— Мама, смотри: еще одна!

На конце лески болталась маленькая рыбешка, и малыш, удостоверившись, что мать должным образом восхитилась добычей, вытащил крючок жестом, который должен был быть таким же беспечным, как у лодочника Тэда. Он бросил рыбку туда, где на дне лодки лежал весь его дневной улов — три других рыбешки.

Сара весело улыбнулась ему.

— Вы с Дунканом сможете съесть их на завтрак.

Дункан изогнулся, чтобы посмотреть ей в лицо. У него были нахальные синие глаза, смелее даже, чем у Эндрю, и, несмотря на малый возраст, он был необычайно уверен в себе.

— А Себастьян тоже будет есть ее, мама?

Она отрицательно покачала головой.

— Себастьяну нельзя — он еще слишком мал.

Дункан задумался над этим, затем спросил:

— А сколько Себастьян будет расти?

— Ммм… думаю, столько же, сколько и ты, — ответила Сара осторожно.

Он провел рукой, сильно пахнущей рыбой, по своим светлым волосам, и отвернулся, видимо, удовлетворенный.

— Тэд!

Лодочник взглянул через плечо на свою хозяйку.

— Мэм?

— Думаю, нам нужно возвращаться. Становится прохладно. Ветер переменился — он теперь дует с того мыса.

Тэд козырнул, коснувшись своей бесформенной кепки, быстро вытащил удочку, смотал леску Дэвида и похвалил мальчика своим грубовато-добродушным голосом за улов. Тэд О'Мелли прибыл в колонию после восстания в Ирландии в 1798 году. Он был рыбаком из Корка; от него исходило такое спокойствие, что Сара часто недоумевала, чем могло привлечь его восстание. Он как-то упомянул, что у него есть два собственных сына, и порой ей было грустно наблюдать, как он по-отечески относится к Дэвиду и Дункану.

Он быстро греб к маленькому пляжу Маклеев, который был расположен за резко выступающим леском. Дальше по берегу, сквозь деревья, виднелась крыша Гленбарра. В ней было что-то вселяющее уверенность и спокойствие, от нее исходил дух надежности, который начинал появляться в Сиднее. Местность по эту сторону залива резко шла под уклон и была скалистой, негодной для обработки и, как Сара думала про себя, неподходящей для террасного сада, который затевал Эндрю. Склон густо зарос, и пляж представлял собой лишь узенькую полоску светлого песка между торчащими скалами.

Дэвид, сидя на корме, вдруг указал рукой:

— Смотри, мама, там какой-то джентльмен на берегу!

Не отпуская Дункана, Сара обернулась, чтобы взглянуть на пляж. Сначала она ничего не увидела — только беловатые стволы эвкалиптов и скалы. А потом, ближе к тропинке, ведущей к дому, она разглядела высокую фигуру, сидящую в небрежной позе, подтянув колени к подбородку, на плоском валуне. Человек поднял руку и помахал. Она без особой радости махнула в ответ.

— Кто это, мама?

— Думаю… это капитан Барвелл, Дэвид.

Дэвид с интересом рассматривал далекую фигуру.

— Это тот, кто был вчера на обеде? Тот, которого ранило на войне?

Сара рассеянно кивнула.

— Он нам расскажет о сраженьях, как ты думаешь, мама?

— Наверное, Дэвид… как-нибудь… если ты его попросишь вежливо. Но не теперь. Он в колонии всего несколько дней и, возможно, устал от расспросов о войне.

— А он с Наполеоном сражался, мама?

— Нет, когда капитана Барвелла ранили, Наполеон еще почти не был известен.

Интерес Дэвида поугас. Он взглянул на рыбу, лежавшую под ногами, и начал сравнивать свой улов с уловом Тэда. И к тому моменту, когда днище проскребло по песку, он решил, что неплохо поработал.

