Все-таки в школу пойти пришлось – через десять дней, которые Даша практически сплошняком провела лежа в кровати. Мама даже уже хотела отвести ее к психологу, но вмешался отец, сказал, что дочь справится сама, нужно только время. Он почему-то всегда психологов не любил.

Конечно, первые дни в школе были кошмаром. Невероятных усилий стоило вести себя как обычно, хотя то и дело при взгляде на Антона на глаза наворачивались слезы, особенно когда она видела Тошку и Лику целующимися где-нибудь в коридорах. Уж Лика-то прилюдно проявлять свои чувства не стеснялась.

Эти двое общались с ней так, словно ничего не произошло. Лика, едва увидев подругу, пришедшую после болезни, бросилась ей на шею и повисла, словно обезьяна на дереве. Даша сперва даже обалдела от такой наглости, но никак это не показала.

Антон тепло так улыбнулся, поинтересовался, как она себя чувствует, все ли у нее в порядке, чем занималась во время болезни. Даша пробормотала что-то невнятное в ответ, постаралась быстрее свернуть разговор, отодвинуться от него на как можно большее расстояние.

Жаль, пересесть от Лики за другую парту не вышло – все места были заняты. Пришлось мириться с неприятным соседством. А подруга все уроки подсовывала Даше записочки и вся прямо светилась.

«Ты же не злишься на меня?» – вопрошали Ликины счастливые глаза, и Даша понимала, что не злится. Совсем. Тут другое. Непонимание, наверное, а еще интерес и брезгливость одновременно. И тупая, ставшая уже привычной боль.

Несмотря на то, что Даше хотелось вычеркнуть Лику и Антона из своей жизни, забыть о них, словно их и не было никогда, не получилось. Они даже общаться не перестали. Сложно не общаться со своими собственными одноклассниками, особенно если они сами набиваются тебе в друзья.

И все было как будто по-прежнему, не считая небольшой рокировки. Раньше Антон был парнем одной подруги – теперь стал парнем другой. Роли поменялись. Третьим лишним стала Даша.


Она слышала, как мама в соседней комнате звонит в службу доставки и громко перечисляет названия блюд, которые ожидает получить от курьера. Из кухни потянуло ароматом вишневого табака – это отец не выдержал до ужина, набил трубку и теперь пыхтит, блаженно прикрыв глаза, за закрытой кухонной дверью.

Курить обычные сигареты он давно бросил, а трубочный табак – продолжает. Больше для удовольствия, как говорит он сам. Ну разве это курение – пару раз в день?

Даше запах его вишневого табака даже нравится. Он ассоциируется у нее с домом, теплом, уютом. Если она вдруг улавливает его где-то на улице, губы сами собой растягиваются в улыбку.

Мама наконец положила трубку и через пять минут, уже переодетая в легкое домашнее платье, возникла на пороге Дашиной комнаты. В руках у нее была стопка каких-то журналов, которые мама, пройдя к столу, бухнула на его угол. Хорошо, что Даша к тому времени уже успела убрать свои каракули с именем бывшего парня, – мама бы не оценила.

– Вот, посмотри, – кивнула родительница на стопку.

– Что это? – без энтузиазма спросила девушка.

– Очень интересные модели платьев для выпускного. Чего там только нет! Выбор на любой вкус. Так что ты давай наконец определяйся, времени осталось совсем немного, и съездим купим.

– Мам, я же уже неоднократно говорила: я никуда не пойду. – Опять эта неприятная тема. Мама будто зациклилась, ее никаким бульдозером не сдвинешь. Правильно отец говорит: она у них упрямая, как породистый осел.

– Даш, это твой выпускной бал! Он один раз в жизни бывает. Даже не как свадьба, понимаешь? Замуж-то можно выйти и два, и три раза. – Она, взяв один из принесенных журналов, уселась в кресло, и девушка поняла: это надолго. Ей предстоит до самого прихода курьера рассматривать с мамой картинки с моделями платьев.

– И замуж я не собираюсь, – тем не менее сказала Даша.

– Ну, к теме замужества мы лет через пять вернемся. А насчет выпускного придется решать сейчас. – Она закинула ногу на ногу и принялась перелистывать страницы.

Даша молчала. Она твердо решила: никуда она не пойдет. Дался всем этот выпускной! Чего она там не видела? Разряженных одноклассниц? Одноклассников, считающих, что они уже взрослые и им теперь все можно? Или целующихся Лику и Антона? Вот уж сомнительное зрелище, без которого она точно как-нибудь проживет.

– Погляди, какая прелесть! – Мама сунула дочери под нос разворот журнала. С него улыбалась худющая блондинистая девица с силиконом, обряженная в ультракороткое и донельзя открытое белоснежное платьице.

– По-моему, это вообще ночнушка, – изрекла Даша. Мама с недовольным видом покрутила пальцем у виска.

– Сама ты ночнушка! Это, между прочим, модель из последней коллекции известного французского дизайнера!

– Ма, если я захочу прилюдно раздеться, я сделаю это как-нибудь по-другому, уж точно не перед кучкой одноклассников. Масштаб, понимаешь ли, не тот, – улыбнулась девушка. – Выйду, например, на Красную площадь и станцую стриптиз. Тогда всемирная слава и самые высокие рейтинги на «Yaitube» мне будут обеспечены.

