Джо Беверли - Самый неподходящий мужчина

Дамарис была еще слишком маленькой, чтобы помнить события 1745 года, но рассказы об этом ярко запечатлелись в ее детском сознании, ибо армия мятежников близко подошла к Уорксопу во время похода на Лондон. Некоторое время даже казалось, что якобиты дойдут туда и одержат победу.

Она взглянула на Фитцроджера, который стоял у окна в глубокой задумчивости. Много бы она дала зато, чтобы прочесть его мысли.

Леди Талия предложила провести вечер за вистом. Фитц сказал:

— Почему бы нам не поиграть в какие-нибудь другие игры? Мы же не хотим, чтобы Дамарис проиграла свое состояние в мушку или фаро, когда окажется при дворе. — Он взглянул на нее. — Страсть к азартным играм может оказаться такой же неожиданной и непреодолимой, как и любая другая.

Она надеялась, что краска смущения, прихлынувшая к щекам, не слишком заметна. Леди Талия не пришла в восторг от этой идеи, но даже и она понимала, что они не могут все время играть в вист.

На взгляд Дамарис, карточные игры в тот вечер были легче и забавнее, чем вист. Ей казалось глупым рисковать деньгами, но поскольку они играли фишками в форме жемчужных раковин, она не возражала.

Дневной свет угас, и его заменило сияние свечей. По мере знакомства с разными играми, от опасной фаро до фривольной «спекуляции», Дамарис осознала, что предостережение Фитца было вполне обоснованным. Ее привел в восторг крупный, пусть даже и теоретический, выигрыш, и когда она проиграла, это вдохновило ее на то, чтобы попытаться отыграться.

Она была так уверена, что удача улыбнется ей! Эшарт между партиями велел принести кларет, печенье и вино.

Фитцу заметил:

— Еще один урок. Карточная игра обычно сопровождается вином. Учитесь сохранять трезвую голову. Или хотя бы понимать, когда она начинает подводить вас.

Это был хороший совет, применимый к любви, равно как и к картам. В ней горело не только стремление к выигрышу, но и страсть иного рода. Когда вечер плавно перетек в ночь, этот освещенный свечами кружок пятерых опутывал опасным очарованием, центром и средоточием которого для нее был Фитц. Поначалу он держался слегка отстраненно, но вскоре всеобщая веселость захватила и его. Он расслабился, и его сообразительность и готовая улыбка действовали на нее, проникали в нее, ослепляли. Снова его окружало какое-то сияние, и сейчас ей казалось, что это искренняя радость, как тогда, на турнире.

Почему радость дается ему с таким трудом? Что за мрак окружает его? Должно быть, это тот скандал. Завтра она расспросит леди Талию. Ведь деньги могут творить чудеса, развеять тени и мрак.

Дамарис сделала ставку и выиграла, молясь, чтобы она не узнала о каком-то ужасном, непростительном грехе. Ей хотелось туго оплести этот волшебный круг и удерживать Фитца в нем в целости и сохранности. Оплести его золотыми нитями радости и подарить солнечный свет, который останется с ним навсегда.

Позже той же ночью Фитц прохаживался вокруг особняка. Изо рта у него вырывались серебристые облачка пара, снег похрустывал под сапогами. Прежде чем лечь спать, он должен был проверить местность, но, помимо этого, ему просто необходимо было скрыться, спастись бегством от близости Дамарис. Он надеялся, что холодный воздух зимней ночи разгонит глупые мысли, которые лезут ему в голову. Ничего не помогало. Целый день он ощущал ее пристальное внимание. Он старался соблюдать дистанцию, но это ее не удерживало. И неудивительно, когда он постоянно откликался на ее призыв. Разрази его гром, он опять думает о ней, а это все равно что открыть горшок с вареньем возле осиного гнезда. Сейчас в его мозгу сплошной гул. Злодей спокойно мог бы подкрасться к нему сзади и без труда придушить.

Он сильно переоценил свое самообладание. Тот поцелуй в малой библиотеке не должен был случиться, равно как и приглашение называть его Фитцем. А вечер легкомысленных карточных игр обернулся самой настоящей катастрофой. Он был опьянен, одурманен ею — ее умом и сообразительностью, ее прямолинейностью, ее безудержной смелостью и пиратской решимостью получить то, чего ей хочется. Если бы мир был другим, он встал бы перед ней на колени и умолял быть его. Но мир такой, какой есть. И он тоже, отягченный своим грехом.

Он поднял глаза на равнодушную луну в небе, полном таинственных звезд. Эш интересовался сущностью планет и звезд — где они находятся, что собой представляют. Фитц же предпочитал воспринимать их как некую тайну где-то в немыслимых высотах, как постоянное напоминание о том, что и земля, и небеса полны неразгаданного.

Сознание прояснилось. Ради Дамарис и себя самого он должен уйти. Но вначале он обязан обеспечить безопасность Эша — найти документы, относящиеся к Бетти Кроули и ее ребенку.

Все указывало на то, что имел место тайный брак. Неудивительно, что король встревожен. И ничего странного в том, что кое-кто желает видеть Эшарта мертвым.

