— Нет! Все будет хорошо, Кирилл! Смотри, я привезла с виллы папину ложку! — я достала из сумки священный талисман. — Вот! Ты видишь?! Его ложка! Операция скоро закончится, и с папой все будет хорошо!


Кирилл вздохнул. В его глазах сияла любовь, надежда и… отчаяние.

— Пойдем к маме, Катя. Я вышел на пару минут воздухом подышать… а тут такое счастье — ты! Это просто чудо какое-то! Я и мечтать не смел. Нет, я мечтал об этом… Но даже не верил, что такое счастье возможно. Пойдем, — Кирилл, наконец, поставил меня на землю и, крепко сжав мою руку, повел в здание больницы.

Глава 40

Катя

Первые дни мы едва ли не круглосуточно дежурили в палате Андрея Константиновича, но не потому, что этого требовало его состояние, а потому что одиночество и бездействие отец Кирилла воспринимал как наказание.

Операция прошла отлично, хирург — мсье Бонне — был очень доволен результатами и тем, что удалось сделать за семь часов. Как выяснилось, он воспользовался ситуацией и решил совместить экстренное вмешательство с плановым, назначенным на январь, чтобы лишний раз не кромсать скальпелем любимого пациента. Именно поэтому Кириллу и маме пришлось так долго ждать.

Медсестра, отправленная хирургом, чтобы успокоить отчаявшихся родственников, ничего толком не смогла объяснить — Елена Михайловна ее не поняла, она не настолько хорошо знала французский и, к тому же, волновалась и паниковала. Поэтому часы ожидания превратились для них в настоящий ад…

Больше всего Андрею Константиновичу нравилось проводить время со мной. У нас нашлось столько тем для обсуждений — «Импульс», мсье Массон, французские нравы, местная кухня, Кирилл. О, да, о Кирилле мы говорили безостановочно, потому что и мне, и папе это доставляло огромное удовольствие. Андрей Константинович гордился сыном, а я с каждым днем испытывала к Кириллу все более яркие чувства…

Жерар привозил в кастрюльках диетические, но изысканно приготовленные супчики, с тончайшими специями. В первый день я кормила папулю с ложки, но вскоре он уже самостоятельно орудовал своим драгоценным талисманом.

— Железный мужик, — поделился со мной мсье Бонне. Сорокалетний хирург проявлял ко мне интерес и постоянно останавливал в коридоре клиники. — Никаких осложнений, все по плану. Даже неинтересно. Для его возраста восстанавливается на удивление быстро. Ах, ну еще бы! С такой-то очаровательной сиделкой!

Кристиан, узнав от Кирилла о состоянии отца, прислал в больницу огромную корзину цветов от имени концерна, а мсье Дефоссе даже собственноручно подписал открытку с пожеланием скорейшего выздоровления.

— Какое внимание, надо же, — довольно улыбнулся Андрей Константинович. Он был польщен. — А что это Массончик так суетится? Даже открыточку от Дефоссе организовал.

— Пап, мы ж для них очень выгодные партнеры, — усмехнулся Кирилл.

— Молодец, сынок, хорошо все с французами провернул. А Катюша помогла.

— Да, Катя очень помогла!

— Катя — прелесть! — хором воскликнули Андрей Константинович и Елена Михайловна и тут же рассмеялись.

Я смутилась, щеки сразу стали горячими.

— Прелесть. Чудесная девочка, — подтвердил Кирилл и, взяв мою руку, поцеловал пальцы. — С вмонтированным металлоискателем, да, пап? Серебряные ложки на раз-два находит.

— О, а вот это вообще бесценное качество!..

Кириллу надо было работать, поэтому он снял квартиру напротив клиники и устроил там мобильный офис. Он курсировал меж двух зданий, как челнок. Сыграв с отцом в шахматы в больнице, отправлялся в соседний дом, чтобы заняться делами. Несколько раз мы переночевали в этой квартире на большом раздвижном диване.

Что мы там устроили… Наше безнравственное поведение в апартаментах на авеню Марсо имело оправдание — нас измучила долгая разлука и пережитый совместно страх за отца. Чувства обострились до предела, мы сходили с ума от страсти, каждая минута близости превратилась в драгоценный подарок. А душа пела при мысли о том, что таких моментов полного единения у нас будет все больше, ведь впереди целая жизнь, которую мы собираемся провести вместе…

Через восемь дней врачи разрешили Андрею Константиновичу вставать… И началось! Мы отлавливали папаню на всех этажах здания и чуть ли не на крыше. Он всегда ловко испарялся из палаты — так проскальзывают сквозь пальцы маленькие рыбки в морской волне.

На третьем этаже папа тусовался с медсестрами, в ординаторской на втором — травил байки с анестезиологами, на четвертом — изучал снимки вместе с хирургами. Пытался просочиться с советами в операционную, а на чердаке, где монтировали кабель, сурово командовал рабочими-арабами. Неважно, что ни французского, ни арабского папуля не знал, везде он гармонично вписывался в коллектив и умело руководил.

— Завтра я его выписываю, — сказал мсье Бонне. — В клинике порядок он навел, всех проинструктировал, обязанности распределил. Значит, делать ему здесь уже нечего. Да и Новый год послезавтра, лучше встретить этот праздник дома. Так и переведите своим родственникам, моя прелестная русская мадемуазель.

