Но теперь, после расставания с Власом, я не могла изобразить ничего нежного и романтического. Я как писатель считаю своим долгом раскрыть поганую натуру каждого мужчины, потому что каждый представитель сильного пола – или собственник, или изменник, или эгоист, или не знает, чего хочет, или ревнивый маньяк. Впрочем, если уж говорить, положа руку на сердце, то любая особь мужеского пола и состоит из всего этого перечисленного...

Нет, Любочка, не получится у меня «нежного, женского и романтического» текста – напротив, у меня выйдет леденящий кровь триллер о муже-маньяке, который, ревнуя ко всем свою честнейшую и добрейшую жену, запирал ее на все замки в четырех стенах своей квартиры, уходя на работу, и отпирал только глубоким вечером, приходя домой. Он укорял ее за то, что она разбрасывала по квартире свои вещи, вытиралась его полотенцем и загибала странички книг из его библиотеки. Героя, вернее, монстра, деспота и тирана будут звать Стасом, а героиню – Марфой, Марфушенькой. Именно такой план романа созрел в моей бедной, «разведенной» голове, и именно так я смогу отомстить всем мужикам и рассказать о них правду наивным, милым женщинам! И никто не сможет помешать мне в этом! Никто не сумеет остановить мысль мою и перо мое праведное!

Если говорить о моей маме, то после развода с Николаем Ивановичем, как уже было сказано выше, она поселилась в деревне Буреломы с единственно найденным на чужбине и привезенным на свою историческую родину котом Рыжиком.

Кстати, перед отъездом она наконец-то купила себе мобильный телефон. Николай Иванович всегда выступал против каких бы то ни было нововведений и сумел внушить маме, что сотовая связь – это полнейшая чепуха, потому что без провода и розетки никакой телефон работать не может. На вопрос о том, каким же образом переговаривается вся страна (что страна! весь мир!) посредством этакой непрочной связи, отчим уверенно отвечал:

– Они не разговаривают, а токо вид создают! Мода, видите ли, такая – трубку около уха на ходу держать! У нас же все с апломбом!

После разрыва с мужем родительница моя вдруг поверила в то, что телефоны могут работать без проводов, и потащила меня на компьютерный рынок выбирать себе средство связи.

– Мне не нужен дорогой! – доказывала она очередному продавцу, – Мне нужен новый, дешевый и чтоб работал! Я живу в 360 километрах от Москвы, в деревне, в полном одиночестве, и иной раз хочется позвонить кому-нибудь, потрекать. Оттуда будут долетать мои звонки? – Она, помню, так и выразилась: «потрекать» и «долетать».

– Купите антенну. Это дешево. И сможете без проблем разговаривать из любой точки своей деревни, – посоветовал торговец телефонами.

– Значит, и вся деревня за мой счет будет без проблем лясы точить?! – тут же смекнула она. – И Валька будет не на заборе висеть, чтоб до своего Ленока дозвониться, а лежа в кровати, вальяжно так, его номер набирать, и Жопова из свинарника своего сможет теперь дочери трезвонить, а не ездить в райцентр каждую неделю!.. – призадумалась мамаша, вспомнив о ненавистных соседях деревни Буреломы.

– А вы с них деньги берите – вы ведь будете, так сказать, провайдером.

– С них возьмешь! – злобно отозвалась она и твердо сказала: – Не нужна мне никакая антенна! Лучше на заборе повисю! Или повишу? Маш, как правильно-то?

– Правильно купить антенну.

– Вот! – И она, показав мне кукиш, приобрела мобильник, наотрез отказавшись стать главным и единственным провайдером деревни.

Пока родительница моя ехала в электричке по направлению к Буреломам, она позвонила мне раз восемь:

– Маня, как дела? Это я, твоя мама! – в восторге кричала она – все ее сомнения по поводу того, что телефон никак не может работать без провода и розетки, были окончательно развеяны. – Проезжаю Ложки! Красота-то какая! Жаль, что тебя нет рядом! Деревья все в снегу! Как в сказке! Даже в электричке чувствую – воздух другой, свежий, чистый, не то что в Москве – загазованный! Ну все, пока! Конец связи!

Минут через десять мой мобильник снова, рыча, подпрыгивал на столе.

– Маня, это я! Что нового? А я Чашки проехала! – радостно кричала она мне в ухо.

Но где-то предположительно в Вилках звонок ее хоть и «долетел», однако связь то и дело прерывалась – я лишь сумела разобрать: «Заплати за телефон. У меня на счете остался доллар». Это был последний звонок. С тех пор мамаша дозвониться до меня так и не смогла, зато написала письмо к Рождеству, в котором подробно изложила, как она, избавленная от общества старого развратника и изменщика, наслаждается зимними, занесенными снегом полями, белым безмолвием, полным спокойствием и безмятежностью:

«Любимая моя свободная и счастливая доча! Моя единственная кровинушка и родственная душа! Дорогой мой человек!

(С ужасом вспоминаю то время, когда я пыталась, прилагая все усилия, выдать тебя замуж за порядочного человека! Прости мать свою! Мать твоя была дурой! Порядочных молодых (как, впрочем, и немолодых) людей нет! Перевелись все! Вымерли, как мамонты! Пали смертью храбрых на поле битвы еще в 1812 году, остатки – в революцию, а уж последняя горстка порядочных мужчин (то бишь настоящих!) в Великую Отечественную полегла!)

