Откуда ни возьмись, перед моим носом появился микрофон, я сидела, опутанная проводами, словно цепями, – теперь уж ни за что отсюда не выбраться!

– Ну, начнем? – спросила Наташа.

От страха язык мой присох к нёбу, и я не могла вымолвить ни единого слова.

– Да не волнуйтесь вы так. Вот, выпейте воды, – она протянула мне стакан воды, и неожиданно ее голос разлетелся во все концы книжного магазина: – Здравствуйте! Сегодня у нас в гостях знаменитая писательница любовных романов – Мария Алексеевна Корытникова.

Как назло, минералка попала не в то горло, и я зашлась кашлем. Остановиться я никак не могла, и по всему магазину разносились мои надсадные хрипы. Молодая журналистка поколотила меня по спине, потом заставила выпить залпом стакан воды, но я еще кряхтела.

– Месяц назад вышел новый роман Марии Алексеевны Корытниковой под названием «Убийство на рассвете», – продолжала она как ни в чем не бывало. – О нем сразу заговорили литературные критики. Роман поражает своим психологизмом, глубиной внутреннего мира главной героини, а также необычной композицией. Этот роман вы можете приобрести в нашем книжном магазине, подойти в пятый отдел после интервью с автором, и Мария Алексеевна с удовольствием подпишет вам книгу. Не так ли, Мария Алексеевна?

– Это вы меня спрашиваете? – с ужасом спросила я, квохча, как курица. – Конечно, конечно, жалко, что ли?!

Теперь на меня с ужасом глядела журналистка.

– Хочется поговорить о вашей последней книге. Как вам удалось так тонко описать внутренние переживания, характер героини? Вообще, читателям, наверное, интересно будет узнать, как вам в голову приходит новый сюжет?

Я перестала кашлять, но совершенно не знала, что говорить. И тут вспомнила Любочкин совет – сначала рассказать о творческих мучениях, потом о том, как меня посещает вдохновение и я придумываю сюжет, потом про музу.

– Труд писателя – не такой простой, каким может показаться с первого взгляда, – назидательно начала я. – Месяц, а то и два я пребываю в творческих мучениях – мучаюсь, мучаюсь, придумывая сюжет, но он не придумывается. Это ужасно! И в одну минуту (это как озарение) сюжет вдруг проносится в голове, и я принимаюсь за работу. Это меня посещают вдохновение и муза, которая буквально стоит у меня за спиной и уже не покидает до последнего предложения, – закончила я свою тираду и добавила, словно убеждая себя в том, что именно так оно и происходит: – Да.

– Так же вы писали и «Убийство на рассвете»?

– Конечно, – ответила я и вдруг неожиданно для себя ляпнула: – По правде говоря, я совсем не так пишу. Это Любочка, мой редактор, посоветовала мне насчет музы и вдохновения вам сказать. На самом деле первоначально я написала роман от лица юноши, Степана, который ненавидит женщин, работает аптекарем и влюбляется в Генриетту – женщину бальзаковского возраста. В конце она изменяет ему, и он убивает ее из ревности. Но когда Любочка прочла текст, она сказала, что получилась страшная ерунда и что любовный роман для женщин не может быть написан от лица закомплексованного юноши. Она попросила меня все переделать. Я долго не могла ничего поделать с этим текстом, и вдруг в голову пришла одна мысль – все перевернуть.

– Как это – перевернуть?

– Слово «он» меняю на «она», вместо героя Степана героиней делаю Степаниду, а вместо убитой в конце Генриетты убиваю неверного Генриха. Так что и переделывать ничего особо не пришлось, и Любочка осталась довольна. И волки сыты, и овцы целы, – заключила я и почувствовала, что сказала явно что-то не то. Получалось, что в качестве «волков» выступала Любочка, а «овцы» – это уважаемые читатели. Нехорошо…

В этот момент я ощутила, что на меня кто-то пристально смотрит из зала. Я всмотрелась в толпу и увидела Любочку – она стояла метрах в четырех от нашего столика и злобно глядела на меня, а когда поймала наконец мой взгляд, покрутила себе у виска пальцем. Тут я прикусила язык и, чувствуя свою вину, спросила журналистку:

– Может, я что-то не то сказала? – Я опять забыла, что меня транслируют на весь магазин. – Хотя мне простительно – я вообще не знала, о чем буду говорить, ведь это моя первая презентация. По крайней мере, я не кривила душой и честно все рассказала, потому что люблю и уважаю тех, кто читает мои книги, – патетично сказала я.

– Уверена, что читателям понравилась ваша откровенность, – заметила журналистка, но по ее лицу было видно, что она сомневается – задавать мне еще вопрос или этого не стоит делать. Все-таки она его задала: – И последний, так сказать, традиционный вопрос. Не расскажете ли читателям о своих творческих планах?

– Да, конечно. Вообще-то за последние два месяца я должна была написать новый роман, но так как моя бабушка лежала в больнице и я почти каждый день навещала ее, времени совершенно не было, а мой редактор Любочка требует текст к концу мая. К счастью, с сентября прошлого года я вела записи того, что происходило в моей жизни.

– То есть это ваш дневник? «Бриджит Джонс» по-русски, так сказать?

– В какой-то степени да. Хотя нет, я бы так не сказала – это связный текст, описывающий девять месяцев, вырванных из моей жизни. Осталось дописать финал.

