Легкие прикосновения становились настойчивыми, нежность сменялась напором, ласка превращалась в изысканное мучение, от которого внутри все дрожало и таяло, как шарик мороженого в горячем кофе.

Сильные руки моего бесподобного любовника, таящие запасы энергии, достаточной, чтобы сломать челюсть противнику, так трепетно меня касались, как будто это были руки музыканта, а не боксера. Его дыхание обжигало, он не пропустил ни одного сантиметра моего тела, он рассыпал поцелуи, как розовые лепестки, и скоро я была окутана ими, как невесомым горячим покрывалом. Его губы настойчиво и жадно терзали меня, доводя до изнеможения, а потом поцелуи вдруг опять становились воздушными и ускользающими, и тогда я сама цеплялась за его плечи, тянула обратно, умоляла не останавливаться, не прекращать этой божественной пытки.

Я задыхалась от неизведанных ощущений, такое со мной происходило впервые. Мое тело словно просыпалось и оживало после летаргического сна. Я ловила губами собственные стоны, пыталась их удержать и не узнавала свой голос. Растворялась в удовольствии, витала между небом и землей, невесомая и разгоряченная, и не понимала, где мы находимся и что происходит.

Постепенно я совершенно потеряла стыд, мое тело извивалось от наслаждения, оно отзывалось на виртуозные ласки опытного любовника, и этому было невозможно противиться — из скромной девочки я превратилась в дикую голодную кошку. Мне уже было всего мало, я хотела еще и еще.

Своей искусной прелюдией Кирилл довел меня до полного изнеможения, моя грудь пылала и наливалась тяжестью, внизу живота все болезненно сжималось и скручивалось, и терпеть эту чувственную муку уже не было никаких сил. Я была готова умолять о вторжении, только бы это произошло поскорее. Сердце билось в горле, в ушах шумело, между ног трепетало и пульсировало, а ведь самое главное было только впереди…

И вот, когда простыни на кровати стали влажными от нашего возбуждения, наши тела соединились уже по-настоящему. Это было мучительно-сладостное ощущение, миг безумия и восторга. На секунду мы застыли и изумленно уставились друг на друга, тяжело дыша и прислушиваясь, а потом продолжили совместное восхождение к вершине блаженства.

Дыхание смешивалось, стоны сливались в единый аккорд, тела переплетались, движения — сначала осторожные — становились все более решительными, необузданными и яростными. Мы содрогались на бескрайнем ложе в совместной сладострастной судороге, приводя друг друга в исступление. Мне хотелось кричать, мое тело уже мне не принадлежало, оно было отдано моему прекрасному мужчине, и он превратил его в невесомое облако жаркого наслаждения.

То, что я сейчас испытала, было настолько для меня непривычно и удивительно, что внезапно из глаз хлынули слезы. Бесстрашный завоеватель тут же остановился, испуганно замер:

— Катя, милая, ты что? Я сделал тебе больно?! — в ужасе воскликнул он. — Катюша… Девочка моя… Милая, любимая, скажи!

— Нет, нет, — прошептала я, задыхаясь, — все хорошо!

Потом мы, обнявшись, лежали на кровати — измученные, обессиленные, счастливые. Я положила голову на предплечье Кирилла и прижалась спиной к его груди, он обнимал меня и гладил свободной рукой. Мы укрылись одеялом и шептались о том, что надо бы принять душ, но сил на это не осталось. Так и лежали — взмокшие, потные, пропитавшиеся запахом друг друга. Это тоже было удивительно — как еще один знак близости и абсолютного принятия.

Я наконец-то поняла, о чем шла речь во всех этих фильмах, стихах, романах… Да, секс стоил тех восторженных поэм, которые о нем слагали. Теперь я смогла всему этому поверить и признать, что это не обман. Но я понимала, что дело не только в сексе. Тут присутствовало еще нечто прекрасное, нежное и восхитительное, то, к чему секс являлся только дополнением.

Глава 22

Кирилл

В восемь утра они сидели в ресторане отеля, где был накрыт «шведский стол» для постояльцев, молча смотрели друг на друга и улыбались — и неизвестно, как долго это продолжалось. Определенно, Кириллу досталась самая молчаливая девочка на свете. Возможно, Катя экономила силы, зная, что ей снова придется переводить весь день. И, наверное, она все еще находилась под впечатлением от их волшебной ночи…

Сначала Кирилл сделал двадцать рейсов туда и обратно, формируя питательный завтрак для малышки: принес омлет, кофе, круассаны, пять сортов сыра и четыре — колбасы. И так далее. Курсировал, как челнок, и каждый раз, подходя к столу, задевал Катю.

— Кирилл, когда же ты сядешь?

Так мило слышать, как она говорит ему «ты»!

Усидеть на месте было трудно, хотелось свернуть горы, энергия и эмоции бурлили, как вулканическая лава. Под утро Кирилл переместился с кровати на диван, так как, проснувшись, уже не мог спокойно лежать рядом с Катей и ничего с ней не делать, это было просто невыносимо. Но будить спящего ангела развратными действиями совесть не позволяла.