О себе могу сказать, что наконец-то избавлена от готовки борщей, супов и щей на мясном бульоне, хождения по продовольственным магазинам в поисках дешевой крупы и вонючих сигарет, от стирки трико и семейных трусов в горошек! Наконец-то я делаю, что хочу, а именно – отдыхаю и наслаждаюсь жизнью! Наконец-то у меня появилась возможность смотреть по телевизору то, что я хочу, а не эти тупые боевики с мордобитием, которые так любил твой бывший отчим! Наконец-то я сама себе хозяйка! Даже человеком себя почувствовала, чего не случалось вот уж как лет 10, а то и того больше!» и т.д. и т.п.

«P.S. Нужно было все-таки купить эту чертову антенну! Ты представить себе не можешь, Машенька, откуда я тебе только не звонила! И на заборе висела – видимо, там только летом берет, и со второго этажа, и с чердака пробовала. Все без толку! А вчера до того дошла, что затащила на балкон стремянку, взобралась на нее – уж думаю, отсюда-то точно звонок мой долетит, да чуть вместе с балконом вниз не полетела: слышу, треснуло подо мной что-то (душа аж в пятки переместилась), ну я, конечно, слезла, балкон закрыла и ни ногой теперь туда! Чего ж удивляться, что все на соплях?! Кто строил-то?! Ленок-бездельник по плану пустоголового твоего отчима!»

Она действительно стала сама себе хозяйка, избавившись сначала (правда, не по собственной воле) от девятнадцати кошек, а потом от неверного мужа – Николая Ивановича, и могла в любой момент, посадив Рыжика в переноску, прикатить в Москву, чего доселе было никак невозможно – казалось фантастикой и несбыточной мечтой.

Так, около двух недель тому назад (еще до покупки телефона), а именно 31 декабря в два часа пополудни мамаша предстала передо мной в норковой шубе с бобровым воротником и переноской в руке и весело сказала:

– А я Новый год приехала встречать!

Впрочем, о том, как мы встретили Новый год, речь пойдет чуть позже. Излагать нужно все по порядку, а то немудрено и запутаться. Итак, родительница моя в настоящий период абсолютно счастлива и упивается вольной своей жизнью в обществе бессловесного, обожаемого Рыжика.

Относительно Икки и ее матери можно сказать, что они тоже пребывают в состоянии крайнего блаженства, чувствуя каждой клеточкой своего тела освобождение от «мужицкого ига», как выразилась Икки на вечеринке разведенных женщин в уютном зальчике ресторана в терракотово-бежевых тонах. Людмиле Александровне теперь не нужно готовить по утрам ненавистный омлет – она просто раскалывает пару яиц на сковородку и, быстро проглотив глазунью, мчится в телецентр на съемку ток-шоу «От меня нигде не скроешься!», где за последнее время стала настоящей звездой. Она то и дело ищет и находит свекровей своих бывших мужей, которые якобы, оставив ей «в подарок» ребенка, исчезали самым что ни на есть таинственным образом. На передаче отыскивались не только свекрови бывших мужей, но также и сами бывшие мужья, после чего их стыдили как ведущие, так и весь зрительный зал: «Невозможно! Оставить собственное дитя на руках хрупкой, молоденькой, несмышленой девушки?! Стыд и позор!» – поражались одни. «За такие дела в тюрьму сажать нужно!» – с пеной у рта кричали другие. Все шишки доставались нерадивым и безответственным отцам, а свекрови будто бы все это время находились в полном неведении, что у них вообще есть внуки. Одна подставная свекровь так вошла в роль, что чуть было до смерти не избила псевдосына – когда дело дошло до ударов микрофоном по голове и возгласов: «Я тебя, изверга, породила, я тебя и убью!», к ней из-за кулис вылетели два здоровяка и волоком утащили со сцены. Такова была месть Людмилы Александровны Моторкиной не только своему бывшему мужу – Роблену Ивановичу. Это был вызов всему противоположенному полу.

Икки тоже не отставала от матери и сводила счеты с так называемым сильным полом по-своему. Особенное удовольствие ей доставляло, когда в проктологической аптеке, что расположена недалеко от наших с Икки домов (здесь нужно непременно упомянуть, что после того как Аркадий Серапионович Эбатов (бывший поклонник Пульхерии), оформил все документы касательно аптеки на Икки, рассчитывая этим широким жестом вернуть к себе Пулькино расположение, медицинское заведение вместо старого названия «Эбатов и Кº» стало называться «Моторкина и Сº», где буква «Сº» символизировала наше содружество), выстраивалась длинная очередь за приготовленными ректальными свечами. Именно в этот момент Икки сама вставала за прилавок и отпускала лекарственную форму, громко объясняя (исключительно мужчинам) все подробности того, куда вводить суппозиторию, каким образом, на какую глубину и в какой именно позе. Женщины в очереди покатывались со смеху – мужчины краснели до корней волос и молча выслушивали дотошного фармацевта, такое впечатление, что они в эту минуту теряли дар речи или язык прилип к небу так, как прилипает, если пройтись им в сорокаградусный мороз по чугунным перилам. Таким своеобразным способом Икки сводила счеты с Овечкиным, вымещая на бывшем муже злость на все мужское население, которое нуждалось в ректальных свечах, изготавливаемых в ее аптеке.