Эндрю задержался под роняющими влагу деревьями, взгляд его с интересом устремился к равнине, простиравшейся на юго-восток. Именно это решил он описать Саре: эту прекрасную плодородную, обильно поросшую лесом землю, пересеченную великой рекой, которая, извиваясь, струится с гор. Он уже видел несколько высоких участков земли, на которых можно построить дом: их не будет заливать в половодье. Если эту землю расчистить, то пастбища здесь будут богаче тех, что ему доводилось видеть. Так он стоял, медленно поднимая вверх сжатый кулак, потом раскрыл ладонь и посмотрел на землю, которую подобрал у самого края воды. Такая земля родит ему зерно, настолько тяжелое, что колосья будут гнуться под собственной тяжестью. Он снова поднял голову и увидел огороженные поля с урожаем, готовым к сбору. Мир, на который он смотрел, был молчалив и необитаем — загадочный мир, таящий, возможно, нежданные опасности, и все же он знал, что Сара, когда он ей обо всем расскажет, выберет эту зеленую незнакомую долину, а не покоренные акры земли в районе Парраматты.

Он прибыл в Сидней ровно через три недели после высадки и обнаружил, что Райдеры готовы перевезти все свои вещи лодкой в Парраматту: они переселялись во временное жилище на прекрасном участке прямо за поселком. Джулия, как ему сразу бросилось в глаза, уже преодолела свое первоначальное отвращение при виде уродливого поселения в Сиднейской бухте. Со свойственными ей спокойствием и решительностью она уже старалась использовать все возможные преимущества этой страны. Она держалась так, как будто кормить семью солониной было постоянным занятием на протяжении всей ее жизни.

Но самая яркая перемена произошла с Сарой. Она приобрела уверенность от сознания, что вскоре станет женой вольного поселенца. В ней была необычайная живость, которой раньше он не наблюдал. Она хорошо приспособилась к новой обстановке, и сейчас он впервые увидел, как расцветает ее личность на свободе, не ограниченной рамками жизни на «Джоржетте». Ее приветливая улыбка воспламенила в его сердце желание. Он поцеловал ее с такой страстью, как будто они пробыли в разлуке не недели, а годы. Ее ответ был теплым, но затем она отстранила его и потребовала отчета об увиденном в новой стране. Он рассказал ей о долине и глубокой извилистой реке.

Она слушала, не прерывая, и в конце спросила, помедлив:

— Ты именно там хочешь поселиться, Эндрю?

Он горячо воскликнул:

— О да, дорогая! Подожди, когда увидишь это своими глазами! — Он возбужденно рассмеялся. — Там богатая земля, Сара, богатая и зеленая! И она моя! Я смогу выбрать лучшее, пока другие еще ее не видели! — Он помолчал и серьезно спросил: — Ты к этому готова? Там придется быть одной.

Но он знал, даже задавая этот вопрос, что в глазах ее нет страха — ни тени робости перед тем одиночеством, которое, как она знала, ей там предстоит. Ее спокойствие придало ему уверенности.

— А что, если губернатор Филипп пока не хочет заселять ту местность? — спросила она несколько встревоженно. — Может быть, он не даст тебе разрешения.

Он притянул ее к себе, губы его пытались разгладить морщинку озабоченности на ее лбу.

— У Филиппа целый континент, который он может раздавать, — проговорил он. — Он не пожалеет какого-то кусочка на Хоксбери.

— Ты скоро с ним увидишься?

— Завтра — если он меня примет. — Он обнял ее. Тепло ее тела возбуждало его. — Мне от Филиппа нужно две вещи: разрешение на владение землей по берегам Хоксбери и помилование для моей жены. И тогда я им покажу, как нужно жить в Новом Южном Уэльсе!

В голосе его был дерзкий вызов, который подогревался близостью Сары. На миг-другой желание завладело им настолько, что он прижал ее к себе, закрыв глаза. И ее руки, как бы разделяя его чувства, вдруг теснее обвились вокруг него.

— Поскорей бы, Эндрю, — прошептала она. — Если Филипп откажет…

— Не откажет.

Она вдруг взглянула ему в лицо. На лоб снова набежали морщинки.

— Эндрю, — сказала она с настойчивой мольбой, — обещай, что ты женишься на мне как можно скорее, не ожидая, когда построят дом. Я за тобой пойду куда угодно. Я…

— Сара, любимая! — сказал он, прервав ее слова поцелуем. — Я не стану ждать завтрашнего дня. Я постараюсь увидеть губернатора сегодня же.

Эндрю смотрел на губернатора Филиппа, сидевшего напротив за письменным столом, заваленным бумагами, смотрел с чувством некоторого трепета на человека, который вытягивал на себе колонию все эти первые пять лет, что стоило нечеловеческих усилий. Его внешность была достаточно заурядной: крючковатый нос, средний рост, кожа желтоватого оттенка, свидетельствовавшая о нездоровье. Всем в этом убогом поселении было известно, что ему предоставлен отпуск по болезни и что, вероятно, он отправится в Англию на «Атлантике», которая в настоящий момент стоит на якоре в гавани.

Сначала он не высказал никакой поддержки Эндрю в его решении выбрать место на Хоксбери.

— Я знаю, что там превосходная почва, мистер Маклей, но ни помощь, ни защита правительства так далеко распространяться не в состоянии. Вы будете в полном одиночестве, там нет даже дороги, которая соединит вас с Паррамат-той. Там вам грозит опасность от наводнений и туземцев, которые могут оказаться враждебными, а зимой вы не сможете получить ни провианта, ни припасов по суше.