Ричард поджидал их у самой воды. Он радостно улыбнулся Саре и мальчикам, наклонился, чтобы помочь Тэду втащить лодку на берег.

— Я пришел с вечерним дружеским визитом, — сказал он, вынимая Дункана из лодки и ставя его на сухой песок. — Мне сказали, что вы на рыбной ловле, и я пришел сюда за вами. Сидя на этом камне и глядя на вас в лодке, я вспомнил наше детство, Сара.

— Я теперь часто катаюсь на лодке, — она ответила невпопад. — Эти мальчики…

Он взглянул на двух ее сыновей с улыбкой и протянул руку.

— Рад с вами познакомиться, Дэвид, Дункан. Я знал вашу маму давным-давно, еще до того, как она приехала в Новый Южный Уэльс.

Он посмотрел на Сару через голову Дэвида.

— Да… это было давно.

— А у нас есть маленький братик, — провозгласил Дункан. — Он все время спит и еще говорить не умеет.

— Себастьян, — пробормотала Сара, поясняя. — Он такой темноволосый, в отличие от этих двух, как мой отец. Мне показалось правильным назвать его Себастьяном.

— Отец был бы счастлив узнать об этом, Сара. Особенно, если он вырастет таким же, как эти двое. А ты помнишь, как твой отец… — Ричард замолчал, пожав плечами. — Ну, это все в прошлом.

Он снова взглянул на детишек, а затем — на Сару.

— Вы, наверное, хотите пойти домой?

Она поколебалась: Ричард предложил ей выход из ситуации, но она знала, что он не хочет, чтобы она приняла его предложение.

Она дотронулась до плеча Дэвида.

— Возьми Дункана и идите с Тэдом. Попроси его почистить рыбу вам на завтрак. Вы можете посмотреть, как он это делает.

Дэвид улыбнулся ей на прощание, немного менее уверенно — Ричарду. Он взял брата за руку, и они направились к тому месту, где их поджидал Тэд, нагруженный мешком с рыбой, свернутыми лесками и банкой с червями. Он пропустил их вперед, козырнул Саре и Ричарду и направился по дорожке.

Они посмотрели вслед детям, на крепкую приземистую фигуру Тэда, которая склонялась над ними, как бы защищая их.

— Ну, мастер Дэвид, — услышали они его голос, — в следующее же погожее утро…

Когда эти трое поднимались по извилистой, ведущей вверх тропинке, вьющейся меж деревьев, детские голоса звонко оглашали воздух, отдаваясь эхом: пронзительный голос Дункана и перекрывающий его голос старшего брата. Низкий мягкий говор Тэда терялся за этими звуками.

Наконец они исчезли из виду. Маленький заливчик внезапно погрузился в тишину и оказался несколько мрачным местом теперь, когда не стало слышно звуков. Солнце почти скрылось, на воде лежали длинные тени; дул прохладный ветер.

Ричард медленно повернулся к ней.

— Может быть, я поступил неправильно, придя к вам так запросто. Но я больше не мог оставаться вдали.

Она взглянула на залив, на темные краски противоположного скалистого берега.

— Тебе действительно не следовало приходить. Это… неразумно. — Она с неохотой взглянула на него. — Тебе еще многое предстоит узнать о нашей жизни здесь. Здесь как в деревне — все хватаются за возможность посплетничать, а пищи для сплетен мало. Тэд ничего не скажет, потому что он мне предан… но прислуга в доме…

Он остановил ее, положив руку на рукав.

— Неужели это Сара говорит? Как же ты изменилась! Такая осторожная и добропорядочная! А помнишь, моя милая, как ты смеялась над моей матерью за ее чопорность и призывала меня пренебрегать приличиями? Твой отец был бы крайне удивлен, услышав тебя сейчас.

— Вызов условностям бросает лишь тот, кто может себе это позволить! — сказала она резко. — Я же не могу!

Он передернул плечами.

— Может быть и так, но даже сплетня не в состоянии сделать что-либо из встречи двух старых друзей.

