Сам дом никогда не менялся, разве что требовалось разместить еще один несчастный трофей на уже плотно завешанных стенах. Грэм давно перестал замечать убогое состояние дома и потертую меблировку, которая могла считаться элегантной несколько поколений назад, а сейчас сильно пострадала от грубого обращения нынешних обитателей.

Мраморные полы истерлись так, что отполировать их не было никакой возможности, глубокие царапины на темных деревянных панелях и отделке стен свидетельствовали о самом дурном обращении. Ковры истончились от грубых башмаков, а из диванов торчали пружины, потому что мужланы, которые годами валялись на них, не давали себе труда сесть как положено.

Грэм, привычный к этому зрелищу, приходил и уходил, и лишь старался не встретиться с братьями. Сегодня, если он успеет переодеться достаточно быстро, то уже через час окажется за игральным столом. Тем не менее он по привычке остановился у входа и долго прислушивался.

Громкого смеха не было. Не чувствовалось табачной вони. Пол не дрожал от топота ног и ударов катающихся по нему сцепившихся тел, крушащих остатки мебели. Дом был абсолютно пуст, за исключением остатков домашнего персонала, еще прислуживающего своим хозяевам. Отлично, семейство отсутствует. Слава богу.

Дворецкий отца взял у Грэма шляпу и перчатки.

– Разрушители комодов еще в отъезде, а, Николз?

Сорок лет службы превратили Николза в самого преданного слугу герцога, одного герцога и только. При столь непочтительных словах Грэма его надменная физиономия сделалась еще более кислой.

– Добрый вечер, лорд Грэм. Его светлость и ваши старшие братья еще не сообщали о времени своего возвращения с охоты в Африке. Однако в кабинете его светлости вас ждет некий мистер Абботт.

Грэм растерянно заморгал.

– Меня? Зачем?

– Не могу знать. – Лицо Николза явственно выразило недоумение при мысли, что кто-либо действительно хочет говорить с Грэмом. И так было всегда. Грэм не винил его за это, ведь дворецкий лишь копировал позицию своего господина. За весь этот год отец сказал Грэму не больше дюжины слов.

Грэм с неохотой поплелся в роскошный и очень мужественный кабинет отца. Это место всегда было ему неприятно – все стены помещения были увешаны устрашающей коллекцией чучел со стеклянными глазами. Настоящее царство смерти! Днем комната выглядела угнетающе, а ночью возвращала его в тяжелые времена детства, когда ничто, кроме тяжелой руки отца, не могло заставить Грэма ступить в этот мрачный пантеон, где остекленевшие глаза отражали блики каминного пламени и были полны, на взгляд Грэма, самой настоящей ненависти.

Даже сейчас, будучи уже взрослым, он на миг замер у входа, глубоко вздохнул, распахнул дверь и улыбнулся относительно молодому, но утомленному на вид человеку, который ждал его в кабинете. В конце концов, герцога здесь не было, и ни к чему собираться с духом.

Ошибиться сильнее он просто не мог.

Глава 2

Случилось вот что.

У самой границы вельда, на темном африканском континенте человек является слабым, хрупким созданием, которому не место в этих диких и суровых местах. Те, кто поумнее, передвигаются здесь с осторожностью и обычно выживают. А вот глупые, как правило, гибнут. И гибнут нелегко.

В охотничьем лагере африканской страны Кении дочерна загоревший врач откинул полотнище, закрывавшее вход в самую большую палатку, и устало шагнул в круг света от центрального костра и расставленных вокруг него нескольких факелов.

Трое коренастых англичан с тревогой обступили его.

– Как герцог?

– Он выживет?

– Черт возьми, парень, говори же!

Доктор вздохнул и распрямил спину.

– Боюсь, что раны его светлости, нанесенные ему напавшим на него слоном, слишком серьезны. Его больше нет.

Повисло потрясенное молчание. И длилось оно долго, ибо трое старших сыновей герцога Иденкорта не слишком быстро соображали. Наконец младший из братьев обернулся к самому старшему:

– Теперь герцог ты.

Самый старший, но, увы, самый тупой из братьев, лениво расправил плечи.

– Теперь герцог – я. Ко мне переходит титул и поместье, но не раньше, чем я отомщу за отца и уничтожу этого слона-убийцу. – Он поднял руку и потряс кулаком. – Этот слон будет убит!

Второй брат, ненамного умнее и почти столь же пьяный, значительно покачал головой:

– Сражаться до смерти!

Кенийский проводник, опытный житель саванны, попытался предотвратить катастрофу:

– Ваша светлость, милорды, этот слон очень опасен. Нам следует скорее убраться с его территории и забрать с собой тело вашего отца.

– Убраться?! – вскричал третий брат, у которого ранее тоже шевельнулась подобная мысль, но это малодушное предложение повергло его в гнев. – Черт возьми, парень, мы, сыновья Иденкорта, должны бежать? – И присоединившись к братьям, он вскинул на плечо ружье. – Победа или смерть!

К несчастью, случилось последнее.


А в Англии, в мрачном кабинете, декорированном самой смертью, младшему сыну покойного герцога Иденкорта вдруг почудилось, что в стеклянных глазах чучел блеснуло нечто, похожее на злобное удовлетворение.