Невозможно доказать, что такого брака не было, поэтому самое лучшее — найти доказательства того, что он был заключен. Отыскать и уничтожить, предпочтительно в присутствии короля. Это единственный способ покончить с опасностью.

Он подумал о том, что Дамарис, возможно, тоже складывает кусочки мозаики в единую картину. Какой у нее острый ум... Он отсек эти мысли, но не раньше, чем вспомнил, как она сказала, что все важные документы наверняка хранятся у вдовы. Она права. Фитц улыбнулся, вспомнив ее предложение выкрасть бумаги. Ох уж эта пиратская кровь! Он резко втянул воздух. Забыть, не думать о ней!

Он обошел вокруг дома, убедившись, что охрана на местах, затем вошел внутрь через боковую дверь, которую запер за собой. В коридоре, где он очутился, стояла кромешная темень, но он ориентировался достаточно хорошо, чтобы найти дорогу к черной лестнице и вернуться к себе в комнату. Там он взял фонарь и собрал его.

Это была разновидность контрабандистского фонаря, сконструированного таким образом, что при необходимости его можно закрыть и спрятать свет. По заказу Фитца ему сделали такой, только в два раза меньше и складной, чтобы можно было положить в карман.

Он быстро собрал фонарь и открыл дверцу, чтобы вставить свечу. Когда свеча была зажжена, Фитц закрыл дверцу. Лишь слабый отблеск света просачивался сквозь отверстия для дыма на крышке.

Отставив фонарь, он снял сапоги и переобулся в мягкие кожаные тапочки. Он также сменил грубые перчатки, которые надевал на улицу, на более тонкие. В доме холодно, а он не может допустить, чтобы пальцы его не слушались. Муфта, подумал он с ухмылкой, могла бы быть полезным подспорьем для вора.

Он проделал путь до холла с помощью одного лишь слабого лунного света. От холода по коже бегали мурашки, вокруг царило безмолвие. До него дошло, что высокие напольные часы стоят. Чейнингс часто напоминал ему мавзолей. У него вдруг возникло странное чувство, что за ним наблюдают. Он ощутил движение и взглянул на лестницу. Но ничто не нарушало освещенных луной теней. Привидения. Только их и не хватало. Скорее всего это мыши. Чейнингсу нужны коты, но вдова терпеть их не может.

Фитц повернул налево, где начинались ее покои, состоящие из пяти комнат. Дверь справа вела в столовую, а левая — в смежную гостиную. Из гостиной дверь выходила в спальню и гардеробную. В ней был вход в задний коридор, но ему он не понадобится. Наиболее вероятное место для бумаг — кабинет, который располагался позади столовой, но обыскать его чертовски трудно. Да и вряд ли вдова оставит там такие опасные документы, даже в запертом ящике. Она захочет не только держать эти бумаги в безопасности, но и обращаться с ними с благоговением и иметь возможность время от времени доставать их и с любовью перечитывать.

Это означает, что скорее всего документы хранятся в ее спальне. Он подумал, не перенести ли поиски на дневное время, но тут же отказался от этой мысли. Слуги и сама вдова могут ходить взад-вперед весь день.

Надо сделать это сейчас. Вдова часто хвасталась, что крепко спит. Результат добродетельной жизни и тяжелой работы, говорила она. Фитц слышал, что капля-другая опия помогает. Он надеялся, что это так.

Еще раньше он приметил, что дверь столовой в хорошем состоянии и открывается бесшумно, поэтому надеялся, что и в гостиной такая же. Его надежды оправдались, и он вошел неслышно. Шторы были подняты, и слабый лунный свет позволил ему пробраться к двери в спальню.

Она тоже открылась без скрипа, впуская его в погруженную во мрак комнату. Он шагнул внутрь, почувствовав под ногами толстый ковер. Хорошо. Какой-то звук заставил его прирасти к месту и затаить дыхание. Это был легкий всхрап. Он подождал и, сосчитав до трех, услышал его снова. Звук шел спереди, значит, там находится кровать. Часы тикали справа от него, вероятно, на каминной полке. Он очень осторожно притворил дверь...

От внезапно раздавшегося перезвона он едва не подскочил. Часы начали бить полночь. Когда они наконец стихли, Фитц прислушался, все еще держась за ручку, чтобы в случае чего молниеносно убежать. Легкий храп продолжался. Вдова привыкла к своим часам, но это не значит, что ее не разбудит посторонний звук.

Фитц подождал несколько минут, чтобы убедиться, что она спит, затем пошел вперед, пока не наткнулся на тяжелый полог. Он обследовал его с трех сторон, убедившись, что портьеры полностью задернуты. Только после этого он приоткрыл дверцу фонаря.

Нервы у него были взвинчены, хотя этот обыск был значительно менее опасен, чем большинство тех, которые ему доводилось делать. Едва ли вдова держит под подушкой пистолет. Она не может кликнуть стражников. Если его обнаружат здесь, это не вызовет дипломатического скандала. Но будет иметь губительные последствия.

Она велит ему убираться из дома, и Эшу не удастся помешать этому. Возможно, он и не захочет, пока Фитц не объяснит свое поведение. Если Эш встанет на его сторону, ситуация будет еще хуже. Эш отправится в Лондон, что весьма рискованно. К тому же придется оставить наиболее вероятное местонахождение бумаг.