— И ты будешь на месте, когда прибудут первые стада мериносов, Сара. Ты же все время говоришь, что хочешь быть на ферме Дейнов во время первого окота…

Он замолчал, когда до них донесся цокот лошадиных копыт с дорожки, ведущей к дому. Они оба всмотрелись в темноту, но не могли разглядеть ничего, кроме неясной фигуры всадника, который осадил лошадь у переднего крыльца.

— Эгей!.. — крикнул Луи.

Человек повернулся, глядя в их сторону, затем направил лошадь шагом через лужайку, очевидно, не заботясь о том, как взроют газон ее копыта. Он остановился перед клумбой у веранды.

— Ричард! — вырвалось у Сары.

Ее руки нервно вцепились в перила. Ричард не проявлял желания появляться в Гленбарре со времени ее нового замужества. Он написал ей, узнав о гибели Себастьяна, письмо, которое не было пустой формальностью: его слова шли от сердца и были предназначены ей одной. Кроме этого, единственным связующим звеном между ними были его ежеквартальные визиты для возвращения долга. Но сам Ричард, с его мыслями, планами и идеями, совсем исчез из ее жизни, как и после его ссоры с Джереми. Нет, это неожиданное появление из мрака было похоже на возвращение из мертвых.

— Должен извиниться за подобное вторжение… — начал Ричард. Голос его звучал по-мальчишески: в нем были нотки какого-то радостного отчаяния.

Луи отозвался довольно холодно:

— Мы, конечно, в восторге. Я сожалею только о том, что мы не можем разместить вашу лошадь у нас в гостиной, иначе мы пригласили бы вас в дом.

— Я только что из Парраматты, — продолжил Ричард, не обращая внимания на колкость Луи. — Я примчался, как только мы получили известие о восстании.

— Как вы внимательны, однако, — ответил Луи. — Но нам ничто не угрожает, уверяю вас. Губернатор Блай, пожалуй, единственный, кому нужна сегодня ваша поддержка.

— У меня нет времени на перебранку с вами, де Бурже!» — взорвался Ричард. — Я приехал ради Сары!

— В чем дело, Ричард? — спросила она тихо.

Он склонился в ее сторону, и тон его разговора стал негромким и серьезным.

— Я направляюсь в казармы и хочу поговорить с тобой, прежде чем втягиваться во всю эту заваруху. В Корпусе есть люди, которые рады, что мы избавились от Блая, а есть и такие, что думают иначе. Но в одном все согласны, что, хотя Джонстон и взял вроде бы власть, распоряжаться будет Макартур. Он будету руля, пока не пришлют кого-нибудь из aнглии, чтобы его арестовать. Может быть, у него будет год, возможно — больше. Но время его ограничено, и ему придется максимально его использовать. И можешь мне поверить, что он сумеет это сделать!

Луи заговорил, спокойно перебивая его:

— Но какое отношение это все имеет к моей жене, Барвелл?

— Лишь то, что Макартур попытается втянуть в свое предприятие как можно больше выдающихся граждан колонии. Ему будет необходима поддержка, когда его призовут к ответу. Но пока те, кто выступает на стороне Блая, не будут в фаворе у Макартура и Джонстона. Это сложная ситуация.

— Так что же?..

Ричард обратился непосредственно к Саре:

— Все это достаточно неудачно для тех, кто помимо воли должен быть втянут в эту историю, подобно мне. Но для тебя… это необязательно… если ты уедешь из Сиднея. Я приехал в надежде уговорить тебя уехать хоть на несколько месяцев.

Сара сказала с нежностью:

— Спасибо, Ричард. Это так мило с твоей стороны.

— Тут дело не в благодарности! — ответил он горячо. — Я приехал потому, что все гораздо серьезнее, чем может показаться. Это может отразиться на твоем будущем положении в колонии, Сара, — при новом губернаторе или при том же Блае, если ему вернут его пост. Джонстон может обещать блага таким сторонникам, как ты. Я надеюсь, тебя не соблазняет…

— Я запомню то, что ты сказал, Ричард, — ответила она. — Я искренне благодарна тебе за предупреждение.

Он кивнул.

— Ну что ж, тогда… спокойной ночи вам обоим. Меня ждут в казармах.

Он козырнул, повернул коня и поскакал галопом прямо к низкой изгороди, которая обрамляла лужайку. Комья земли вылетали из-под копыт, когда конь взвился над изгородью. Они вслушивались в топот, который постепенно замер в отдалении.

Луи прервал наступившее молчание.

— Боюсь, уже поздно учить Барвелла манерам, а может быть, ему нравится тот драматический образ, в котором он предстает, топча чужую лужайку.

— Я не думаю, что он это заметил, — проговорила Сара успокоительно. — Он сильнее обеспокоен происходящим, чем я ожидала…

Ее голос недоуменно умолк, Луи повернулся к ней, нежно провел рукой по ее щеке и приподнял ее голову за подбородок, так что ей пришлось в упор посмотреть на него.

— Любовь к тебе, моя Сара, превращает его в пылающего страстью юнца. Он или весь пламенная страсть, или абсолютная холодность. Он отстраняется как можно дальше, чтобы продемонстрировать наигранное безразличие, но когда он думает, что может помочь, — он тут как тут, подобно рыцарю перед своей дамой сердца. Он так молод и так глуп — и таким он останется всегда.

