Кэтрин Гэскин - Сара Дейн

Сара прервала ее:

— Трое незнакомых ссыльных, ты говоришь? Вооруженных?

— Да, мэм.

Сара судорожно стащила через голову шаль с Дэвидом.

— Вот, — задыхаясь, она всунула рассерженного вопящего ребенка в объятия Энни, — возьми его и дай ему чего-нибудь поесть. Попробуй его успокоить.

Прерванная на середине повествования, Энни удивленно посмотрела на Дэвида и ахнула, увидев, что Сара повернулась и бросилась из кухни.

В кабинете Эндрю Сара снова отперла шкаф, вынула одно из трех хранившихся там ружей. Она зарядила его так, как учил ее Эндрю, с благодарностью вспоминая, как он часами заставлял ее практиковаться как раз для таких случаев, как этот. Она зарядила ружье и тщательно проверила патроны, затем повернула назад к кухне.

Но возле стола Эндрю она заколебалась и помедлила. Мгновение поразмыслив, она открыла верхний ящик, рукой порылась среди перьев и запасных свечей и нащупала маленький кривой кинжал итальянской работы, которым они иногда пользовались для разрезания бумаги. Это была изящная, опасная на вид вещица с тонким лезвием. Взяв его в руку, она мрачно задумалась о том, что может произойти, если ссыльные захватят Кинтайр, очень ярко представив себе обагренные кровью руки Эванса и его рассказ о том, как он нашел истерзанное тело Денвера.

Пока она там стояла, раздались первые выстрелы: их было четыре.

Она на несколько секунд опустила ружье на стол, просунула кинжал за корсаж так, чтобы не была видна резная рукоятка. Холодок заостренного лезвия на груди придал ей немного уверенности.

Потом она взяла ружье и направилась на кухню.

При звуке выстрелов Энни начала какое-то своеобразное монотонное завывание — что-то среднее между звериным воем и человеческим воплем. Сара стиснула зубы. Она положит конец этому нечеловеческому звуку, чего бы ей это ни стоило. Если ей суждено умереть, то только не под завывание Энни.

Когда она дошла до кухни, прозвучал еще один выстрел.

Этот одиночный выстрел вдруг заставил Энни замолчать. Она обернулась к Саре с отчаянной мольбой в глазах.

— Все уже с нами кончено, мэм! Нам конец! — всхлипнув, она указала на окно. — Вон Тригг там, раненый, наверное. А Хогана и вовсе не видать.

Сара бросилась мимо нее к окну, страх спазмой сжал все внутри. Она внезапно осознала всю глубину зависимости от нее Энни и Дэвида, свою собственную беспомощность и невозможность защитить их в случае нападения бунтарей на дом. И она подняла ружье и укрепила его на подоконнике, скорее, для поддержания духа, сознавая, что если бунтовщики придут, два ружья ненадолго задержат их продвижение. Она лишь надеялась, что до Энни это не слишком скоро дойдет.

Основные дворовые постройки находились на расстоянии трехсот ярдов от дома. Они образовывали квадрат и были обращены внутрь: два спальных барака для ссыльных, один, поменьше, — для Джереми и Тригга. Были еще два складских помещения, где хранился провиант для батраков и инвентарь, еще один барак Эндрю использовал для дополнительных батраков, которых он нанимал как сезонных рабочих, когда снимали урожай или сеяли, а также в случае срочной расчистки участков. Он расположил эти строения на таком расстоянии, потому что не хотел, чтобы его собственная жизнь протекала в слишком большой близости от ссыльных. Они были необходимы для работ в Кинтайре, но видеть их Эндрю не желал. Теперь Сара пожалела, что расстояние не вдвое больше.

В гаснущем свете дня она напрягала глаза, чтобы видеть происходящее на задней дворе. Между конюшней и амбаром она увидела фигуру Тригга. Он прислонился к стене амбара, как будто ему не хватает дыхания или он сильно ослабел. Он прижимал к себе правую руку, голова его была откинута, и он жадно ловил воздух раскрытым ртом. Он лишь несколько секунд отдохнул под прикрытием стены. Потом опустил голову и побежал, лишь раз мимолетно оглянувшись, по направлению к кухне. Сара напряглась, ожидая увидеть погоню, но никаких признаков ее не было. Раненый и невооруженный, Тригг не представлял в этот момент интереса для бунтовщиков.

Сара опустила ружье, но оставалась у окна, когда Тригг с трудом преодолел две ступеньки до кухни и остановился, тяжело опираясь на дверной косяк.

Он был очень бледен: вся его правая рука, от плеча до запястья, была в крови. На нем не было куртки, и кровь сбегала по пальцам. Он запрокинул голову, пытаясь отдышаться. Он казался вконец измученным, как будто последняя перебежка от сараев до кухни отняла у него все силы.

Энни в ужасе вскрикнула, по кивку Сары положила затихшего Дэвида на стол и бросилась помогать Трипу.

Сара, не двигаясь, смотрела на них. Энни уже доказала свою преданность, но Тригг… Она все еще не доверяла ему. Его рывок в дом мог означать отважную попытку защитить женщин и ребенка — или желание укрыться в доме, чтобы залечивать свою раненую руку. Сара не была готова слишком уж полагаться на него, но он оттолкнул служанку и повернулся к ней.

