Кэтрин Гэскин - Сара Дейн

— Барвелл… из Кента?

— Да… Мне кажется, и он и его жена родом из Кента. Она дочь сэра Джеффри Уотсона. Может быть, вы знаете?..

— Да, я когда-то знала… об обеих семьях… — было все, что она произнесла.

— А… понятно.

Майор больше ничего не сказал. В колонии существовал неписаный закон, который все строже соблюдался с увеличением числа ссыльных, чей срок закончился и которые были теперь вправе называть себя свободными людьми: о прошлом никогда не говорили, о нем никогда не спрашивали. Можно было догадаться о прошлом человека, можно было обсуждать его за спиной, но никогда — напрямик. Это правило прилагалось и к миссис Маклей, к ней в особенности: она была женой одного из самых процветающих вольных поселенцев, и в то же время, как бывшая ссыльная, она не была принята женщинами ее собственного круга. А здесь возникла деликатная ситуация, когда ее прошлое вернулась к ней в таком реальном виде. Последовавшая пауза как бы предполагала, что он не вправе расспрашивать ее об обстоятельствах, при которых она была знакома с Ричардом Барвелл ом и его женой.

Глаза ее скользнули сначала по бумаге, которую она держала, затем остановилась на лице Фово.

— Я буду вам признательна, если вы не станете упоминать об этом разговоре капитану Барвеллу, майор. — Она сознавала, что таким образом пытается заглушить в себе возмущенный голос приличия, но это был жест молоденькой глупышки, а не умудренной жизнью женщины.

— Разумеется, мэм. Как вам будет угодно.

Сара слегка кивнула ему. До этого момента она всегда считала Фово довольно нудным безобидным дураком. Сейчас, взглянув на него, она заметила, что глаза у него добрые и что он изрядно озадачен. Может быть, он и не расскажет о ее знакомстве с Ричардом Барвеллом. Но ей хотелось, чтобы он поскорее ушел, а не стоял перед ней с беспомощно-озадаченным видом.

— Не могли бы вы прислать продукты как можно быстрее, миссис Маклей? — спросил он.

— Тотчас же, майор.

Фово козырнул и вышел. Он уходил быстрой стремительной походкой человека, обрадованного возможностью ретироваться.

Сара долго сидела, не обращая внимания на лежащий на столе листок. Ее мысли пока не занимала причина приезда Ричарда: ни то, почему он приехал, ни то, как долго он намерен задержаться. Все это придет позже, в часы, которые она посвятит раздумьям и попыткам найти ответ. Единственное, что ей удалось явственно усвоить, это то, что он приехал, нежеланный и непрошеный. Она неподвижно сидела в лучах теплого солнца, вокруг был будничный привычный шум, прямо над ее головой Бони цеплялся за прутья клетки, а она начала вспоминать свои чувства к Ричарду с того самого дня, как вышла замуж за Эндрю. В ходе раздумий стал очевиден тот факт, что Ричард часто посещал ее мысли сразу после замужества, и эти мысли о нем всегда вызывали ощущение боли и печали; постепенно мысли о нем все реже стали посещать ее, так как Эндрю научился выполнять все желания ее души и тела, а потом дети целиком завладели ее мыслями. Но образ Ричарда был совершенно четким, отстраненным от ее жизни, и поэтому он никогда не мог стать частью ее. Он не смог бы всерьез вмешаться в эту жизнь: за ним пыльным шлейфом тянулось прошлое. Да, она когда-то любила его, но потом поверила, что с этой любовью покончено навсегда. Теперь же в ней не было уверенности, что, когда он снова предстанет перед ней, у нее найдутся силы второй раз отклонить эту любовь. Ее потрясло и смутило сознание, что там, где речь идет о Ричарде, она не может вполне доверять себе.

Наконец ее похолодевшие пальцы подняли список, и она взглянула на него.

— Мистер Клепмор!

Он торопливо подошел.

— Да, мэм? — Потом запнулся. — Но… миссис Маклей, что с вами? Вы не больны? У вас такой вид…

— Я совершенно здорова! — сказала она резко. — Пожалуйста, сейчас же выполните этот заказ и отошлите майору Фово.

Он взял у нее список и собрался идти.

— И, мистер Клепмор… — произнесла она более мягко, сожалея о своей резкости.

— Мэм?

— Пожалуйста, пошлите за фаэтоном. Я… я еду домой.

Беннет поставил графин возле Эндрю, бесшумно застыл над ним на несколько секунд и удалился. Чарльз Беннет был последним приобретением Эндрю, которым он очень гордился. Ему, как и всему Сиднею, было известно, что Беннет когда-то был в услужении у герцога и был изгнан за неумеренные возлияния. Но это можно было ему простить за умение прислуживать за столом без шума и звона, перекрывающих застольную беседу. Эндрю догадывался, что, всего вероятнее, в доме его светлости Беннет был лишь младшим лакеем, но он умел с большим апломбом руководить трапезой, и за ним в колонии гонялись.

Сегодня, однако, Эндрю почти не замечал достоинств своего слуги. Как только дверь за ним закрылась, он поднялся со своего места, захватив бокал и графин, и пересел поближе к Саре.

— Что случилось, любимая? — говоря так, он взял ее за руку, с тревогой глядя ей в лицо. — Я заметил, что ты бледна, как привидение, как только пришел домой.