Сара высвободила голову из его руки.

— Ты полагаешь, что Ричард любит меня? Откуда такая уверенность?

— Потому, моя милая, что каждый дурак мог увидеть это много лет назад, а я никогда особенным дураком не был. — Он властно обнял ее за плечи и наклонился к ней, так что почти коснулся ее щеки своей. — А теперь, любовь моя, я надеюсь, ты вдвойне убеждена, что нам пора вернуться в Банон.

Она мгновение поколебалась, потом кивнула. Их губы встретились, он крепко прижал ее к себе. Она закрыла глаза и постаралась забыть о том смятении, в которое привел ее сердце звук голоса Ричарда.

III

Семья де Бурже провела в Баноне почти два года. За это время мятежная власть переходила из рук в руки: от Джонстона она перешла к подполковнику Фово, а затем и к полковнику Петерсону. Макартур и Джонстон отправились в Англию в марте 1809 года, чтобы ответить на предъявленные обвинения. В том же месяце Блай был освобожден, и ему было позволено отплыть на «Дельфине». Он дал обещание немедленно возвратиться в Англию, но так как он рассматривал любое обещание, данное мятежному правительству, как недействительное, он отправился к реке Дервент на Земле Ван Димана и ожидал там помощи, которая должна была последовать из Министерства по делам колоний.

Поочередно «Ястреб», «Чертополох» и «Дрозд» побывали в Порт-Джексоне, и на несколько дней Сара и Луи приезжали в Сидней на встречу с их капитанами. Как только они появлялись в городе, на них обрушивалась лавина сплетен: если можно было верить тому, о чем говорилось в гостиных Сиднея, каждый член мятежной администрации был занят гонкой за накоплением большего богатства в тот ограниченный период времени, что власть находилась в их руках. Было распродано семьдесят тысяч акров земли, и у Комиссариата ничего не осталось. Но эти услуги оплачивались подписями на документах, поддерживавших восстание. Торговля в колонии была подобна переспелому плоду, готовому упасть. Не нужны были уговоры Луи, чтобы Сара осознала, что лучше быть подальше от Сиднея, пока там не восстановлена законная власть.

Сару беспокоило состояние дел в лавке и на фермах. Клепмор пытался изо всех сил справиться с отчаянным положением в торговых делах: он выходил из положения за счет поставляемых кораблями де Бурже грузов. Но Сара строго-настрого запретила ему покупку товаров у кого бы то ни было внутри колонии, даже если полки месяцами останутся пустыми.

— Не платите им того, что они запрашивают, — говорила она Клепмору. — Лучше закрыть лавку, если придется.

Клепмор боролся изо всех сил, вынужденный самостоятельно принимать решения. Сара беспокоилась на его счет, но не осмеливалась оставаться в Сиднее надолго.

Во время своих кратких визитов на фермы Приста и Тунгабби она убеждалась, что ее долгое отсутствие дает себя знать. И тут и там ей пришлось распорядиться насчет ремонта домов и служебных построек, но она не могла следить, как они выполняются.

Она не беспокоилась насчет Кинтайра. Со времени наводнения ферма была почти целиком под надзором Джереми Хогана. Он возобновил посещение Кинтайра на предмет присмотра за скотом и урожаем и обсуждения проблем с Триггом, как это было раньше, с самого рождения Генриетты, когда Сара была еще слишком слаба и нездорова, чтобы перенести долгое путешествие в Сидней. Теперь это стало заведенным порядком, и Луи настоял, чтобы Джереми выплачивали соответствующие комиссионные как ее агенту. Каждые несколько недель от Джереми в Банон приходило письмо, извещавшее ее о положении дел. В то время как ее беспокоили две другие фермы, эти письма позволяли ей увидеть, что кинтайрские акры так же плодородны и ухожены, как если бы Эндрю был жив и сам занимался ими.

Но она находила, что Банон действительно является тем убежищем от проблем колонии, которым его представлял Луи. Долины и ущелья имели чарующую, завораживающую красоту. Всего через несколько миль от дома можно было оказаться вдали от любого поселения, а за рекой бродили принадлежавшие государству стада диких животных. С гор обрушивались грозовые ливни, но бывали и долгие дни, полные солнечного света и тишины, когда Сара казалась себе растворенной в этом затишье. Она полностью погружалась в покой этих месяцев, в покой, который накрывал ее с головой, подобно одеялу, и заглушал все остальные мысли.

Луи казался чрезвычайно довольным. Он каждый день катался верхом с детьми или вдвоем с Сарой, и она все больше ощущала, что привязанность к Банону становится все более важным фактором в его жизни. Ему, казалось, больше ничего не нужно — только жить здесь, ни о чем не тревожась. Под его руководством сады приобрели изысканную, вдохновенную красоту. Иногда вместе с двумя-тремя работниками он отправлялся в экспедицию к подножию гор и привозил оттуда цветущие деревца, чтобы посадить их среди эвкалиптов и норфолкских сосен, которые окружали дом. Он пристроил библиотеку, чтобы разместить книги, которые прибывали на каждом корабле.