Когда он заговорил, его голос звучал тихо и спокойно.

– И что ты теперь думаешь о своем решении? – Эта стратегия оказалась абсолютно обезоруживающей. Она приготовилась бороться, отстаивая свое решение. Но его не так-то легко было спровоцировать. Возможно, это было и к лучшему.

Алина откинулась на спинку кресла, чувствуя, как постепенно угасает ее гнев. Ей сложно было защищаться, когда рядом не было врагов.

– Развод стал моей последней попыткой освободиться от него. Я рассказала тебе не обо всем, в моей жизни с мужем было еще множество ужасных вещей. Я пыталась напомнить себе о том, что получила: дом в Фонтенбло, роскошный дом в Париже, великолепные наряды, свободу жить, как хочу, когда он уезжал из города, а это случалось часто. Я убеждала себя, что мне очень повезло. Моя семья жила бедно, и за мной не могли дать достойного приданого, и все же мне удалось удачно выйти замуж. Пока я жила с графом, я ни в чем не нуждалась. И моя семья тоже.

Я спрашивала себя, неужели так сложно присутствовать за ужином, когда в доме собирались его друзья, надевать наряды, которые он мне дарил, даже если они выглядели вызывающе и были не в моем вкусе? Неужели его требования в спальне были для меня непосильны? Ведь, в конце концов, он был моим мужем. Но через некоторое время, как ты знаешь, его требования стали более неприличными и чересчур открытыми. В одной из его извращенных фантазий я должна была весь вечер сидеть у его ног, абсолютно обнаженная, в бриллиантовом ошейнике, с бриллиантовым поводком, и брать еду из его рук. Он обожал напоминать мне, что государство и церковь дали ему право быть моим хозяином. Я просто не смела ему ни в чем отказать.

Но это не значит, что я не пыталась. Вот только последствия были весьма плачевными. Он стал ограничивать мою свободу в общении. Я больше не могла устраивать приемы в своих салонах и бывать в обществе других мужчин. Он стал больше времени проводить в Париже. Он устраивал отвратительные оргии в наших гостиных. Среди слуг было более чем достаточно шпионов. О каждом моем шаге моментально доносили графу. Он приходил в ярость и надолго запирал меня в спальне, заставляя терпеть унижения и лишения.

В его голубых глазах вспыхнуло озарение.

– Как, должно быть, ты ненавидела этот приз, доставшийся тебе после «охоты на яйца». – Все части головоломки сошлись воедино. Алина увидела, как сжались кулаки Чэннинга и он стиснул зубы.

– Я рассказываю тебе об этом не для того, чтобы вызвать гнев к покойному. Просто ты должен знать, что мне пришлось вытерпеть, и не думал, что другие издевательства были всего лишь следствием его редких вспышек гнева. Когда я потребовала у него развод, он расхохотался мне в лицо и ответил: «На каком основании? Я избиваю тебя? Нет. Неужели я хоть раз поднял на тебя руку? Нет. И даже если во Франции разводы были бы разрешены, у тебя не было бы оснований, а разводиться после стольких лет, не имея на то оснований, просто смешно. Я никогда не дал бы на это согласие. У тебя есть красивые наряды, ты замужем за богатым графом. У тебя есть все, о чем мечтает любая женщина. У тебя есть внимательный муж? Да. Если ты скажешь, что я держал тебя взаперти, я отвечу, что не выпускал тебя из комнаты в целях твоей же безопасности. А кто станет на такое жаловаться?

Но, кроме его неопровержимых доводов, у меня были и другие причины молчать. Он угрожал моей семье. У графа были английские друзья. Он заявил, что попросит их распространить слухи о моей неверности, о том, что я бесплодна и провожу время в бесконечных кутежах, и после этого моя семья не сможет появляться в приличном обществе. Именно тогда он отрезал меня от них. Он не разрешал мне им писать, опасаясь, что я начну взывать о помощи. И он не разрешил мне поехать к ним.

Она так сильно сжала ладони, что они побелели.

– Чэннинг… – ее голос сорвался на тихий шепот, – я не убила его только потому, что кто-то меня опередил. Когда он не дал мне развод, я была готова убить его. Я просто ждала подходящего момента, но кто-то опередил меня. Это все так ужасно. Теперь ты понимаешь, почему я тебе ничего не рассказала? Жена, которая хочет убить мужа… Я не хотела, чтобы кто-то знал об этом. Я желала лишь одного, чтобы все это ушло, весь этот кошмар был похоронен вместе с ним и я могла начать жизнь заново. Я не хотела, чтобы воспоминания о нем засоряли мое будущее, которое отныне принадлежит только мне.

– Мы разоблачим Сеймура и положим этому конец, – с жаром произнес Чэннинг.

– На этот раз, возможно. А что произойдет в другой раз? Чэннинг, моя репутация уничтожена. Мне кажется, чем скорее ты это поймешь, тем проще тебе будет уяснить, что между нами не может быть ничего серьезного.

– Я отказываюсь в это верить, – ответил Чэннинг. Он пристально посмотрел ей в глаза. Он снова о чем-то размышлял. – Думаю, у нас все получится, если ты перестанешь отталкивать меня. Прекрати вспоминать о Сеймуре, графе, о нашей ссоре на Рождество и придумывать другие причины, которые помешают нам быть вместе. – Он мягко рассмеялся. – Ты считаешь, что Сеймур может помешать нам быть вместе, а я, наоборот, вижу, что его присутствие нас объединяет. Я могу защитить тебя. Если тебе нужны предлоги, подумай об этом. Я хочу тебя и готов умолять тебя, Алина.

