Она была украшена искусными шелковыми цветами.

— Я даю тебе еще три шляпы, — молвила Пенелопа. — Мари скажет тебе, по какому случаю надевать каждую, а также в чем следует являться к обеду.

А потом сестра сквозь смешок иронично заметила:

— Думаю, тебе придется обедать наедине с моей свекровью, и мне очень жаль тебя. Но ты должна находить утешение в том, что совершаешь акт добродетели, помогая мне, за это я тебе крайне признательна!

Мари достала пару дорогих туфель на высоком каблуке.

Затем она вручила Урсе изящную сумочку и перчатки.

— Наконец-то ты готова! — сказала Пенелопа. — Нам надо отправляться сейчас же. До Брэкли-парка не менее полутора часов езды.

Мари убрала косметику в небольшую шкатулку.

Внезапно раздался пронзительный крик Пенелопы.

— Я забыла! — неистовствовала она. — Боже мой, Мари, как ты могла не напомнить мне?

— Что ты забыла? — спросила Урса.

— Обручальное кольцо! — воскликнула Пенелопа. — Ты же теперь замужняя женщина!

Она повернулась к гувернантке.

— Что это такое, Мари? Какая оплошность с твоей стороны!

Мари пыталась оправдаться: «A qui la faute?», что означало «Кто в этом виноват?»

Она открыла кожаный футляр для драгоценностей.

Пенелопа стала рыться в нем, приговаривая:

— Предполагается, что ты — богатая женщина. Я, конечно, не могу дать тебе очень ценные вещи, но здесь серьги, которые я никогда не ношу, потому что они не такие эффектные. А вот и твое обручальное кольцо и кольцо с бриллиантами — в пару к нему.

— Надеюсь, я ничего не потеряю, — пробормотала Урса.

— О, это не самые лучшие камни! — равнодушно заметила Пенелопа. — Откровенно говоря, бриллиантовое кольцо подарила мне родственница Артура, хоть и очень богатая, но слишком жадная. Иначе она подарила бы что-нибудь подороже!

Урса надела кольцо на средний палец левой руки.

— А вот эту небольшую бриллиантовую брошь подарила мне мать Артура. Можешь сказать ей, что носишь ее, ей будет приятно. Ее нежелательно потерять, потому что Артур расстроится. Но он подарил мне столько великолепных украшений, которые я облюбовала, что я никогда не ношу эту брошь, а также это маленькое жемчужное ожерелье — ты сможешь надевать его по вечерам.

— Я буду очень осмотрительна, — пообещала Урса. — Как тебе известно, у меня есть несколько маминых драгоценностей, я могу надевать их, если ты хочешь.

— Моя свекровь едва видит, — остановила сестру Пенелопа, — да, кроме того, я уверена, они заперты в сейфе, и мы потеряем время, доставая их.

Она раздраженно погладывала на часы.

Урса взяла сумочку.

Пока они спускались по лестнице, лакей Пенелопы устремился по коридору за чемоданами.

В холле Урса сказала:

— Я должна предупредить слуг, что уезжаю и не надо беспокоиться обо мне.

— Я предупрежу Доусона, — сказала Пенелопа. — Думаю, тебе не стоит показываться его жене, а также этим болтушкам на кухне.

— Да… конечно… я не подумала… об этом, — поспешно согласилась Урса.

Она совершенно забыла о своем перевоплощении.

— Садись поскорее в экипаж! — велела Пенелопа. — Я поговорю с Доусоном. Он тоже становится старым и подслеповатым, да к тому же вряд ли мужчина заметит в тебе какие-то перемены.

Она произнесла это тихим голосом.

Тем временем в холле появился Доусон, и Пенелопа тотчас подошла к нему.

— Я так рада вновь видеть вас, Доусон! Передайте миссис Доусон, что я спешу и, к сожалению, не успею пройти на кухню и поговорить с ней. Я заберу с собой мисс Урсу на несколько дней, ей не мешает немного развлечься.

— Конечно, миледи, — согласился Доусон, — мисс Урса скучает, когда господин в отъезде.

— Я знаю это, — кивнула Пенелопа. — Продолжайте присматривать за домом, как всегда, а мисс Урса вернется еще до приезда отца.

Она выскользнула через парадную дверь и поднялась в экипаж, где уже сидела Урса.

Лакей в традиционной ливрее и в шапке с кокардой закрыл дверцы экипажа.

Затем вскочил на козлы рядом с кучером.

Когда они выезжали на дорогу, проложенную вдоль деревни, Урса сказала:

— Я с трудом могу… поверить… во все это. О, Пенелопа, я так боюсь… подвести тебя! А вдруг твоя свекровь… заподозрит что-нибудь?

— Я же сказала тебе, она слепа как летучая мышь, — успокаивала ее Пенелопа, — а еще, направляясь сюда, я подсчитала, что виделась с ней всего четыре раза.

Урса в изумлении взглянула на сестру.

— Это… действительно так?

— Конечно, — ответила Пенелопа. — Она не была на нашей свадьбе, потому что из-за слабого зрения не любит ездить в Лондон, как, впрочем, вообще куда-либо.

