Я гадала стоит ли ей верить ей или нет. История, безусловно, вяжется с виноватой скрытностью Риза. Его внезапная потребность побыть одному.

Затем мысль возникла в моей голове.

– Могу я попросить тебя об одолжении? Предположим, пловцы задумали что-то на эту пятницу. И, допустим, Дэв знал об этом. Думаешь, его можно было бы уговорить рассказать об этом тебе?

ПОСЛЕ УХОДА РИТЫ Я вернулась в свою комнату. Но вместо учебы я включила компьютер и нашла страничку Принстонской команды пловцов.

Десять лет фотоархивов – и ни одно лицо отдаленно не знакомо. Бедный Дэв должно быть отчаялся, чтобы произвести впечатление на свою девушку. Выдумывал истории о злых вдохновителях, ночных авантюрах, тайном сексе … и утверждал, что он был частью этого! Риз никогда не был в той команде. Что ж, даже если ежемесячная «тусовка» проходила засекречено, зачем пловцам приводит постороннего?

Я закрыла браузер и полезла за книгой. Но что-то было не так. Пока я была на ужине, что-то в этих четырех стенах изменилось. И мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что именно:

Исчезла орхидея Бена. На её месте яркий мак освещал красным цветом остальную часть комнаты.

ДЖАЙЛС РРАВНОДУШНО СМОТРЕЛ на часы, пока мы быстро писали предложение на обложках наших экзаменационных книг: Клянусь своей честью, что я не нарушил Кодекс Чести во время этого экзамена. Затем он пожелал всем удачи и ушел.

Моя первая сессия в Принстоне. Я поспешно начала отвечать на вопросы, время от времени поднимая глаза, чтобы взглянуть на аудиторию, на ряды склоненных голов. Было удивительно наблюдать знаменитый Кодекс Чести в действии. Замысел был прост: ты не жульничаешь и сдаешь тех, кто это сделал. В свою очередь, факультет проводил экзамены без присмотра. Люди оставляют свои ответы и уходят, даже в том случае, когда большая часть ответов отсутствует. Если вы не достаточно хорошо подготовились – бал будет низким и всё. Никто не жульничал.

Экзаменационная неделя сама по себе была жестокой. Физическое мучение. Психологическое истощение. Ощущение, будто по мне проехался бульдозер. После последнего экзамена в пятницу, всё, чего я хотела – вздремнуть, но голосовое сообщение от Бена напомнило мне, что у нас были планы – ужин с друзьями в Еврейском центре. Моя первая попытка постигнуть тонкости кошерной пищи.

Между тем, меня всю неделю мучил вопрос: Что случилось с Ризом? Он ни разу не позвонил, чтобы узнать, как я сдала экзамены. Даже не прислал сообщение. И я понятия не имела, где он был. Где и с кем.

– Ну что, передумала на счет Бостона?

Голос Бена вернул меня к беседе за столом, и казалось, единственная тема, в которой все были заинтересованы, это осенние каникулы. Он пригласил меня и еще нескольких друзей из Форбса в свой дом в Бостоне. Его родители на неделю уехали в Европу и дом будет в нашем распоряжении.

Я повторила ответ, который дала ему ранее: Карнеги был менее чем через месяц; я должна была остаться в университете и практиковаться.

– Ты понимаешь, что кампус будет городом–призраком, верно?

– Думаю, в этом-то и суть.

– За исключением того, что это колледж, а не армия! Тебе позволено развлекаться, по крайней мере, изредка. К тому же у меня дома есть фортепиано.

– Это ни за что не сработает, Бен. Слишком много отвлекающих факторов.

Я исчерпала запас оправданий. Практика была практикой, но реальной причиной, из–за которой я хотела остаться, естественно, был Риз. Он и мои поиски следов Эльзы. Я не могла перестать думать о её эссе. Было ли это больше, чем девичьи фантазии? Я должна была выяснить это, с помощью Джайлса или без. Добавьте немного удачи и я, вероятно, даже наткнусь на что-то случайно. Если первые два месяца были каким-либо показателем – подсказки проявляли себя, когда я меньше всего их ждала. Кто знал, что еще могло выявиться, как только я действительно начала бы искать?

– Хорошо, я понял. Истинное искусство требует жертв, – Бен развел руки в стороны, приняв вид распятия. – Но может, мы хотя бы прогуляемся сегодня вечером?

– Конечно. Какие планы?

– Пока что туманные. Я знаю о вечеринке в одном из общежитий. И всегда есть вариант Проспекта.

– Я думала по пятницам Проспект вымирает.

– Не сегодня вечером. Это осенние каникулы; все буйствуют там.

Буйство. Деталь, которую я не хотела знать.

Когда мы уходили, я услышала музыку из обеденного клуба всего лишь в квартале от нас. Начались послеэкзаменационные гуляния.

Неважно, не думай об этом. Просто следуй за Беном. Переходи улицу.

Но даже указатель насмехался надо мной: Аллея Плюща. Той ночью всё вступило в тайный сговор, чтобы напоминать мне о Ризе.

– Взгляни сюда, это невероятно. Новейшее творение Фрэнка Гери. – Бен указал на огромную строительную площадку на углу Аллеи Плюща и Вашингтон Роуд. – Библиотека Льюиса. Биология, химия, математика и астрофизика.