– Да ну тебя! – махнула на нее рукой мама. – Может, ты хочешь полностью закрытое платье? Или пышный кринолин? Ладно, сейчас найдем тебе такие варианты.

– Да не надо мне никаких вариантов! Только деньги выкинете. Я же сказала, что не пойду на бал.

Мама уже собиралась разразиться гневной тирадой, но тут в комнату вошел отец. Как всегда, вовремя.

– Ну, о чем вы тут секретничаете? – спросил он, усаживаясь на подлокотник кресла и обнимая жену одной рукой за плечи.

Даша увидела, как напряженное выражение покидает мамино лицо, и в миллионный уже, наверное, раз поразилась родительским отношениям. Двадцать лет люди вместе, а любят друг друга так, словно только встретились. Бывает же!

И ведь совсем разные! Отец мягкий, спокойный, погруженный в себя. Вся его жизнь – в его волшебных картинах да в жене с дочерью. Мама взрывная, деятельная, волевая. На месте дольше получаса не может усидеть, буквально фонтанирует идеями. Неудивительно, что у нее получилось создать свою архитектурную фирму и управлять штатом из двадцати сотрудников.

Когда-то Даша думала, что у нее будет так же, как у родителей, – одна любовь на всю жизнь. Конечно, с Тошкой. Они закончат школу, затем институты, поженятся, родят детей… Она и мысли не допускала, что они могут расстаться. Да и зачем расставаться, если между ними такая любовь? Но оказалось, что любила только она, а он – лишь играл…

– Даш, а ты посмотри, какая вот это прелесть! – вырвал ее из невеселых размышлений мамин голос.

На сей раз журнал был открыт на странице с пышным розовым платьем, какие носили придворные дамы Викторианской эпохи.

Девушка умоляюще посмотрела на отца. Может, хоть он сможет объяснить ее позицию своей жене?

– Зин, пусть Дашка сама решает, чего она хочет, – вступился папа. – Она на досуге спокойно все пролистает, подумает и скажет нам.

– Так она же вообще идти не хочет! – взвилась мама. – Ну как так можно?! Такое событие – и пропустить! И все из-за какой-то несчастной любви!

В этот момент раздался сигнал домофона.

– А вот и наш ужин. – Отец встал с кресла и прошел к двери. – Кто со мной принимать? Я один все не унесу.

Даша, конечно же, кинулась за ним. Позади нее тяжело вздохнула мама. Разговор снова откладывался до лучших времен.


Конечно, учебой это было назвать уже трудно. Учителя еще всеми силами пытались впихнуть в головы учеников те знания, которые не удалось туда вложить за все школьные годы, но, видимо, и они понимали: бесполезно, весна, преддверие выпускного. А экзамены – это так, ерунда. Не о них думает среднестатистический ученик, а о новой, наполненной приключениями жизни, которая ждет его сразу же за школьным порогом.

Даша меньше всего переживала о том, как сдаст ЕГЭ. Она всегда была круглой отличницей, и учеба давалась ей легко. Но хотелось поскорей уже распрощаться со школой, потому что девушка понимала: пока она каждый день видит Лику и Антона, не будет ей покоя.

А Лика щебетала на переменах без умолку, ее не смущало даже то, что Даша не очень-то ее слушает. Рассказывала, какие планы у них с Тошей на лето, подробно описывала платье, купленное на бал, интересовалась, как у Даши дела на личном фронте, что-то советовала, сопереживала, утешала, хотя никто в ее сопереживаниях и тем более в утешениях не нуждался.

Даша часто спрашивала себя: неужели подруга не понимает, что причинила ей просто чудовищную боль? Или считает, что это можно забыть?

Как-то она задала свои вопросы Лике в лоб, на что та часто-часто заморгала, глаза ее тут же наполнились слезами.

– Но ведь мы столько лет дружим! – В голосе подруги читалось удивление, непонимание и даже обида. – Мы же лучшие друзья! Неужели ты позволишь встать между нами какому-то парню?

«Я не позволю, – хотелось сказать Даше, – а вот ты очень даже позволила!» Но она лишь махнула рукой. Не было желания наблюдать Ликины слезы. С некоторых пор они стали казаться ей насквозь лживыми, как и сама Лика.

Странно, но Дашина боль не уходила. Разве что глуше стала. Она давно поняла: все эти банальные фразы о том, что тяжело только в первый месяц-два после расставания, – не более чем глупость. От человека зависит. Кто-то переживает разрыв быстро, легко – так, наверно, пережила бы Лика, а кто-то, как она сама, мучается месяцами, а то и годами, но держит все в себе, не выпускает наружу.

Даша всеми силами старалась сгладить боль утраты. В свободное время не сидела дома – шла гулять. Втыкала в уши плеер и дотемна бродила по улицам города. Иногда брала с собой отцовский фотоаппарат и снимала приглянувшиеся сюжеты: гоняющихся за хлебными крошками голубей в парке, подсвеченные оранжевым окна старинного двухэтажного особнячка в одном из переулков, рвущуюся в синее небо одинокую ветку с клейкими зелеными листочками.

А если оставалась дома, то читала книгу или смотрела какой-нибудь веселый фильм. Но даже все это не позволяло Даше выкинуть из головы Антона.