Едко усмехнувшись, она продолжала:

— Мы с Артуром посетили однажды Брэкли-парк до свадьбы, а потом я была там с папой, когда ты находилась в школе. С тех пор я приезжала туда дважды, когда Артур настаивал, чтобы я сопровождала его.

Урса тяжело вздохнула.

— Можешь поверить, — твердо стояла на своем Пенелопа, — мне было чертовски скучно там, и я была рада поскорее уехать.

— Но что, если, — колебалась Урса, — она задаст мне вопросы, на которые я не смогу ответить?

— Тогда импровизируй, — отрезала Пенелопа. — Ты ведь у нас самая умная в семье! Тебе не составит труда найти ответ слепой женщине.

— Я… я постараюсь, — робко пообещала Урса, — но ты не должна… сердиться на меня, Пенелопа, если я… все испорчу.

— Я буду в ярости! — разоткровенничалась сестра. — Но важно лишь одно: чтобы Артур думал, будто я уютно устроилась в гнездышке его скучной старой матушки! У него не должно быть причин для подозрений.

— А когда он… вернется? — встревожилась Урса.

— Я буду ожидать его в Лондоне с распростертыми объятиями и рассказывать ему, как я скучала без него! — ответила Пенелопа. — Самое главное, что ты постигаешь по мере взросления, так это то, что мужчины верят во все, во что хотят верить, а многие слишком самонадеянны и не могут представить себе, что ты не любишь их так, как они любят тебя!

Какое-то время они ехали молча, затем Урса сказала:

— Я всегда… надеялась, Пенелопа, что ты будешь очень… счастлива, когда ты… вышла замуж.

— Но я действительно счастлива, — заверила ее Пенелопа. — Просто жаль, что я не встретила Вернона три года назад.

В ее голосе проскользнула тоска, но она тут же рассмеялась.

— Он, конечно, не обратил бы на меня внимания тогда, если б мы даже и встретились. Он не замечает дебютанток в свете, хоть они преследуют его.

— Значит, ты… думаешь, что он… не женился бы… на тебе?

— Это так же верно, как то, что свиньи не летают, — ухмыльнулась Пенелопа. — Мужчины в Лондоне — а Вернон в прямом смысле слова человек света — любят женщин утонченных, интересных и, конечно, прекрасных.

Она повернулась к сестре.

— Когда я сейчас смотрю на тебя, то не могу представить, как ты можешь сидеть в деревне и не настаиваешь, чтобы папа отвез тебя в Лондон.

Урса подумала, что если, по мнению Пенелопы, ее место в Лондоне, она могла бы пригласить ее к себе, но вслух спокойно промолвила:

— Я очень счастлива с папой. Ты знаешь, как я интересуюсь его работой и радуюсь, когда его библиотека пополняется древними рукописями, которые ему присылают или он находит сам.

— Я всегда считала это занятие крайне скучным и угнетающим, — вздохнула Пенелопа, — но ведь ты знаешь, я никогда не преуспевала в иностранных языках.

Да, Урса знала это.

Сестре с превеликим трудом давались даже азы французского.

А дорога все не кончалась.

Урса подумала, что они скоро должны приехать к месту назначения, и спросила:

— Тебе не кажется, что мне следовало бы побольше знать о твоей свекрови? Кем она была до замужества?

— О, ничем особенным! Артур говорил, что она была чрезвычайно хорошенькая, чем и привлекла его отца. Но мне некогда интересоваться теми, с кем я не вижусь.

Сказав это, Пенелопа наклонилась вперед и объявила:

— Ну вот мы и приехали наконец!

Урса удивленно осмотрелась.

Она обнаружила, что они остановились у большой дорожной гостиницы, а не в Брэкли-парке, как можно было ожидать.

Она хотела задать вопрос, но Пенелопа опередила ее:

— Здесь я оставлю тебя. Помни, с этого момента ты уже не Урса, а Пенелопа. И ради бога, ублажай старушку, чтоб она рассказывала Артуру, как обходительна я была с нею.

Лакей открыл дверцы экипажа.

Не говоря ни слова, Пенелопа выскочила и поспешила к парадному входу гостиницы.

Мари, сидевшая на козлах между кучером и лакеем, сошла вниз, юркнула в экипаж и опустилась на узкое сиденье спиной к лошадям.

Лакей закрыл дверцы.

Когда они отъехали, Урса подумала, что Пенелопа должна была подготовить ее к тому, что произошло, сказать ей, что Вернон, о котором она говорила, будет ждать ее у гостиницы.

Она вспомнила теперь великолепный экипаж, запряженный четверкой лошадей, — он стоял во дворе.

Она лишь мельком увидела его, но почувствовала, что он скорее всего дожидается ее сестры.

Оставшись наедине с Мари, она заговорила с ней по-французски, чем весьма обрадовала и восхитила горничную.

— Вы говорите на моем языке как парижанка, мадемуазель, — сказала она. — Почему вы говорите на нем так свободно, в то время как ее милость — mon Dieu![2] — так плохо?

— Мой отец очень хотел, чтобы я говорила на многих языках, — объяснила Урса, — и помогала ему в работе.

Мари стала рассказывать о своем доме и о блистательном Париже.

Слушая ее болтовню, Урса вдруг почувствовала, что Мари очень одинока и скучает по дому.

Она жила в доме, где никто не говорил на ее родном языке, и теперь рада была выговориться.