– Но ведь началась твоя вторая жизнь. И это же здорово, потому что… как бы мы иначе встретились?

Он выдавил улыбку.

– Да, она остановила время для нас. Видимо, нужно сказать спасибо.

– Насколько ты старше меня, кстати?

– Чисто технически, мне все еще около двадцати.

– Чисто технически?

– Ну скажем, мне двадцать девять.

– Это произошло пятнадцать лет назад. Ты не можешь быть таким молодым.

Он по–прежнему улыбался.

– И что значит «ну скажем»?

– Мне может быть столько лет, сколько я захочу.

– Твой возраст меняется по желанию? – Это было почти так же невероятно, как и все, что я услышала в тот день. – Тогда я хочу посмотреть, как ты выглядел до катастрофы. Ты правда так можешь?

Он встал, прошел позади меня и подошел с другой стороны.

В первую очередь я заметила длинные волосы, волнами спадавшие на куда более хрупкие плечи, на узкую грудь. Лицо было тем же: поразительно безупречным. Только… щеки теперь запали. Губы стали бледными. И грусть – та самая грусть, которую я замечала в нем столько раз – нарушала безмятежность голубых глаз, лишала их блеска. Ниже, под расстегнутой рубашкой, можно было пересчитать все ребра – точно пальцы скелета, тянущиеся к его животу

Я подошла к нему, к измученному парню примерно моих лет, и поцеловала безжизненные губы. Когда я открыла глаза, он снова выглядел старше.

– Такой ты мне больше нравишься, такой, какой ты со мной.

– Тогда забудем обо всем остальном.

Забыть Эльзу. Только этого-то я никогда и не смогу сделать.

– Риз, а она хороша в…

– В чем?

Я не могла это произнести, но он, должно быть, понял, что я имела в виду секс.

– Она не человек, Теа.

– А когда была человеком?

– Ты не хочешь об этом говорить, поверь мне. Не хочешь.

– Я все время об этом думаю. И я бы лучше услышала это от тебя.

– Тогда да, она была хороша.

Он откинулся на траву, сложив руки за головой.

– Просто хороша или невероятно хороша?

– Невероятно хороша.

– А теперь, когда она больше не человек?

Он сомкнул веки.

– Точно в тебя вливают наркотик, которого ты жаждешь, но который оставляет тебя развалиной. И тогда ты его ненавидишь.

– Но все еще невероятно хороша?

– Лучше.

Лучше. Даже в теории с этим невозможно соревноваться.

– Вот тебе и «оцените от одного до десяти», – я пыталась казаться беспечной, но он все понял.

– Твою сестру кто угодно оценил бы на десять.

– А ты?

– Бессмысленные оценки, – он положил мою руку себе на живот, туда, где ощущался пульс, а потом медленно подтолкнул ее ниже. – За всю мою жизнь только ради твоего прикосновения я был готов умереть.

      – Тогда… давай не будем говорить о смерти.

Он улыбнулся и достал из кармана небольшую книжку.

– Мы чуть было не забыли о изначальной причине, зачем я привел тебя сюда.

– Ты и ее из воздуха достал?

– Нет, это я привез с собой.

Простая белая обложка с золотым тиснением:

Артур Рембо «Стихи».

– Трудный ребенок французской поэзии. Написал все эти никогда не виданные стихи, а в двадцать лет распрощался с поэзией и не написал больше ни строчки. – Он нашел нужную страницу. – Это было сто пятьдесят лет назад. Должно быть, он повстречал тебя – только звали тебя Нина – и написал о тебе прекраснейшее стихотворение «Ответы Нины». Рифма в переводе теряется, но все остальное на месте.

– Прочти мне его на французском сначала.

– Ты говоришь по–французски?

– Почти совсем нет. Просто хочу послушать тебя.

Краткие, ломкие строки переплетались в воздухе: первая с третьей, вторая с четвертой. Он дочитал до конца, но не остановился, и я не сразу поняла, что он перешел на известный мне язык. Что он обращался напрямую к моему сердцу:

– Что медлим – грудью в грудь с тобой мы?

А? Нам пора

Туда, где в луговые поймы

Скользят ветра,

Где синее вино рассвета

Омоет нас;

Там рощу повергает лето

В немой экстаз;

Капель с росистых веток плещет,

Чиста, легка,

И плоть взволнованно трепещет

От ветерка;

В медунку платье скинь с охоткой

И в час любви

Свой чёрный, с голубой обводкой,

Зрачок яви.

И ты расслабишься, пьянея, –

О, хлынь, поток,

Искрящийся, как шампанея, –

Твой хохоток;

О, смейся, знай, что друг твой станет

Внезапно груб,

Вот так! – Мне разум затуманит

Испитый с губ

Малины вкус и земляники, –

О, успокой,

О, высмей поцелуй мой дикий

И воровской –

Ведь ласки пóросли шиповной

Столь горячи, –

Над яростью моей любовной

Захохочи!..21

Он прошептал последние слова в мои губы, уже закрыв книгу. Я и представить не могла какое влияние на мое тело мог произвести мой первый мужчина. Каждое прикосновение только заставляло меня еще сильнее хотеть его, и я не замечала ничего кругом, пока его руки раздевали нас обоих.