— Нам с Хоганом уже почти удалось собрать наших батраков и запереть их, когда эти черти явились, мэм, — выдохнул он с трудом. — Они подкрались сзади, из-за конюшни, и начали стрелять. Их там около десятка, и у четверых ружья. Нам своих было не удержать, как только они сообразили, что происходит. Мне попали в руку и пришлось бежать… или нужно было бы остаться там и быть убитым. — Голос его стал еще слабее. Он с трудом выговорил: — Мэри и Бесси убежали с ними. Я слышал, как они кричали. Я знал, что вы с мастером Дэвидом здесь одни. — Он попытался выпрямиться, но ему это не удалось. — От меня мало проку, но, кажется, стрелять я все-таки могу.

Сара кивнула, облизав сухие губы. Как она ошибалась насчет Тригга: теперь ей было стыдно на него смотреть.

— А Хоган? — спросила она тихо.

— Ему попали в спину… дважды. Вряд ли он жив.

Теперь оставалось только ждать. В течение последующего получаса Сара не сдвинулась со своего поста у окна, держа ружье наготове. В беспомощной ярости она наблюдала разграбление запасов и наконец то, чего она страшилась и чего ожидала. Первый бледный язык пламени взметнулся над крышами складов. В сумерках поднялся довольно сильный ветер: он раздул огонь, который перебрасывался со строения на строение со скоростью, вселившей ужас в ее сердце. Вскоре все надворные постройки превратились в пылающий квадрат, ярко полыхающий на фоне вечерних сумерек, делая вечер вокруг еще темнее. Ветер подул в сторону дома и донес дикие голоса вырвавшихся на свободу людей. Ром, который они обнаружили среди запасов, усилил возбуждение, вызванное их успешными действиями. Это придало им отваги, которую пока не охладило сознание того, что перед ними пустынный буш, река и громадные неизведанные горы за ней. Они вопили и орали, опьяненные победой. Саре были видны фигуры бунтовщиков на фоне пылающих строений: она наблюдала их неверное продвижение, решимость, с которой они забрасывали на плечи мешки с награбленным продовольствием.

Они не пытались приблизиться к дому. Сара подумала, что их сбила с толку пустая конюшня: они вообразили, что Маклеи сбежали и бросили Кинтайр на произвол судьбы; к тому же они уже награбили столько продовольствия, сколько могли унести. Какое-то время ее страшила мысль, что они могут польститься на оружие и боеприпасы, хранящиеся в доме. А потом ей пришло в голову, что им некогда возиться с домом, и как только они нагрузят всю еду, которую можно унести, они уйдут. Если, как того опасался Эванс, они видели, что он едет в Кинтайр, они не станут медлить, опасаясь появления солдат в любой момент. Вскоре после того, как надворные постройки заполыхали, бунтовщики направились к реке, где были привязаны две лодки.

Сара крепко сжала кулаки, пытаясь не поддаться приступу ярости: ей стало дурно, и слезы выступили у нее на глазах, когда она увидела, как крыша ближайшего барака рухнула, рассыпав искры во все стороны. Никто не знал лучше нее, почему они тратят драгоценные минуты на поджог: таким образом они выражали свой действенный протест против своих хозяев и тюремщиков. Воспоминания о плавучей тюрьме, о кнуте и одной цепи, сковывавшей их, толкали их на путь разрушения. Они окликали друг друга в пьяной браваде, прежде чем пуститься в нехоженый лес, уверенные, что найдут дорогу в этих загадочных голубых горах и что как-нибудь выживут там, где еще никогда не жил белый человек. Конечно, все они знали, что возможность выжить ничтожна: казалось, сознание этого делало их действия еще более отчаянными. Сара все это знала, знала, какие чувства безраздельно владеют бунтовщиками, передаваясь от одного к другому: злость, горькое негодование, которым нужна лишь одна искра, вспыхнувшая в одной горячей голове, чтобы разжечь их ярость.

Когда показалось, что последний бунтовщик отправился вниз к лодкам, Сара подняла Тригга и Энни. Дэвид спал в корзине под столом, поэтому она не стала его тревожить. Рука Тригга была перевязана рваной простыней, ему все еще было очень больно. Он вышел из кухни за Сарой и проследовал за ней по замершему двору, несколько раз споткнувшись по пути к баракам. Сара отдала фонарь Энни и стала поддерживать его, неся ружье в правой руке. От догорающего пожарища ветер доносил до них обжигающий воздух, сажу и горячий пепел, а также запах жареной солонины.

Они нашли Джереми лежащим навзничь посередине площади. Энни помогла Саре перевернуть его на спину. Он был совершенно неподвижен и не издал ни звука, когда его переворачивали. На плече, в волосах и на лице запеклась кровь. Сара не тратила времени на то, чтобы разглядывать его лицо, в котором не было никаких признаков жизни: она разорвала рубашку и послушала сердце.

— Он жив! — сказала она и взглянула на Тригга. — Можешь нести ружье и фонарь?

Он кивнул.

Тогда Сара обратилась к Энни:

— Дай мне твой фартук. Нам придется замотать ему голову, прежде чем мы попытаемся перенести его в дом. Нам нужно не дать ему умереть.

Сара последний раз оглядела стоящих вокруг нее в гостиной, прежде чем взять со стола фонарь. Она поднялась почти бесшумно, только юбки ее зашелестели.