– То есть вы еще не знаете, чем закончится ваш роман?

– Нет. Это будет сюрприз, как для читателей, так и для меня.

– Спасибо вам за исчерпывающий рассказ о своем творчестве и о романе. Теперь все желающие могут пройти в пятый отдел, и Мария Алексеевна с удовольствием подпишет вам свою книгу на память.

И в зал, к моему великому удивлению, повалил народ. Ко мне выстроилась целая очередь желающих подписать книгу. У входа незамедлительно появились охранники и пропускали людей «дозами».

– Будьте так добры, Мария Алексеевна, подпишите мне вот тут в уголке: «Любезной Татьяне Васильевне от лучшей подруги». Вам не трудно? Пусть все думают, что вы моя лучшая подруга! – попросила полная женщина средних лет в цветастом платье.

– Пожалуйста. Жалко, что ли!

– Спасибо! Я так люблю ваши романы! Мне они жить помогают! – вдруг заявила она, прижав подписанную книгу к груди, как будто это было нечто драгоценное.

Надо сказать, я не ожидала, что кому-то нравятся мои книги, но любителей, я бы даже сказала, поклонников моего творчества оказалось немало – так что моя бедная рука вместо автографа готова была ставить лишь крестики.

У меня кружилась голова от большого количества людей, от постоянно мелькающей перед глазами обложки с розовым закатом и зарезанным на кровати мужчиной, как вдруг я услышала знакомый голос:

– Мария Алексеевна, напишите мне: «На память от «Уходящей осени».

Тут меня будто током ударило, и я мгновенно пришла в себя. Я подняла голову и увидела перед собой «Лучшего человека нашего времени». Он был так же прекрасен, как тогда, летом, когда я впервые увидела его в коридоре издательства. Я почувствовала аромат его любимого одеколона, и мое сердце, как мне показалось, с грохотом ударилось о ребра и провалилось вниз, застряв где-то рядом с желудком.

– Наконец-то я могу хоть посмотреть на тебя! – сказал он отчаянно. – Я буду ждать тебя в машине во дворе у запасного выхода.

После него я механически ставила закорючки на обложках книг, зная наверняка, что не смогу ему отказать. Вообще-то вернее будет сказать – не смогу отказать себе. Только сейчас, увидев его так близко, я поняла, как сильно соскучилась по нему.

– Не пойму я что-то! – донесся до меня властный голос Мисс Двойной Бесконечности. – Это ведь я эпопею написала! Так почему Машка за меня автографы всем раздает?!

– Прекрати ерунду говорить! – довольно громко осекла ее мама.

– Но это несправедливо! Я эпопею написала! – все еще слышался удаляющийся бабушкин голос. – Это я должна была там на ее месте сидеть!

Через час отдел был наконец закрыт для посторонних и начался фуршет.

– Ну, ты, конечно, молодец! – Первой ко мне подбежала Любочка.

– Правда?!

– Ой! Ладно! Не хочется портить тебе праздник! Я с тобой завтра поговорю. Что за новый роман?

– Маша! Я тобой так горжусь! – подлетела мама и заключила меня в объятия.

– Ладно, все завтра, все завтра, – проговорила Любочка и отошла.

– Поздравляю! А ты не хотела! – крикнул Николай Иванович.

– Чего не хотела?

– Писательшей становиться.

– Машенька, поздравляем тебя! – взвизгнула Людмила Александровна. Я даже не узнала ее сначала – так хорошо она еще никогда не выглядела. – А это мой муж, отец Икки – Роблен Иванович.

Рядом с ней стоял подтянутый лысеющий мужчина с живыми, блестящими глазами, и я заметила, что Икки очень на него похожа.

– Молочина! Поросто молочина! – восторженно повторяла Вероника Адамовна. – Мы с Аполлинаием Модестовичем так ады за тебя, Мафэнька! Если бы Пульхеиа слуфалась нас в детстве, сейчас бы тоже книгу написала.

– А как ваши успехи?

– Ну, ребро Николая Васильевича мы так и не нашли, – вмешался Пулькин отец.

– Зато нафли его запонку.

– Да хватит Машке в такой день голову морочить! – возмутилась Пуля. – Пошли со мной, у нас сногсшибательные новости! Буквально на пять минут!

– Машенька! Машенька, постой! – прогнусавила Нина Геннадьевна, как обычно монотонно, растягивая слова. За ней тащился Анжелкин отец. – Поздравляем, от всей души!

– Спасибо, спасибо.

Меня поздравляли, я раздаривала налево и направо подписанные экземпляры своих книг. Да, это действительно был мой звездный час.

– Пойдем, мне надо тебе кое-что рассказать! – не унималась Пулька.

– Я не пойму, Маша, почему ты подписываешь и даришь мои книжки? – спросила меня Мисс Бесконечность, дергая за рукав, – она наконец-то добралась до меня. – Это я написала эпопею, а не ты!

– Вот, Вера Петровна, возьмите книгу и удостоверьтесь, что это не вы ее написали! – И Пулька, подсунув ей роман, потащила меня в коридор, где столпились все остальные члены нашего содружества. – Мань, ты только послушай, какие у нас новости и что они, вот эти двое, от нас скрывали! Икки, Женька! Говорите!