Пальмы, море, солнце… Как поверить, что сейчас конец декабря, а значит, год вот-вот закончится? Год, наполненный для меня, с одной стороны, диким напряжением и переживаниями, а с другой стороны, волнующими открытиями, любовью и нежностью.

Тем не менее, праздник приближался. Чудесно, что Новый Год мы будем встречать все вместе — я, Кирилл и его родители.

Сдав беспокойного пациента Елене Михайловне, мы с Кириллом прогулялись по Английской набережной. Как хорошо идти, держась за руки, молчать, дышать морским воздухом… Справа — за стеной из раскидистых итальянских сосен с длинными иголками и круглыми кронами — виднелись белые фасады элегантных отелей и вилл, а слева от нас волновалось море, сохраняющее свой необыкновенный цвет даже в непогоду.

После недавнего дождя розовые плиты набережной и серая галька на пляже потемнели. Кактусы, агавы, пальмы и прочее тропическое буйство блестело зеленым глянцем. Прохладный воздух был насыщен влагой, о том, что скоро Новый год, напоминали только наряженные елки, припорошенные искусственным снегом, в гирляндах золотых и красных шаров.

Кирилл остановился. Я тут же с готовностью обняла его, обхватила руками за спину и уткнулась подбородком в грудь, задрав лицо. Подумала, что сейчас нас ждет очередной раунд поцелуев — мы начинали целоваться через каждые тридцать метров и становились от этого совершенно пьяными.


Но Кирилл меня не поцеловал. Вместо этого он опустился на одно колено и, достав из кармана бархатную коробочку, протянул ее мне. Я замерла, сжав ладони на груди… Успела подивиться собственной проницательности — и как это я догадалась, что внутри вовсе не комплект шин для моего служебного автомобиля?

Да, внутри коробочки, в уютном бархатном гнездышке лежало кольцо. Невероятно красивое! Ах!

— Катя, ты выйдешь за меня замуж? Я безумно тебя люблю и уже не представляю своей жизни без тебя. Ты самое лучшее, что случилось со мной… Ты удивительная, невероятная… Пожалуйста, выходи за меня!

Кирилл выглядел немного смущенным, он всматривался в мое лицо — так, словно сомневался в ответе. Но ответ нам обоим был хорошо известен.

Наше двухнедельное расставание пусть и доставило немало мучений, однако помогло понять, насколько мне дорог Кирилл, как много этот мужчина для меня значит. До разлуки мое чувство было словно необработанный алмаз, а сейчас оно превратилось в сияющий драгоценный камень с четкими гранями.

— Да, да, да! Конечно, я за тебя выйду! — прошептала я и склонилась к Кириллу, чтобы его поцеловать. А он тут же подхватил меня, поднял высоко вверх и начал кружить и приступе буйного ликования:

— Ура! Моя девочка согласилась!

На глаза навернулись слезы. Это был один из самых чудесных и радостных моментов жизни, и мне хотелось впитать и навечно сохранить в памяти каждый нюанс этого волшебного дня… Вот нежно-розовое солнце, окутанное дымкой недавнего дождя, и мокрые пальмы, и морские волны, рисующие узоры на широкой полосе пляжа… Как хочется любить и верить, что наша любовь всегда останется такой же волшебной и бескрайней, как это необыкновенное бирюзовое море.

Эпилог

Три дня назад мы опять прилетели в Ниццу, чтобы уже во второй раз встретить Новый год на вилле родителей.

Пальмы перед домом обмотаны золотой фольгой, входная дверь увита еловыми ветками, а кустарник вдоль подъездной дорожки увешан электрическими гирляндами.

Праздничный бой курантов раздастся через четыре часа. Лейла и Клеманс накрывают стол, сверкают приборы и хрусталь, блестят серебряные нити на скатерти. В углу гостиной возвышается огромная елка, вся в голубых шарах и лентах. По дому распространяется умопомрачительный аромат — сегодня Жерар превзошел самого себя. Для праздничного стола приготовлены удивительные деликатесы, за рецепт утиной грудки «от мсье Жерара» любой парижский повар продаст душу.

Уже стемнело, я завернулась в плед и устроилась на террасе в надежде урвать несколько мгновений тишины и сосредоточенности, чтобы, глядя в вечернее небо, подвести итоги уходящего года и проститься с ним.

Год был чудесным!

Но побыть в одиночестве не удается. Теперь я уже мама, а «покой» и «мама» — несовместимые понятия. На террасе появляется любимый свекор с игрушкой на руках — шестимесячной Леночкой. Маленькая красотка, гордо восседает на локте деда. Сидеть она научилась не так уж давно, раньше постоянно заваливалась, а теперь с удовольствием пользуется приобретенным навыком.

Дочка — ангелочек с карими глазищами и льняными кудряшками, которые сейчас скрыты под капюшоном. При такой красоте от мальчиков у нас не будет отбоя. По крайней мере, уже два мальчугана сражены наповал юной блондинкой — их зовут Кирилл Андреевич и Андрей Константинович. Они тают, стоит только белокурой молекуле, взмахнув длинными ресницами, одарить их взглядом.