— Кирилл… А почему ты от меня ушел на диван?

— Я тебе спать мешал.

— Ты не мешал. Мне было так уютно… А почему у тебя вчера была открыта дверь?

— Катя… Я же надеялся, что ты придешь!

— А когда пришла, сказал, что мне уже давно пора спать!

— Ну, сказал… — вздохнул Кирилл. — Когда ты рядом, я вообще не знаю, что говорю. У меня крыша едет.

— Вроде не заметно.

— Я конспирируюсь изо всех сил.

Кирилл подавил горькую усмешку. Даже смотреть на Катю ему было больно. Теперь, когда он узнал, какая она упоительно сладкая, как замечательно все у нее устроено внутри — там так тесно, туго, нежно — вот именно теперь находиться рядом с ней стало совсем невыносимо. Сейчас ему хотелось опрокинуть стол, заставленный тарелками, и наброситься на Катю, схватить ее, смять, растерзать. Его страсть разливалась раскаленной лавой. Цунами, извержение вулкана, расколовшиеся небеса — все стихии бушевали в его теле, растревоженные тем, что случилось этой ночью.

Но снова надо себя сдерживать, мучиться и терпеть, чтобы не напугать свое маленькое сокровище.

Кирилл смотрел на Катю, и думал, что ему посчастливилось сорвать в райском саду невиданный цветок, и теперь он хотел бы нести его всю жизнь, беречь его красоту, прятать на груди и прикрывать ладонями от ветра, стужи или зноя.

Его необыкновенная девочка.

Какой дивный подарок она ему сделала! Вчера, когда она все же поднялась в его люкс, Кирилл мысленно приготовился к трудностям, к ее подсознательному сопротивлению. Что он мог ждать от девушки, которой занятия любовью приносили только отрицательные эмоции и впечатления? Этот урод, ее бывший муж, целых два года расписывал ее тело багровыми рубцами, приучая к мысли, что секс — это гадко и мерзко, это боль и унижение.

Но она, наверное, приказала себе обо всем забыть. Катя не просто пришла к нему в номер, но всецело отдалась его власти, доверилась, раскрылась навстречу, как нежный бутон. От этого безграничного доверия у Кирилла щемило сердце, а в глаза словно насыпали песку… Она отзывалась на все его ласки, она таяла под его пальцами и губами, разливалась горячей рекой, уступая его напору, обволакивала, околдовывала и уносила на небеса.

Кирилл не стал спрашивать, понравилось ли ей. И не потому, что опыт и самоуверенность не позволяли ему в этом усомниться. Нет, просто Катина реакция была настолько искренней и очевидной, что глупо было бы уточнять. Ее лихорадочные вздохи, искусанные губы, стоны и вскрики, которые она сначала пыталась сдерживать, говорили сами за себя.

Сейчас Кирилл сидел за столом, смотрел на нее и даже не мог есть, пить, дышать — так был счастлив, что это ослепительное солнце теперь принадлежит ему. Он мог бы, как завороженный, уставиться взглядом в пространство и шептать ее имя — Катя, Катя, Катюша… И больше ничего.

Сколько ему лет? Может, снова восемнадцать?

Кто-то легко похлопал Кирилла по плечу. Он удивленно обернулся. Другие клиенты отеля, чета пожилых итальянцев, стояли около их стола и улыбались. До этого они долго выбирали и накладывали на тарелки разнообразные изысканные закуски. Дама, вся в морщинах, одетая, как картинка — твид, кружева, жемчуг — убрала руку с плеча Кирилла и произнесла длинную фразу на итальянском.

Кирилл вежливо улыбнулся и почтительно приподнялся на стуле перед пожилой сеньорой.

— Чего лопочет? — спросил он у Кати.

— Говорит, что тебе, все-таки надо поесть, а не только любоваться неземной красотой маленькой сеньориты. Тебе понадобится энергия для новых подвигов.

Супруг дамы — смуглый итальянец в клетчатом голубом пиджаке с ярко-желтым шелковым платком в кармашке — показал Кириллу большой палец.

Тот в ответ отсалютовал, а Катюше пришлось за одну минуту ответить на миллион вопросов, заданных любопытными супругами.

— Что, эта дама прямо так и сказала?

— Ага.

Кирилл потер лицо ладонями:

— Уф.

— Да, похоже, вам надо лучше конспирироваться, Кирилл Андреевич, — улыбнулась Катя и погладила его руку. — Люди все видят.

— Вот, что ты со мной сделала… Совсем плыву.

— Ты тоже со мной кое-что сделал, — застенчиво произнесла Катя, и ее щеки порозовели.

Целую минуту они вновь гипнотизировали друг друга, а над столом, словно голограмма, вспыхивали и мерцали в воздухе картины их чудесного грехопадения.

— Кстати… Мне понравилась мысль о новых подвигах. Катюша, а сегодня вечером ты снова придешь ко мне в номер, чтобы приготовить кофе?

— Конечно, Кирилл Андреевич, думаю, теперь это моя святая обязанность.

— Святая обязанность… Катя, ты всегда так точно подбираешь слова!

— Меня научили в универе. Я же переводчица.