— О чём ты говоришь? Он не уволит тебя.

— О, да ладно. Как долго, ты думаешь, он будет держать свою бывшую жену в штате, после того как я оставила его без гроша после развода?

— Меня не волнует, что происходит между вами двумя. Он тебя не уволит.

Рита потянулась ко мне через стол и сжала руку.

— Ты такая милая, дорогая. Но это обязательно произойдёт. И если честно, я не уверена, что готова провести свою жизнь, наблюдая за тем, как он флиртует направо-налево, заглядывая под каждую юбку медсестер.

Я усмехнулась.

— В нашем штате нет ни одной женщины, которые подошли бы к нему ближе чем на десять фунтов после того дерьма, которое он и Тэмми вылили на тебя. Кроме того, штат наполовину мой. И ты никуда не уйдёшь.

Лицо Риты покраснело и приняло печальное выражение одновременно.

— И я тебе очень благодарна за это, Шарлотта, но мне пора двигаться дальше. Мужчина, которого ты любишь, так относится к тебе, поэтому нельзя продолжать чахнуть по нему. Лучше надеть самое обтягивающее чёрное платье и самую лучшую пару туфель и двигаться к своему будущему. — Её голос дрожал, но она продолжала улыбаться. — Жизнь иногда полный отстой. Ты и я знаем это лучше кого бы то ни было, у нас всего лишь один шанс.

Я почувствовала, как каждое её слово пронзает меня.

Я люблю Риту. А благодаря бутылке текилы на четвёртый день рождения Лукаса, она и Грег знали всё о моей ситуации. Но моя любовь к ней не остановило знакомое чувство негодования задохнуться от рёва во мне.

Это случалось, когда люди выказывали сочувствие мне, сравнивая какую-нибудь отстойную ситуацию, которая беспокоила их сейчас, с тем опустошением, которое разрушило меня. Конечно, ситуации действительно были ужасными, но слова казались лёгким ударом, способным опошлить то, что я испытывала. Даже если они и исходили от кого-то доброго, как Рита, всё равно для меня это было оскорблением.

Она потеряла мужа. Уверена, её сердце разбито, но оно всё ещё бьётся. Оно не разрывает рёбра изнутри. Надежда не станет её злейшим врагом, а вина не будет её постоянной компанией. Её дни могут стать серыми, но они не превратятся в бесконечную ночь, а с каждым восходом солнца она не станет просить его уйти обратно. Проблемы Риты не шли ни в какое сравнение с тем адом, который стал частью моей жизни. Я ненавидела Грега за то, что он оказался таким дерьмом. Мне было больно, когда правда вышла наружу.

Но это был вовсе не конец для неё.

Однажды она забудет его и начнёт свою жизнь заново. Она будет улыбаться и смеяться, поймёт, что всё к лучшему. Она найдёт кого-то лучше, и заведёт с ним семью, поблагодарив счастливые звёзды, которые предостерегли её от Грега и позволили ей искупаться в лучах новой жизни.

А тем временем, я по-прежнему буду заморожена во времени и, затаив дыхание, буду ждать будущее, которое для меня никогда не настанет.

Если бы… я могла всё изменить.

Сглотнув, я нацепила на лицо фальшивую улыбку и попыталась скрыть вихрь боли.

— Достаточно трудностей для одного дня, — тихо ответила я.

— Да. Да. Ты права, — фыркнула она и закатила глаза, хотя не было и намёка на набежавшие слёзы. — Идём. Уедем куда-нибудь и немного развлечёмся.

Как будто так произойдёт.

Подняв билеты, я многозначительно потрясла ими перед ней и попыталась сбежать.

— Оу, подожди, Чэр! — позвала она.

Снова спрятав лицо за маской, я повернулась к ней.

— Что случилось?

— Окажи мне услугу и передай это парню, который жарит шашлыки? — она сунула мне пустую банку из-под соленых огурцов. — Ему нужно собрать билеты на обед, — она улыбнулась мне широкой улыбкой.

Настолько широкой, что во мне забился сигнал тревоги.

— Почему ты так смотришь на меня?

— Как? — невинно спросила подруга, но эта чёртова улыбка стала ещё шире.

Я провела пальцем от уха до уха.

— Вот так.

Она пожала плечами.

— Понятия не имею, о чём ты говоришь?

Клянусь Богом.

Её.

Улыбка.

Стала шире.

Подозрительно. Я оглянулась на огромную белую палатку, расположенную рядом с мангалом, из которого выплыло облачко дыма. Там стоял высокий мужчина с непослушными светлыми волосами, торчащими в разные стороны. Причина стала ясна, когда мужчина сжал кулаки от негодования. На нём были надеты джинсы и белый фартук с размазанным на нём большим чёрным пятном. Его рот двигался в течение минуты, пока он что-то выцарапывал на картонной коробке у его ног.

Рита прижала банку к моей руке.

— Ты должна поговорить с ним.

Я должна пойти и спасти, как я опасалась, его обед от феерической смерти. Вместо этого я продолжала наблюдать за ним с любопытством, в то время как он шлёпнул очередную партию сырых булочек, отчего искры полетели в разные стороны.

— Что, чёрт возьми, он делает? — спросила я.

— Не знаю. Пойди и спроси его. — Она подтолкнула меня в плечо.

Меня настигло понимание, и я повернулась к Рите.

