И это глубоко ранило меня, зная, что Шарлотта никогда не получала этого от своего ребёнка.

— О, Шарлотта. — Я сократил расстояние между нами и притянул её в объятия. Её руки оставались расслабленными по бокам, но я не позволил этому остановить меня. — Конечно, он любил тебя. Ты была его мамой.

У неё перехватило дыхание, и она пробормотала:

— И… я подвела его.

— И он всё ещё любил тебя, — прошептал я.

— Он не должен, я оставила его одного.

— И он всё ещё любил тебя.

Её ноги дрожали, и она обвила руками мои бёдра.

— Я предпочла помочь совершенно незнакомому человеку, чем заботиться о собственном сыне.

— И он всё ещё любил тебя.

— Но почему? — заскулила она.

— Потому что, как он всегда будет твоим сыном, через десять миллионов лет, ты всё ещё будешь его мамой. Это ничего не изменит.

А потом Шарлотта Миллс наконец отпустила его.

Её колени подогнулись, и тяжесть десятилетней вины поглотила её.

Она плакала, бормоча невнятные слова. Некоторые, как я предположил, были извинениями её сыну. Некоторые были извинениями передо мной. Некоторые были злобными и нацелены на вселенную. Некоторые были горькими и нацеленными на себя.

Все это разрушало её.

Но, в некотором роде, всё это также исцеляли её.

Это был ещё не конец для Шарлотты. Всё это было очень похоже на начало.

И, чего бы это ни стоило, я буду там на каждом шагу.

Минут через пятнадцать Шарлотта опустилась на землю. Я сел рядом и притянул её к себе, где она продолжала плакать, казалось, целую вечность.

Я беспомощно держал её, в то время как безусловная любовь и чувство вины уничтожало её.

И всё это время я смотрел на реку и позволял ей уничтожать и меня тоже.

Мы просидели там больше часа. Держась друг за друга. Печальное прошлое мы не могли изменить.

То же самое прошлое, которое свело нас вместе.

И, в конечном счёте, то же самое прошлое, которое разлучит нас.

Глава двадцать шестая

Том

— Не может такого быть, — прорычал Том Стаффорд, его рука дрожала, когда он смотрел на результаты ДНК неопознанного ребёнка Джонни Доу. — Это должно быть какая-то ошибка.

Чарли Буше неловко покачнулся на носках.

— Без сомнения. Теперь, прежде чем ты сорвёшься, я обнаружил несколько вещей, которые, я думаю, ты сможешь найти интересными.

Том вскинул голову и нахмурился.

— Ладно, ладно, — пробормотал Чарли. — Они сняли с тела три разных ДНК. Первый с одежды. Определённо Лукас Бойд. Второй — с тела. Определённо не Лукас Бойд. И один из подкладки сумки, в которой он был обнаружен. Женский. И он не принадлежал Шарлотте Миллс. У нас нет совпадений в базе данных по нему. Однако первый образец, который я нашёл интересным, похоже, что неопознанный ребенок связан с неопознанной женщиной. То есть… она была его матерью.

Том моргнул, колесики в его голове начали вращаться.

— Причина смерти?

— Это старое тело, Том, — предупредил он.

— Мы знали больше с гораздо старыми телами, — парировал Том.

Чарли покачал головой.

— Пока нет ясной причины — по крайней мере, физической. Они отправили несколько образцов, но это займёт некоторое время, чтобы получить патологоанатомические и токсикологические результаты.

Чёрт. Он знал по опыту, что это дерьмо может длиться вечно.

Том ущипнул себя за переносицу и бросил папку на стол. Его внутренности скрутило ещё сильнее, когда он попытался понять, как, чёрт возьми, он собирается объяснить всё это Шарлотте. Разбить ей сердце снова. Чёрт. Почему, чёрт возьми, он сказал ей, прежде чем был полностью уверен?

А, точно. Потому что он так чертовски надеялся, что для всех них вё, наконец, закончилось.

Включая его самого.

Том знал, что он хороший полицейский. Но он был слишком близок к этому расследованию. Ему следовало бы отказаться от него много лет назад, когда они с Шарлоттой начали сближаться, но он не доверял никому, кто не запишет его как нераскрытое дело. Он поклялся себе, что сможет оставаться объективным. Смотреть на факты и не позволять своим эмоциям управлять его решениями.

Очевидно, он потерпел неудачу.

— У тебя есть что-нибудь ещё для меня? — спросил Том сквозь отчаяние.

— Вообще-то я только начал, — весело ответил Чарли.

Том ответил ему таким же взглядом и снова нахмурился.

— Кем бы ни был этот маленький мальчик, дантист предполагает, что ему было от двенадцати до шестнадцати месяцев, когда он скончался. Но, для того чтобы это было интересно, я должен был начать с того, что мы получили набор отпечатков. Женских. — Он покачал головой из стороны в сторону. — Если бы я был азартным человеком, я бы поспорил, что ДНК принадлежит ей.

Наконец, хорошие новости. Чертовски хорошие новости, подумал Том, тяжело вздохнув и усевшись за компьютер, рявкнул.

— Кому?

— Эй, эй, эй… успокойся. Позволь мне объяснить, почему это интересно.