Даже забор не мог скрыть безумного гения того, что было спрятано внутри. Гигантская серебряная ящерица пыталась проглотить кирпичную башню, но кусок распорол существу горло, и оно рухнуло вокруг башни, застыв грудой в вечном сражении. Покореженные металлические ребра приняли форму крыши; стальные плиты разрезали воздух с одной стороны – изнуренные крылья навсегда проклятые мечтать о полете; и ниже, раскрытые, словно складки необычайно тонкой кожи, стеклянные окна содержали в себе доказательство, что где-то внизу животное все еще дышало.

– Ты была внутри здания Гери? – Бен продолжал строить из себя гида, ободренный моим восхищением.

– Нет, только на фотографиях видела.

– Ощущения будто не из мира сего. Словно все три измерения сталкиваются, а ты находишься в самом центре.

Находиться в эпицентре разрушающегося мира. Я несколько раз приближалась к этому, хотя это и не имело ничего общего с архитектурой: Игра на сцене, когда в зал вошел Джейк. Мы вдвоем, в темном музее. Моя рука в его, в конце ужина, в то время как его брат наблюдал …

– Когда-то там было открыто, но они, должно быть, закрыли его. – Бен осматривал забор, пока мы шли по Аллее Плюща. – Изумительно, не правда ли? Научная лаборатория похожая на произведение искусства. Полагаю, глазам нужен отдых от науки, по крайней мере, моим. Загружаешь мозг слишком большим количеством цифр, и он начинает отчаянно жаждать искусства…

Его голос все еще долетал до меня, но я больше не слушала. Кто-то вышел из соседнего здания – миниатюрного по сравнению с вольготностью строения Гери, с крохотными окошками, почти незаметными за счет своих похожих друг на друга арок кирпичных стен – и я мгновенно узнала фигуру.

Измерения снова столкнулись. Пойманная в эпицентре, я задалась вопросом, как мне сказать Бену, что я не вернусь с ним в Форбс.

– ПРИВЕТ, ТЕА – ПРАКТИЧЕСКИ ПРОШЕПТАЛ он моё имя, словно держал его в секрете. Так, как он всегда его произносил. И так, как его брат никогда не делал. На самом деле, Риз едва произносил мое имя, за исключением предупреждений или извинений. – Что привело тебя на Аллею Плюща?

– Моя первая кошерная еда. А тебя?

– Это мой факультет, – его глаза скользнули вдоль арок. – Астрономия.

Я представила себе его глядящего в небо, в холодный мрак Вселенной.

– И что же тебе сегодня сказали звезды?

– Звезды молчали в течение долгого времени. – Он должно быть сразу пожалел о своей уязвимости, потому что его голос снова стал официальным – чего я не могла выдержать. – Чем ты еще занималась?

– Продолжала развлекать твоего брата. Разве не это было поручением для меня?

– Ты гораздо больше, чем развлечение для Риза.

– Будем на это надеяться. Но мы оба знаем, что я могу ошибаться в своем значении для кого-либо.

Он молчал. Было приятно провоцировать его. Обвинять его в том, что исправлять уже было слишком поздно.

– Ты всегда присматриваешь за своим братом подобным образом? Отступаешь в сторону, так, чтобы все досталось ему. Очень бескорыстно с твоей стороны.

– Он заслуживает быть счастливым, Теа. Больше, чем кто-либо, кого я знаю. Бесспорно больше, чем я.

– Да, кажется, он тоже так думает.

Я ожидала, что он, вероятно, будет спорить, пытаясь оправдать себя или защитить Риза. Но он лишь покачал головой.

– Пойдем. Я хочу показать тебе кое-что.

Я последовала за ним внутрь здания, вверх по лестнице в комнату, которая выглядела обычной, серой – пока он не толкнул рычаг затвора, и небо, выпущенное нами, влилось в комнату через стекло великолепного куполообразного потолка. Под ним, незначительный в сравнении с бескрайностью, которую вскоре донесет до наших глаз, ожидал чирково–голубой телескоп.

Он набрал что-то на панели управления и на экране выскочили слова [Звездный объект:___]. Рядом с клавиатурой находилась инструкция с перечисленными на ней несколькими кодами.

– Что ты хочешь увидеть первой: планету или звезду?

– Ни то, ни другое.

Я протянула руку и набрала три цифры, 9–0–3: Луна.

Словно разбуженный заклинанием, телескоп начал выравниваться, пока объектив не выбрал угол и не застыл в нем. Я опустила лицо к окуляру –

Глубокая тьма. Беспорядочная мозаика далеких звезд. А в ней – серебряный шар. Удивительно бледный, пустынный. Затерянный в своде бездонного неба.

– Сегодня полнолуние, не так ли?

Он не ответил, но идеальный круг ни с чем не спутаешь.

– Тебе нравится луна?

– Всегда.

– Конечно. Ты создала её. – Улыбка затронула уголки его губ. – Ты слышала когда-нибудь о Тейе?

Не совсем моё имя, но почти. Некто другой произнес его таким образом, в ночь полнолуния, как эта. Ночь, которая нуждалась в своей музыке.

– Это – планета. Загадочная. Погоня за тем, что осталось от неё, всё еще не дает спать NASA по ночам.

Он нарисовал солнце на листе бумаги. Маленькую Землю рядом с ним. И круг вокруг солнца – орбиту Земли. Затем он отметил пять точек: три вдоль круга, одну внутри него, а другую снаружи, рядом с Землей.