путь лежал в одну самых страшных мест Сибири, Нерчинскую каторгу, где заключённые использовались на свинцово серебряных рудниках.

Иза каждый день подолгу беседовала с графом Шаповаловым. Они, как в былые времена говорили обо всём, но при этом и он и она старательно обходили всего, что могло быть вызвать воспоминания связанные с Андро. Каждый следующий день, граф Шаповалов чувствовал, что Иза отдаляется от него всё больше и больше. А с учётом того, что Иза практически ни с кем больше не разговаривала, в нём поселилась настоящая тревога. Иза выглядела как обычно, разговаривала всегда спокойно, и поэтому он никак не мог понять, что именно с ней происходит.

Результатом подобных размышлений стал откровенный разговор с Рипсиме. Где-то в конце сентября, по просьбе графа Шаповалова, Рипсиме приехала в Тифлис для того чтобы они могли обсудить состояние Изы в спокойной обстановке.

Они шли рядом по набережной Куры и время от времени раскланивались с попадавшими на пути знакомыми. Граф Шаповалов был облачён в военную форму. Он всё ещё пребывал в чине полковника. Рипсиме была облачена в привычное тёмное платье и держала зонт над головой.

– Однако, жарко сегодня. Солнце жжёт совсем не по-осеннему, – заметил граф Шаповалов. Он снял фуражку, вытер платком пот со лба и сразу же надел её обратно.

– О чём вы хотели поговорить? – спросила Рипсиме.

Они шли медленно. Взоры обоих были большей частью обращены в сторону реки.

– Вам не кажется, что пришло время показать Изе врачам? – осторожно спросил граф Шаповалов.

– Я тоже об этом думала, – призналась Рипсиме. – Я говорила об этом с мамой Егине и с Рудольфом. Они оба посчитали мои слова глупостью. Но я лучше знаю Изу. Она никогда так долго не оставалась спокойной. Её ничего не может вывести из равновесия. Она спокойно воспринимает всё, что ей говорят. А ведь раньше малейшая несправедливость вызывала у неё бурю негодования. Она и к Пахлавуни ходить перестала. Занятия начались, а ей дела нет…не знаю, не знаю граф. Мне страшно за Изу, но я не могу понять, что с ней происходит.

– Я думаю в точности как вы, уважаемая Рипсиме! – граф Шаповалов указал рукой по направлению к лестнице, которая вела к самому берегу реки.

Они вместе спустились по ступенькам. Под ногами зашуршал песок. Впереди, у кромки воды, стояли несколько мужчин с удочками в руках и о чём-то весело переговаривались. Они миновали их, и пошли вдоль кромки воды.

– Как вы думаете, что происходит с Изой? – прервала молчание Рипсиме.

– Я не узнаю Изу. Это не моя крестница. Изначально я предположил, что всему виной эта страшная история с Андро. Но Иза с таким спокойствием опровергала мои предположения, что я засомневался. В поисках ответов, я навестил Ашота, поговорил с его невестой Зоей. С Асей поговорить не довелось.

– Бедняжка, – расстроенно вставила Рипсиме, – после её попытки повеситься, она вообще ни с кем не разговаривает. Ходит как растение. Ни до чего ей нет дела.

– Вот именно, – многозначительно заметил граф Шаповалов.

– Что вы имеете в виду? – Рипсиме остановился, и устремила на него вопросительный взгляд.

– Они все, Ашот, Ася и Иза, выглядят и ведут себя так, словно их больше ничего не интересует в жизни. Причина одна… и она называется «Андро». Удар оказался настолько силён, что они никак не могу прийти в себя. И хуже всех как мне представляется, дело обстоит с Изой. Поэтому я и предложил показать Изу врачам. Можно повезти её в Германию или Италию. Куда пожелаете и где есть хорошие врачи.

– Давайте немного подождём. Иза обладает очень сильным характером и может сама со всем справиться.

– Не знаю, не знаю, – задумчиво ответил граф Шаповалов, – Иза за очень короткий срок испытала очень сильные чувства. Настолько сильные, что отдала им всю себя, без остатка.

– Но ведь Андро оказался настоящим негодяем!

– Как говорится, уважаемая Рипсиме, «сердцу не прикажешь».

– Иза справится. Она должна справится.

– Надеюсь, вы окажетесь правы. Надеюсь на это. А если нет, мы вернёмся к этому разговору. А сейчас, не желаете чего перекусить. Я знаю отличный ресторанчик недалеко отсюда.

– С удовольствием. Я даже позавтракать не успела. Сразу отправилась в дорогу.

– Прошу вас!

Граф Шаповалов указал рукой на лестницу, по которой они спустились к берегу.

Они пообедали в ресторане и вместе отправились обратно в имение.

Ашот, Зоя и Иза, сидели за столом в саду, и пили чай. На тарелках рядом с чашкой чая были разложены аккуратно нарезанные кусочки шоколадного торта, который Иза особенно любила. Зоя сама испекла торт и привезла его с собой. Зоя, да и Ашот, впервые приехали в имение Ванандаци. Это было настоящее имение с множеством самых разных построек, поэтому первое время оба часто оглядывались вокруг себя.