– Риз, – по его обнаженному телу прошла дрожь, когда я коснулась его, – я люблю тебя.

Я никогда, никому этого не говорила.

Мы занимались любовью часами. Как только мы останавливались, чтобы передохнуть, нас окружала тишина – непроницаемая, невесомая пелена. Но об одном никто из нас не осмеливался заговорить.

До следующего полнолуния оставалось всего три недели.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Мы можем все изменить

– ЗАЙДИ, Я ХОЧУ ПОКАЗАТЬ тебе кое–что. Риз открыл дверь в свою комнату, но я не увидела ничего такого, чего не было здесь раньше. – Сюда.

"Сюда" оказалось в ванной. Декор был обычным: белая мраморная ванна, вешалка для полотенец из красного дерева, прислоненная, как лестница, к стене, свежие полотенца свисали с ее балок. Но слева, под зеркалом, от стены до стены, были вырезаны в камне две раковины, где днем ранее была одна.

– Когда тебе удалось это сделать?

Мое недоумевающее лицо заставило его рассмеяться.

– Физический мир не совсем проблема для меня, помнишь?

Конечно, я помнила. Тем не менее, его нечеловеческая сторона все еще поражала меня каждый раз.

– Это было предложение, кстати. Он провел пальцами по пустому кристальному ванному набору (держатель зубной щетки, мыльница, коробка с косметическими салфетками), рядом с идентичным набором, в котором стояли его собственные вещи.

– Риз, это так мило с твоей стороны. Но я не возражаю делить с тобой ванную, когда остаюсь здесь на ночь.

– Мы закончили с ночевками. Я хочу, чтобы ты жила здесь с сегодняшнего дня.

Эффект, вероятно, был именно таким, каким он ожидал: я смотрела на него в шоке, не шевелясь.

– Ну же, скажи это! Скажи, что переедешь ко мне.

– Перееду... как? Я должна оставаться в общежитии, как все остальные.

– Не беспокойся об общежитии. Он вытащил свой телефон.

– Подожди... Что ты делаешь?

– Звоню в офис расселения, прежде чем они закроются на зимние каникулы. Они будут благодарны за заблаговременное предупреждение, раз уж тебе не понадобится комната весной.

– Оставить комнату за мной не означает, что я не хочу здесь жить.

Телефон застыл на полпути в воздухе.

– Ты не уверена насчет этого?

– Это не то что я имела ввиду. Комната может быть запасным вариантом, на случай если ты... – Я не хотела говорить остальное.

– В случае если я, что?

– Изменишь свое мнение.

– Я никогда не изменю своего мнения.

Он смотрел на меня, пока я не сказала, что я тоже не передумаю. Тогда он набрал номер. Попросил к телефону одно женщину по имени, поблагодарил ее за организацию комнаты в общежитии для Джейка в сентябре, спросил о ее планах на праздники запятая провел светскую беседу о бутик–отелях в Рио, затем, наконец, сообщил ей, что его девушка переезжает к нему, так что в комнате в Форбс больше не было необходимости. И, да, Тея будет рада подписать документы, но не могли бы они, пожалуйста, отправить их непосредственно на его адрес?

– Готово! – Он повесил трубку и поцеловал меня. – Добро пожаловать в твой новый дом, малышка.

– Это было... быстро.

– Зачем тратить время? Мы также можем пойти забрать твои вещи сейчас, хотя, наверное, лучше разобраться о всем этим завтра. Или в любой другой день, на самом деле. У нас есть все каникулы для этого.

Все что у нас было – это неделя, но он еще не знал этого. Я летела домой в следующий четверг, и поскольку он никогда не спрашивал, что я собиралась делать на каникулы, я тоже не поднимала этот вопрос.

– Риз, есть кое–что...

– Да?

– ...кое–что, что мне нужно рассказать тебе.

– Конечно, мне просто нужно, выключить эту проклятую вещь – Текстовое сообщение отвлекло его. – Дай мне минуту. Я скоро вернусь.

Он в спешке выбежал, как-то дом был в огне. Когда я последовала за ним по лестнице, я сразу же увидела почему.

Через лужайку, все еще просматриваемую, несмотря на быстро опускающуюся темноту, шли шесть высоких фигур – выстроенные в линию, словно команда, снаряжённая для расстрела, практически идентичные в своих джинсах и черных кожаных куртках на змейке. Он перехватил их, прежде чем они смогли добраться до дома. Самый высокий сказал что-то ему (я узнала лицо только сейчас: Эван), но кажется Риза это особо не заботило. Другие начали тоже говорить. Эван повысил свой голос. Никто не двигался. Риз сделал шаг вперед, но Эван оттолкнул его. Еще один шаг. Эван снова оттолкнул его. Секунду спустя парни были на земле, Риз был сверху, держа его за воротник и склонившись, вынося ему предупреждение, которого никто больше не мог слышать.