Он взял ее под руку и повел к тому валуну, на котором сидел перед этим.

— Ты ведь посидишь со мной немного, правда? Я задержу тебя всего на несколько минут. А потом мы вернемся в дом и лишим сиднейских кумушек повода для сплетен.

Он слегка усмехнулся, говоря это, и Сара почувствовала себя обезоруженной. Она присела рядом с ним, расправив свое простое платье с пятнами от соленой воды, и попыталась привести в порядок растрепавшиеся волосы.

Тишина над заливом была настолько глубокой, что они бессознательно понизили голоса; был слышен плеск волн на мокром песке и шелест листвы. Но в то же время они погрузились в тишину, заряженную ожиданием.

Тихо, без суеты, Ричард положил свою руку на ее, неподвижно лежавшую на камне.

— Мне необходимо было видеть тебя, Сара, — сказал он просто.

Она не ответила, и он продолжил:

— Вчера вечером было невыносимо. Ты была так близко, и в то же время я не мог с тобой поговорить. Ты на меня не смотрела; сидела во главе стола — прекраснее всех женщин, которых я когда-либо видел, но такая холодная.

Он сжал ее руку.

— А теперь ты снова выглядишь, как девочка — та самая Сара Дейн, которую я помню! — Вдруг его руки оказались у нее на плечах, и он развернул ее лицом к себе. — Я чуть с ума не сошел, увидев тебя в этой лодке. — Глаза его остановились на ее растрепанных кудрях. — Я хотел броситься к тебе и сделать то, что обычно делал Себастьян… Помнишь, как он распускал твои волосы. Они метались по ветру, а ты делала вид, что сердишься. Вот что я мечтал увидеть. Я хотел, чтобы та Сара, что умерла, вновь ожила.

Он рассматривал ее лицо и казался озадаченным.

— Но твои дети сделали это нереальным, — сказал он тихо. — Они испортили мою фантазию, слишком ясно напомнив мне, что ты уже не та девочка, которую я помню.

Она вывернулась из его объятий и закрыла лицо руками.

— Ричард… умоляю тебя! Пожалуйста, больше не говори об этом! Тебе не следовало приходить! А у меня не хватает сил прогнать тебя.

— Прогнать? Почему ты должна меня гнать? Неужели после всех этих лет мы не имеем права говорить друг с другом — говорить так, как нам того хочется, а не так, как то диктуют условности?

Она напряглась, и когда заговорила, в ее голосе были резкие нотки.

— Не говори про все эти годы, как будто они действительно для тебя что-то значили, Ричард. Не станешь же ты притворяться, что много думал обо мне с той поры, как я сбежала из Брэмфильда.

— Сара! Я не принимаю подобных обвинений! Ты же не знаешь, как часто я думал о тебе. Все эти годы, поверь, я очень много думал о тебе.

Потом последовало молчание, и он сказал:

— Ты считаешь, что я безразлично отнесся к твоей беде. Но, черт побери, это не так! Я сразу же тебе написал, как только узнал о суде, и через несколько месяцев пришло письмо из Ньюгейта от женщины по имени Шарлотта Баркер. Она писала, что ты уже отплыла в Ботани-Бей. Так что же я мог поделать? Ты была тогда для меня потеряна. Я был молод и ничего не знал, и я женился на Элисон, твердо веря, что забуду тебя. — Голос его изменился, стал жестче. — Но я тебя не забыл. Ты вставала, как привидение, между мной и тем, что могло бы принести мне радость или удовлетворение. Я не мог забыть тебя… ты была моей мукой! Если бы я был свободен, я с радостью бросился бы искать тебя, но было слишком поздно. Я отправился воевать в Голландию. В надежде, что если буду убит, то избавлюсь от муки самобичевания. Я полагал, что меня в жизни не привлекает нечто духовное, но понял, что ты являешься моей душой.