— Не надо, чёрт возьми…

— Она мертва. — Чарли заговорил над ним. — Покончила с собой несколько лет назад. Сама съехала в реку с детьми в машине, — он помолчал. — Её сын. Её единственный сын остался жив.

Всё тело Тома заперто.

— Итак, если мы отправили её единственного сына в морг, то кто, чёрт возьми, был тем ребёнком в машине?

Чарли наклонился вперёд, упершись локтями в колени. Он взял папку, открыл её и прошептал:

— Я голосую за то, чтобы нанести небольшой визит отцу ребенка, — он пробежал пальцем по странице и снова поднял глаза. — Портеру Ризу.

И с этими двумя простыми словами Том вскочил со стула.

Глава двадцать седьмая

Шарлотта

У меня болели глаза.

У меня болело лицо.

У меня болели лёгкие.

У меня болело тело.

У меня болел мозг.

Но моё сердце… оно продолжало биться в моей груди.

Лукас был мёртв.

И я должна была продолжать жить.

Откинув голову назад, я поймала взгляд голубых глаз Портера и прошептала:

— Думаю, всё кончено.

В ответ он низко наклонился и поцеловал меня, печально и медленно.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, отстраняясь.

— Как дерьмо.

— Будет плохо, если я скажу «хорошо»?

Я отрицательно покачала головой.

— Наверное, у меня действительно был нервный срыв.

— Я думаю, что ты имела на это полное право.

Я кивнула и посмотрела на реку.

— Я рада, что тебя не съел аллигатор во время твоего нервного срыва.

Портер усмехнулся и притянул меня к себе, чтобы поцеловать в висок.

— Ну и что теперь?

Я сделала глубокий вдох.

— Теперь мы едем домой и, думаю, планируем похороны моего ребенка.

Его лицо стало задумчивым.

— Я хочу быть рядом с тобой, Шарлотта, но я знаю, что это личное. Так что ты должна сказать мне, в чём ты нуждаешься.

Поднявшись на ноги, я отряхнула джинсы сзади.

— Мне нужен бокал вина. Мне нужно позвонить Брэди. А потом мне нужно понять, как двигаться дальше в своей жизни. И я хочу, чтобы ты был рядом. Тем не менее, я знаю, что тебе нужно немного сухой одежды и вернуться домой к своим детям.

— Шарлотта, — прошептал он извиняющимся тоном, поднимаясь рядом со мной во весь рост.

— Всё в порядке. И это не я притворяюсь. — Я взяла Портера за руку и переплела наши пальцы, нежно сжимая их. — Почему бы мне не отвезти тебя прямо сейчас? Иди домой. Начни со всего этого дерьма…

Он потянул меня за руку.

— Не думаю, что тебе стоит оставаться одной.

Я нетерпеливо уставилась на него.

— Ты не дал мне закончить. Я собиралась сказать, что начни со всего этого дерьма, а потом я вернусь к тебе домой за бокалом вина сегодня вечером после того, как твои дети лягут спать.

Его глаза вспыхнули, но классическая улыбка Портера Риза осветила его лицо.

— Я одобряю этот план.

— Хорошо. А теперь раздевайся.

Его подбородок дернулся в сторону.

— Прости. Что?

— Я сказала, раздевайся. Ты никак не можешь попасть внутрь Бетти Уайт в мокрой одежде.

— Я почти высох! — защищался Портер.

Я улыбнулась — в тот день, когда это должно было быть невозможно. Но такова была жизнь с Портером.

— Тогда ты почти сможешь ехать в моей машине.

Он застонал.

Через несколько минут я рассмеялась, когда он рылся в моём багажнике, ища рулон бумажных полотенец, которые, как я сказала ему, были там.

А потом, десять минут спустя, когда он завернул моё водительское сиденье, как мумию, мы оба забрались внутрь и направились к его дому, оставив гору вины на обочине дороги в Джорджии.

Пока Портер ехал в сторону своего дома, я посмотрела на свой телефон. Два пропущенных звонка от Тома. Два от моей мамы. Ни одного от Брэди. Предполагая, что он уже знал, я не нашла это удивительным. Я сделала мысленную пометку написать маме, когда буду возвращаться домой. Она передаст информацию Тому.

Мы с Портером ехали молча. Все слова уже были сказаны. Ну, все, кроме трёх, которые кричали в моём сердце. Но это был не тот день, чтобы говорить о любви.

Солнце только начинало садиться. Эти слова могут подождать до следующего рассвета.

И впервые за десять лет у меня появилась надежда, что в будущем будет много восходов.

— Как думаешь, когда ты вернёшься? — спросил Портер, когда он свернул в район, заселённый верхними слоями среднего класса.

Я наклонилась вперёд и уставилась в лобовое стекло, когда перед нами начали появляться ряды высоких домов. Они не были такими огромными, как дом его брата, но определённо были милыми. Плюшевая зелёная трава покрывала передние дворы, в то время как высокие, тёмные заборы для уединения выстроились сзади. И, от баскетбольных колец до минивэнов, место кричало о семье.

Мой желудок сжался, но я не позволила панике охватить себя. Здесь жил Портер. В этом не было ничего страшного.