— Я изучил все эти трудности, ваше превосходительство, и мне кажется, я в состоянии их преодолеть.

Филипп задумчиво смотрел на карту, лежащую перед ним на столе.

— Поверьте, мистер Маклей, я очень хочу, чтобы там были поселенцы — там лучшая почва в колонии, и нам бы очень пригодились полученные на них урожаи. Но опасность в том, что вам придется поселиться там в полном одиночестве… если бы кто-нибудь там поселился с вами…

Но он спорил без энтузиазма, и когда Эндрю стал настаивать, он сдался. Как только решение было принято, Филипп повел себя так, как будто препятствий и не было — теперь он почувствовал себя вправе поощрять заселение земель, которые он первым разведал и отметил как подлежащие заселению вольными людьми, которых он хотел видеть в новой колонии. Он был щедр в своих обещаниях помощи. Интендантству не хватало самого насущного, но распоряжения Филиппа давали Эндрю возможность получить то, что было доступно. На бумаге все выглядело великолепно: огромный надел земли, ссыльные батраки, фермерский инвентарь, семена. Но Эндрю достаточно хорошо представлял местные условия, чтобы понять, что ему повезет, если он получит хоть третью часть обещанного. Он положил в карман подписанные распоряжения с тем же чувством, с которым он положил бы фальшивую монету, не зная, имеет ли она какую-нибудь покупательную способность.

Когда карты Хоксбери были отодвинуты в сторону, губернатор сложил свои сухие тонкие руки и, не мигая, стал смотреть на Эндрю. Он сухо известил его, что оставил инструкции своему преемнику в отношении помилования Сары Дейн по выходе ее замуж.

В его тоне совершенно не было и оттенка сердечности, когда он добавил:

— Права, пожалованные мне королем, предусматривают прощение, мистер Маклей. Я позволяю себе воспользоваться этим правом ввиду свидетельства мистера Райдера в отношении этой женщины и ввиду того, что она будет полностью находиться на вашем попечении.

— Спасибо, сэр.

Эндрю было жаль, что в его словах не было тепла, но он не заблуждался в отношении чувств губернатора. Он совершенно определенно не одобрял этого брака. Но его инструкции гласили, что он должен поощрять заселение колонии, а в данном случае это было возможно лишь путем разрешения брака. Он давал свое согласие с безразличным пожатием плеч, характерным для начальства.

Эндрю собрался уходить, прежде чем губернатор указал ему на то, что время истекло. На веранде побеленного правительственного здания он помедлил, подумав, не стоит ли повернуть назад и более горячо вступиться за Сару. Но за время краткого разговора у него сложилось мнение о характере Филиппа, которое подсказало ему, что это было бы бесполезно. Он нахлобучил шляпу, шагнул на солнце, разгоряченный и возмущенный.

II

Эндрю добрался до предназначенного ему участка на Хоксбери после долгого мучительного пути. Он разбил лагерь на берегу — маленький палаточный поселок для двадцати выделенных ему ссыльных, надзирателей, четверых бывших ссыльных, сроки которых были сняты и которые согласились поехать с ним за жалованье, еду и ежедневную порцию рома. С этого момента началась вырубка леса под поля, где он собирался сеять, и под строительство дома. Топоры застучали, деревья валились беспрерывно, но все же не так быстро, как ему хотелось. Его нетерпение не унималось.

В Парраматте качали головами, глядя на его горячность: ему советовали подождать, пока найдутся другие поселенцы, чтобы поехать вместе с ним на Хоксбери. Но Эндрю не внимал этим голосам: он собрал какие-то доступные припасы, выбрал надсмотрщиков и нанял дополнительных батраков. Он подождал, чтобы помочь Райдерам и Саре в переезде вверх по реке из Сиднейской бухты на новый участок в Парраматте, и проследил, как его скот поместили в загоны рядом со скотом Джеймса поблизости от домишки, в котором им предстояло ютиться до переезда в новый дом. Потом он занялся планами подготовки собственного переезда в Хоксбери. Он работал допоздна: это был медленный, вызывающий раздражение труд, который постоянно наталкивался на, казалось, непреодолимые препятствия. В колонии не хватало элементарнейших вещей из тех, что были ему необходимы: обувь и одежда для ссыльных, кухонные принадлежности, плотницкий инструмент, охотничьи ружья, лопаты и топоры для расчистки участка. Он проводил время в нудных торгах и обменах, злясь на каждую задержку.

Следуя подсказке своего друга Берри, он разыскал бывшего ссыльного с земельным наделом, который обменял ему три топора на два галлона рома, и другого, который отдал ему два — всего за один галлон. Он не знал, откуда берутся эти топоры и не спрашивал об этом.

Берри превосходил самого себя в желании помочь: он отыскал какого-то плохонького плотника, человека, срок которого уже истек и который был готов работать на Хоксбери за ежедневную порцию рома. Эндрю понимал, что плотник, каким бы плохим он ни был, — бесценная находка здесь, где практически нет людей, имеющих какую-нибудь профессию. Он охранял свою находку, уже представляя себе в мечтах тот дом, который этот угрюмый беззубый человек построит для Сары. Страх, что кто-то другой может заявить права на этого освобожденного, заставил его действовать решительно: он взял с плотника клятвенное обещание не раскрывать своей профессии и начал сразу же выдавать ему ромовый рацион.