– Все? – Грэм ослабевшей рукой провел по лицу и откинулся в кресле, в кресле отца, но сам этого не заметил. – Ну да, разумеется. Они же всегда были вместе, до конца. Господи! Погибли по собственной глупости!

Мистер Абботт кивнул.

– Именно так. Проводник пытался их спасти, но только он сам и двое его людей избежали смерти.

– Разумеется, он ничего не мог сделать. – Грэм махнул рукой. – Не смог их остановить. Никто никогда не мог. – Он покачал головой. Потрясение еще не давало ему ощутить до конца глубину горя. Во всяком случае, он надеялся, что причина именно в этом.

Грэм никогда не был особенно близок ни с отцом, ни с братьями, ибо по своей сути был совсем другим человеком. В детстве ему либо затыкали рот, либо вовсе не обращали на него внимания, а потому он со временем понял, что лучший способ общаться с членами семьи – это, по возможности, избегать их.

Став взрослым, он научился покорять сердца женщин, и тогда отношение к нему слегка изменилось, возникло некое ворчливое почитание, ибо сокрушители мебели всегда ценили охоту, любую охоту. Но перемирие каждый раз было слегка настороженным и недолгим.

– Ваша светлость, я должен сообщить вам…

Мир Грэма на миг замер, а потом закрутился вновь с пугающей скоростью.

«Ваша светлость…»

Он сглотнул, в горле было сухо. С трудом выбравшись из кресла и спотыкаясь на ходу, Грэм двинулся к графину с отцовским – нет, теперь с его собственным – виски. Напиток сверкал, как янтарный символ спасения.

Грэм опрокинул один стаканчик, чтобы прогнать сухость в горле, а второй – чтобы убрать вкус первого. Но третий тоже налил, просто чтобы на него полюбоваться. Потом вернулся к Абботту.

– Я герцог Иденкорт.

– Да, ваша светлость, герцог, – кивнул Абботт.

Грэм шагнул к креслу отца, но вдруг отпрянул и выбрал другое, не столь отягощенное воспоминаниями.

– Я герцог Иденкорт, – произнес он, заглянув в стакан. Вот черт, там уже пусто! Абботт забрал у него стакан.

– Ваша светлость…

– Эй, я же из него пью!

Абботт швырнул стакан в камин, где он раскололся на мелкие части. Грэм заморгал, в первый раз отметив, что Абботт не просто насторожен – плотно сжатые губы скрывали гнев и отвращение.

– Ваша светлость, пять поколений моей семьи служили вашей семье в качестве поверенных и советников в делах. Ваш дед никогда не платил нам вовремя и полностью, а ваш отец не платил вообще. Совет, который я собираюсь вам дать, будет первым и последним от Абботта. Так что слушайте внимательно.

Грэм откинулся в кресле и наконец сфокусировал взгляд.

– Слушаю.

Абботт расправил плечи. На слабом, невыразительном лице сверкнули глаза.

– Не теряйте времени, быстрее вступайте в свои права и принимайтесь за дело. Ваше состояние расстроено, земли простаивают в запустении. Ваши крестьяне страдают, долги огромны и продолжают быстро расти. Видит Бог, приятель, если в ближайшее время Иденкорт не получит значительного количества денег, то скоро спасать будет нечего. Единственный возможный путь для вас – это найти богатую жену, и найти быстро, иначе будет поздно. До конца сезона осталось меньше месяца. Предлагаю вам очаровать нужную даму быстро и основательно.

С этим словами он развернулся, вышел из кабинета, а потом из Иден-Хауса. Грэм следил за ним, смутно понимая сквозь туман накатившего на него шока, что вместе с Абботтом из его жизни уходит надежда получить хотя бы какую-то помощь в спасении огромного расстроенного хозяйства Иденкортов, о котором он так и не потрудился что-либо узнать.

Грэм закрыл глаза и прижал лоб к холодному стеклу.

– Черт! Черт! Черт!

Интересно, как мог вечно пустой Иден-Хаус показаться еще более пустым? Грэм возбужденно шагал в темноте по огромным залам. Одновременно величественные и жалкие в своей заброшенности, они отзывались призрачным эхом. И почему он раньше этого не замечал? Неужели даже само ожидание возвращения хозяина наполняло эти комнаты жизнью? А может, неприязнь Грэма к членам его семьи не давала ему почувствовать собственное одиночество? Лучше одному, чем с ними?

Вот теперь он действительно один. Пустота этого дома, который стал теперь его домом, была лишь символом пустоты всей жизни самого Грэма. Не каждый день человек становится герцогом. Но он стал, получил все, о чем не мог и мечтать (правда, ему и в голову не приходило мечтать о подобном), а рядом никого нет, некому даже рассказать о случившемся.

Разумеется, кроме Софи. Эта мысль успокоила Грэма. Софи выслушает его, выслушает ужасную историю гибели отца и братьев, сумеет почувствовать всю абсурдность и бессмысленность происшедшего. Скажет что-нибудь колкое, но разумное, и окажется, что в этот момент Грэм именно так и думал. И как обычно, он почувствует, что одиночество отступает. Но Софи единственная. Впереди вся жизнь, а достойный партнер только один.