— Ты пытаешься свести меня с этим парнем?

— Боже мой, нет. — Она прижала ладонь к сердцу. — Я вот-вот собираюсь снова открыть для себя мир свиданий спустя эти восемь лет. И поэтому не могу позволить себе рисковать, что такая горячая штучка как ты встанет на моём пути, — она подтолкнула меня вперёд. — Перестань быть, чёрт возьми, такой подозрительной. Похоже, ему нужна чья-то помощь, а я достаточно умна, чтобы понять, что ты собираешься прятаться где-нибудь в течение этого часа, пока не выдастся возможность уйти отсюда. Так что сделай мне одолжение — помоги… — Она показала своим безупречным наманикюренным ногтем с френчем в сторону парня. — Ему.

Я открыла рот, чтобы опровергнуть её слова, но она попала в самую точку, поэтому я промолчала.

— Пойди и убедись, что у нас будет, что подать людям, а потом у тебя есть моё разрешение, чтобы покинуть этот праздник через два часа.

— Через час, — возразила я.

— Час с половиной.

— Через час, Рита. Мне нужно завтра рано встать, чтобы поехать в больницу. — Чистая правда. Мистер Кларк взбесился, и медсёстры взорвали мой телефон просьбами поскорее выписать его.

— Час и 15 минут, — торговалась она.

Я протянула руку и произнесла:

— Один час и я заплачу бейсбольной команде, чтобы они остались до 5.

Брови Риты приподнялись, а рука так быстро схватила мою, что я чуть не рассмеялась.

— По рукам.

Глава седьмая.

Портер

— Суч… — Я успел вовремя прикусить язык, прежде чем ушей, бегающих поблизости детей, достигло моё сквернословие. — Извини, Портер. Не могу я этого сделать. Я нужен Энджи. Ты хотя бы знаешь, как пользоваться грилем, правда? — исковеркал я речь своего брата, счищая с решётки и выбрасывая ещё один сгоревший гамбургер в урну рядом, в которой уже находилось, по меньшей мере, десяток его собратьев в таком же состоянии.

Нет. Ответ — нет. Я не знал, как пользоваться грилем — по крайней мере, не по назначению. Я просто спустил этот день по шкале «Мужественность» на все сто один. Сказал ли я об этом Таннеру? Чёрт возьми, нет. Мой брат — засранец. Он кинул меня за пятнадцать минут до нашего приезда сюда из-за какой-то женщины, с которой он должен был встретиться примерно через семь секунд, потому что она нуждалась в его поддержке, так как умерла её собака. Я люблю собак, как и любой другой парень, но это — чересчур. Он знал, как сильно я зависим от него.

А потом он, как в каком-то шоу «16+», повесил трубку и отключил телефон.

Я шлёпнул ещё порцию слепленных котлет на гриль. Воспользовавшись длинной, металлической лопаткой, я поправил их и тихо приказал:

— Чёрт возьми, не подгорайте.

Без преувеличения можно было сказать, что вся эта ситуация очень напрягала меня. То, что я сжёг сотню булочек, навряд ли расположит меня к доктору Миллс. Но только сегодня утром я держал Трэвиса, боровшегося с очередным приступом. Что-то должно произойти. Моё внимание отвлекли от шипящего гриля, и я осмотрел толпу. Дети без остановки бегали по травянистому парку, подбегая то к столику с закусками, то возвращаясь к товарищам по игре. Там должен быть и Трэвис. Вместо этого, он дома с моими родителями, лежит в постели, чувствуя себя ужасно, даже для того, чтобы пойти в школу. Его иммунная система настолько истощилась, что я был вынужден принять решение забрать Ханну из яслей, которые ей так нравились, чтобы она не приносила домой ещё больше микробов. Ей бы тоже понравился этот чёртов «Весенний праздник».

Неуловимые нити запаха сахарной ваты вились в воздухе, пока резкий шум машины, делающей мороженое, не прервал классические песни Диснея, доносящиеся из громкоговорителя. Стайка маленьких девочек пробежала мимо, когда моё внимание привлекло движение справа.

Женщина наклонилась под верёвками, разделяющими зоны гриля и игр, и её длинные, черные волосы взлетели, заслоняя её лицо, от внезапного порыва ветра.

— Привет, — сказала она, её голос был похож на звуки, издаваемые роботом.

Пока она боролась с волосами, убирая их с лица, я воспользовался моментом, чтобы разглядеть её тонкие черты лица. Она была симпатичной, маленькой, одетой в тёмные джинсы и огромную толстовку, в которую она укуталась, спасаясь от холода и листьев, и никакого намека на косметику, только чистая, оливкового цвета кожа. Она напомнила мне девушку, которую я мог бы встретить в одном из переполненных кафе в середине августа, отчаянно притворяющуюся, что сейчас уже декабрь: тёплый свитер, глаза, смотрящие в книгу, пухлые губы, потягивающие, испускающий пар, горячий шоколад, в то время как горячее солнце полыхало за её спиной.

Очаровательная, чтобы заметить.

Закрытая, чтобы держаться подальше.

Прекрасная, чтобы думать о ней и через несколько дней.

— Эм… привет, — неловко повторила она, так и не дождавшись от меня ответа. — Банку?

Я моргнул и проследил по её тонкой руке к ладони. Разумеется, она протягивала мне пустую банку с зеленой крышкой, центр которой был прорезан под узкую щель.