Барбара Мецгер - Санта-Клаус, или Отец на Рождество

Барбара Мецгер «Санта-Клаус, или Отец на Рождество», 2012

Оригинальное название: Barbara Metzger «Father Christmas», 1995

Перевод: Dinny

Коррекция: София, Elisa

Редактирование: Dinny

Худ. оформление: Elisa

У Грейс-Энн, вдовы героя войны, остались два драгоценных трехлетних мальчика-близнеца, без которых она не представляет себе жизни. Но герцог Уэр решил забрать у нее одного из детей. В конце концов, рассудил герцог, ему нужен наследник – а вдова может поделиться с ним одним мальчиком. В ответ Грейс-Энн собирается сражаться с ним изо всех сил.

Но все-таки дело происходит под Рождество, а это время для всепрощения. И, хотя джентльмен просто очарователен, нет никаких шансов, что мать отдаст ему свое дитя – или свое сердце – несмотря на подозрение, что Уэр замышляет похитить и то, и другое…

Немного о том, почему перевод называется именно так.

В оригинале роман имеет название "Father Christmas" и, как и многие названия у Барбары Мецгер, имеет двойной смысл.

Во-первых, в переводе с английского "Father Christmas" означает "дед Мороз, рождественский дед, Санта-Клаус" и в самом конце романа эта версия будет обыграна.

Во-вторых, "Father Christmas" содержит намек на пробудившиеся отеческие чувства у герцога, и на то, что произошло это именно на Рождество.

История происхождения Санта-Клауса (Википедия).

Прообразом Санта-Клауса является общехристианский святой Николай Мирликийский (Санта – «святой», Клаус – «Николай»), известный по житию своей благотворительностью (помощью бедным людям в виде тайных подарков). Первоначально именно от его имени дарились в Европе подарки детям в день почитания святого по церковному календарю – 6 декабря.

Однако в период Реформации, выступавшей против почитания святых, в Германии и сопредельных странах Святой Николай был заменен в качестве персонажа, вручающего подарки, на младенца Христа, а день вручения подарков был перенесен с 6 декабря на период рождественских ярмарок, то есть на 24 декабря. В период Контрреформации в Европе персонаж Святого Николая снова стал дарить детям подарки, однако это стало происходить в конце декабря на Рождество. Но, например, в Нидерландах, где имя святого Николая произносят как Синтерклаас; от его имени детям дарят подарки либо на 5 декабря, либо на Рождество, либо на оба праздника.

Именно благодаря голландским колонистам, основавшим в 1650-х годах поселение Новый Амстердам, ныне известное как город Нью-Йорк, образ Святого Николая попал на североамериканский континент. При этом необходимо отметить, что английские пуритане, также осваивавшие Северную Америку, Рождество не отмечали.

В 1809 году в свет вышла «История Нью-Йорка» американского писателя Вашингтона Ирвинга, в котором тот рассказывал о голландских временах города, упомянув и обычай чествования Святого Николая в Новом Амстердаме.

В развитие истории Ирвинга в 1823 году Клемент Кларк Мур выпустил в свет поэму «Ночь перед Рождеством, или визит Святого Николая» („A Visit from St. Nicholas“ или «В Ночь перед Рождеством»„The Night Before Christmas“ либо, по первой строке, „Twas the Night Before Christmas“), в которой рассказал о некоем персонаже, дарящем детям подарки – Санта-Клаусе. Эта поэма впервые описала, как выглядит Санта-Клаус, как он передвигается (летит по небу на санях, запряжённых оленями, также упоминаются имена восьми оленей) и что, собственно, происходит, когда он посещает дом с подарками в Сочельник.

Эта поэма значительно повлияла на представления о Санта-Клаусе во всем англоязычном мире. До сих пор «В Ночь перед Рождеством» является одной из наиболее любимых Рождественских сказок в Америке.

На самом деле, более верно было бы вместо "Санта-Клаус" написать "Святой Николай", но уже с начала 19 века персонаж, раздающий детям подарки, перестал ассоциироваться со святым. Поэтому и в этом переводе – как и в его названии – я буду везде именовать его "Санта-Клаус".

Герцог Уэр нуждался в наследнике. Словно школьная дразнилка, эта отвратительная фраза то и дело мелькала в его сознании, всплывая на поверхность на волне бренди. И хотя его светлость обычно вел воздержанную жизнь, сегодня он был лишь пьяной тенью самого себя. Но потребуется нечто большее, чем тень, чтобы заставить его отправиться в «Олмак».

– Ад и все дьяволы! – Лиланд Уоррингтон, пятый и на данный момент, вероятно, последний герцог Уэр, снова посмотрел на часы. Десять часов, а все знают, что патронессы «Олмака» запирают двери в одиннадцать. Даже главный холостяк Лондона, обладающий богатством, титулом и приятной внешностью, не сможет попасть туда после колдовского часа.

– Проклятые ведьмы, – еще раз выругался Уэр, со стуком поставив бокал на столик, весьма кстати располагавшийся рядом с его очень удобным кожаным креслом в «Уайтс». – Будь оно проклято.