Она улыбнулась, но в глазах ее вместе с облегчением читался страх от того, как хорошо он знает ее.

— Милый Эндрю, тебя ведь не обманешь, правда? Я весь день ждала возможности поговорить с тобой.

Она почувствовала, как он настороженно напрягся.

— Да? — спросил он. — О чем?

— О… — Она замялась, опустив глаза на бокал.

— Сара?..

Она собралась с духом и снова взглянула на него.

— Эндрю… Ты помнишь, я тебе рассказывала о Барвел-лах, о той семье, где был репетитором мой отец? Ты помнишь, там был сын, с которым мы вместе занимались, — Ричард Барвелл?

Рука Эндрю крепче сжала ее руку.

— Конечно, помню. И что?

Сара попыталась поднести рюмку к губам, но ей пришлось ее снова поставить, потому что пальцы вдруг сделались непослушными.

Она произнесла медленно:

— Я услышала сегодня, что Ричард Барвелл приехал в Сидней со своей женой.

Эндрю наклонился к ней.

— Милостивый Боже! Он здесь… Но зачем?

— Не знаю. Ой, Эндрю… — сказала она отчаянно. — Я ничего не знаю кроме того, что мне рассказал майор Фово. Он прибыл с новым губернатором на «Быстром». Он обменял свое назначение на службу в Корпусе.

— А жена?

Ее губы сжались.

— Как я и думала, он женился на дочери сэра Джеффри Уотсона, Элисон.

— Уотсона? Того самого, который?..

— Того самого, который обвинил меня в краже его денег, — закончила Сара за Эндрю. — Того самого, что обнаружил меня в ту ночь в «Ангеле».

Сара взяла Эндрю за руку и ощутила ее тепло.

— Что же мне теперь делать? — прошептала она. — Что мне делать?

Он сидел, склонив свою ненапудренную голову над ее рукой, кончиком пальца бессознательно поглаживая вену. Она на миг испугалась, что он упрекнет ее за излишнюю драматизацию внезапного появления Ричарда. Как рассказать Эндрю, что она когда-то любила Ричарда и что она до сих пор боится своих чувств, которые могут вспыхнуть при виде его? Эндрю, думала она, тебе не понять. Даже у тебя для этого не хватит понимания. Это была та скрытая от глаз Сара Дейн, которая отдала свою юную страстную любовь Себастьяну и Ричарду Барвеллу из Ромни. Не кривя душой перед собой и отдавая должное Эндрю, она не могла ожидать, что его терпимость распространится и на девичьи капризы той Сары Дейн, которой он не знал.

Он поднял голову, и она пристально наблюдала, как менялось его лицо: на нем постепенно возникло то странное сосредоточенное выражение, которое обычно появлялось, когда его ум работал слишком быстро, чтобы она могла за ним уследить. У него было выражение лица, настороженное и подозрительное, как у человека, на собственность которого посягают. «Это он тревожится о моем счастье, — подумала Сара. — Он попытается не дать Ричарду рассказывать кому-нибудь то, что ему известно о моем прошлом». Это выражение лица Эндрю чуть разочаровало, но и успокоило ее. Оно означало, что в отличие от нее, он не чувствует себя побежденным. У нее не было ни плана борьбы, ни надежды на отступление. Чтобы, карабкаясь по чужим спинам, достичь своего высокого положения, Эндрю нужно было выработать в себе определенную беспощадность. Глаза его посветлели, затем заблестели, складки вокруг рта еле заметно углубились, хотя он все продолжал гладить ее руку кончиком пальца.

— Ты испугалась, любимая? — спросил он.

— Да… — почти прошептала она. — Боюсь так, как никогда раньше. Они могут мне так навредить. Они могут навредить тебе и детям. Все, что создано тобою, может быть разрушено просто болтовней.

— Тогда, клянусь Господом, мы не дадим им болтать! — Эндрю отдернул руку и хлопнул ею по столу. — У меня в этой колонии есть право голоса. Мистеру Барвеллу придется быстро понять, что ты не прислуга в ректорском доме в Брэмфильде и уже не ссыльная!

— Эндрю… — выдохнула она. — Что ты собираешься сделать?

— Я не знаю, что сделаю, пока не выясню, по крайней мере, что его сюда привело. Не может же он быть неуязвимым — и мне нужно узнать его слабое место.

Она медленно кивнула.

— У каждого человека есть слабинка, — сказал Эндрю, помолчав. — И я полагаю, что лучшим способом выяснить это в отношении мистера Барвелла будет обратиться прямо к источнику информации. Он остановился у Фово?

— Да.

— Тогда… — Он поднялся, небрежно оттолкнув стул. — Думаю, мне следует придумать какое-то неотложное дело к майору Фово.

— Эндрю… — Она протянула руку и коснулась его рукава. — Мне действительно страшно. Барвеллы могут рассказать все, если захотят, они могут подарить колонии то, чего она ждала все эти годы.

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

— Никто не причинит тебе вреда, пока у меня есть силы бороться с ними. А посему — не бойся, моя Сара.

И он ушел, оставив Сару сидеть за столом, уставившись перед собой, с нетронутым бокалом в руке. Он унес с собой часть ее страха; но главный страх — страх ее любви к Ричарду — остался с ней.