Она устало поднялась с кресла. У нее не осталось доводов, чтобы противостоять ему. Если они продолжат спорить, то он уговорит ее утром выйти за него замуж, и эта идея будет вдохновлять ее до тех пор, пока не наступит рассвет.

– Вечер был долгий, мне пора возвращаться домой. Дождемся утра.

Чэннинг встал и, обойдя стол, положил руки ей на плечи. Алина ощутила его тепло и силу.

– Не стоит тебе оставаться одной в такую ночь. – Он поцеловал ее за ухом, и по ее коже побежали мурашки, сладко обрываясь внизу живота. Чэннинг умел убеждать, и в душе он был настоящим воином, который никогда не отступал перед трудностями.

– Останься со мной, и мы вместе увидим, что принесет завтрашний день.

Он повел ее по темным коридорам в комнату, где иногда ночевал, оставаясь в Аргози-Хаус. Его рука была теплой и надежной.

– Ты думаешь, это удачная мысль? – запротестовала Алина, тая от его поцелуев.

Ее тело не сомневалось, что руки Чэннинга были для нее лучшим лекарством. Но разум сопротивлялся – та его часть, которая прекрасно знала, что секс является лучшим средством для завоевания власти, не давала ей покоя. Она сама отлично научилась пользоваться этим оружием за годы своего брака. Секс был инструментом, игрой. Алина понимала это. И Чэннинг, сделавший секс своим бизнесом, тоже прекрасно в этом разбирался. Секс был единственным, что их объединяло, в чем они понимали друг друга без слов. И возможно, сейчас Чэннинг собирался воспользоваться этим оружием, чтобы заставить ее внять его доводам.

Чэннинг тихо рассмеялся, уткнувшись в ее шею и прижимаясь к ее бедрам. Алина почувствовала его горячее и настойчивое возбуждение.

– Думаю, это самая прекрасная идея на свете.

Он слегка отстранил Алину от себя и принялся расстегивать ее платье, нежно касаясь губами ее шеи, уха. Расстегнув последнюю застежку, он спустил платье с плеч женщины. Затем потянул вверх сорочку, стягивая через голову. Он опустился на колени, чтобы снять с ее ног чулки. Она раздвинула ноги, думая, что он станет целовать ее, но Чэннинг медленно сомкнул их и покачал головой.

– Не сегодня, – мягко сказал он.

Раздевая ее сегодня, он вел себя по-новому. Чэннинг всегда был внимательным любовником, но сегодня все выглядело иначе. Он не собирался соблазнять ее. Они не станут пить шампанское обнаженными перед зажженным камином, не будет шелковых лент и изысканных соблазнов, потому что Чэннинг не желал играть этой ночью. Осознав это, Алина испугалась, и ее охватила дрожь. У нее было странное, пронзительное чувство, как после их близости в экипаже, как после его признаний в библиотеке Эверта.

Чэннинг отступил на шаг. Алина услышала, как падает на пол его одежда. Теперь она поняла, почему он не хотел зажигать свечи. При свете зажженной лампы они могли бы наблюдать за реакцией друг друга, наслаждаясь изощренным искусством игры. А в темноте они могли лишь чувствовать прикосновения, даря друг другу нежность и ласку. Темнота делала их честными.

Чэннинг приблизился к ней. Его обнаженное тело пылало от возбуждения. Алина ощутила этот призывный жар, когда он медленно увлек ее к постели. Она легла на кровать, и он последовал за ней, накрыв ее своим горячим телом, обволакивая своим желанием. Он на мгновение замер, доставая презерватив, а затем Алина снова ощутила нежное прикосновение его тела.

Темнота придавала их близости возбуждающий оттенок таинственности, нежные и неторопливые движения Чэннинга разжигали страсть не меньше, чем яростная любовная прелюдия. Он ласкал ее руками, губами, языком до тех пор, пока эта томная нежность не заставила ее потерять контроль над собой. Когда он наконец вошел в нее, она восторженно раскрылась ему навстречу, упиваясь сладостным наслаждением этой необычной для нее близости.

Она стремительно двигалась вместе с ним, приподнимая бедра так, чтобы он вошел в нее еще глубже. Она обхватила ногами его бедра, изо всех сил прижимаясь к нему, стремясь навсегда слиться с ним в этом удивительном порыве. Их движения становились все стремительнее, она изо всех сил сжимала его в себе, стремясь как можно дольше продлить эти мгновения удовольствия. Это была удивительная, неведомая им раньше близость.

– Чэннинг, сними презерватив, я хочу ощутить тебя всего без остатка. – Она выгнулась под ним, еле слышно прошептав свою просьбу ему на ухо. Она почувствовала, что он выполнил ее просьбу, а затем снова вошел в нее, продолжив стремительное движение. И вот наконец она ощутила, что больше не в силах сдерживать себя.

Алина почувствовала, что его тело вот-вот взорвется последней яркой вспышкой наслаждения. Она ощутила, как напряглись мускулы его рук, обнимающих ее, почувствовала, как мощно он пульсирует у нее внутри, как ускоряется его дыхание и биение сердца. Она выкрикнула его имя, взлетая на вершину восторга, и ощутила, как он взрывается глубоко внутри ее.