Его компаньон встрепенулся и выпрямился в кресле, обращенном к креслу герцога.

– Что такое? Вино испортилось? – Достопочтенный Кросби Фэншоу осторожно пригубил жидкость из своего бокала. – На мой вкус оно отличное. – И он заказал еще одну бутылку.

Баронет, которого с любовью называли Кроу [1] за далеко не мрачную манеру одеваться, выглядел намеренным контрастом своему давнему другу. Герцог был одет в лучшее, что мог предложить Уэстон: строгий вечерний черный с белым костюм, облегавший его широкие плечи и мускулистые бедра, тогда как тщедушная фигура Кроу Фэншоу была украшена малиновыми панталонами, шафрановым жилетом, лимонно-зеленым сюртуком с узкой талией. Герцог ответ взгляд. Фэншоу никогда не попадет в «Олмак» в подобной экипировке. Кроме того, Фэншоу и не нужно попадать в «Олмак».

– Нет, это не вино, Кроу. Это жена. Мне нужна жена.

Баронет просунул палец с маникюром под завязанный сложным узлом шейный платок, чтобы ослабить петлю, образовавшуюся при одной мысли о браке. Он вздрогнул.

– Дьявольские создания эти жены.

– Я выпью за это, – проговорил Уэр, и сделал это. – Но мне все равно она нужна, если я собираюсь произвести на свет следующего герцога.

– Ах. – Кроу понимающе кивнул, стараясь не потревожить свои напомаженные кудри. – Положение обязывает и все такое. Священная обязанность сословия пэров: произвести на свет других маленьких аристократов с голубой кровью, которые продолжат род. Я благодарю Небо за то, что титул носит мой брат. Пусть Верджил беспокоится насчет преемственности и поместий.

– Учитывая, что ты его наследник, ему следовало заняться этим. – Кроу Фэншоу не сумеет отличить кормовую свеклу от навоза, и они оба знали об этом.

Баронет не стал обижаться на замечание друга.

– Портить свои сапоги в грязи? Мой камердинер уволится, и что я тогда стану делать? Кроме того, Верджил сумел отлично заполнить свою детскую: у него два мальчика и девочка. Затем есть еще выводок сорванцов моей сестры, если ему понадобятся дополнительные силы. Я в безопасности. – Он поднял бокал, провозглашая тост. – Мои соболезнования, старина.

Уэр нахмурился, его густые темные брови нависли над карими глазами. Кроу легко смеяться, ведь в его душе не был выгравирован фамильный девиз Уэров: Semper servimus. Мы служим вечно. Вечно, черт бы все побрал, без необходимости напомнил себе герцог. Его наследие, все, для чего он был рожден и выкормлен, во что он верил – все это требовало наследника. Этого требовали последующие поколения, все эти акры земли и люди, зависящие от него, требовали это, тетя Юдора требовала этого! Бог, Король и Страна, вот чему служат Уэры, настаивала она. Что ж, Лиланд делал пожертвования церкви, занимал утомительное место в Парламенте, и служил в качестве дипломата, когда министерству иностранных дел требовались его услуги. Этого было недостаточно. В Библии написано «Плодитесь и размножайтесь», цитировала его бездетная тетушка. Королю, да благословит Бог его сумасшедшую душу, нужно было больше верных пэров, чтобы советовать и направлять его возмутительных потомков. А вся страна, если верить Юдоре Уоррингтон, придет к полному разорению без ватаги маленьких Уоррингтонов, подготовленных управлять обширными имениями и инвестициями Уэров. По крайней мере, под угрозой могла оказаться ее ежегодная рента.

Лиланд снова посмотрел на часы. Десять минут одиннадцатого. Герцог ощущал себя так, словно ему нужно было отправляться выдергивать зуб: одновременно и страшась этого момента, и желая, чтобы он поскорее завершился.

– Сколько времени на твоих часах, Кроу?

Кросби неловко затеребил многочисленные цепочки, пересекавшие его узкую грудь.

– Послушай, должно быть, у тебя назначена важная встреча, раз ты не сводишь глаз со своих часов. Кто же это может быть: эта новая рыжеволосая танцовщица из оперы или та эффектная вдова, которую ты вчера катал в своем фаэтоне? – Пока герцог свирепо смотрел на него, Фэншоу вытащил свой лорнет, затем печатку с фамильным гербом, и, наконец, добрался до кармашка для часов. – Пятнадцать минут одиннадцатого.

Уэр застонал.

– «Олмак», – вот все, что он смог произнести. Этого было достаточно.

Фэншоу уронил часы и схватил лорнет за ручку, украшенную драгоценностями, свисающими лентами и цепочками, после чего начал изучать своего друга в поисках признаков маразма.

– Мне послышалось, что ты произнес «Олмак».

– Я так и сделал. Говорю тебе, мне нужен наследник.

– Но «Олмак», Ли? Боже, должно быть, ты совсем спятил. То есть напился до потери рассудка. – Он отодвинул бутылку так, чтобы герцог не смог достать ее.