Закончив принимать душ, она завернулась в пушистое зеленое полотенце и направилась в спальню за своими джинсами и свитером.

— Надень что-нибудь из того, что висит в этом стенном шкафу, — окликнул ее Зак.

Джулия вздрогнула от неожиданности, потому что он заговорил впервые с тех пор, как они вместе вошли в ванную. Обернувшись, она увидела его у умывальника с намыленным лицом и с таким же, как у нее, полотенцем, обернутым вокруг стройных бедер.

— Нет, — твердо возразила она, — я уже надевала чужие вещи вчера вечером. И мне это совсем не понравилось.

Несмотря на столь категоричный ответ, Джулия чувствовала себя совершенно беспомощной и завороженно наблюдала за тем, как Зак, насмешливо улыбнувшись, продолжает водить бритвой по шее и подбородку.

— Я почему-то был уверен в том, что ты обязательно станешь возражать.

Джулия самодовольно улыбнулась.

— Мне очень приятно, хотя бы для разнообразия, суметь оставить последнее слово за собой.

Решительно развернувшись, она направилась в спальню, прямо к тому стулу, на который вчера вечером повесила свою одежду. Но ничего там не обнаружила. Несколько секунд она стояла, тупо уставившись на шелковую ткань обивки, будто ожидая, что ее вещи непонятным образом вдруг материализуются. Потом резко вздернула подбородок и, настроенная весьма воинственно, устремилась обратно в ванную.

— Я не собираюсь надевать ничего из того, что висит в этом шкафу! — решительно заявила она.

Зак ответил ей с ехидной улыбкой, ни на секунду не прекращая бриться:

— Ну что ж — это тоже неплохая мысль. Для такого ненасытного самца, как я, весьма соблазнительно, чтобы ты целый день бегала по дому в костюме Евы.

Джулия попробовала прибегнуть к своему «учительскому» тону — холодному и строгому. Тону, которым обычно говорят: «Вы заходите слишком далеко, молодой человек».

— Зак, я с трудом сдерживаюсь. Не дразни меня. Зак лишь подавил очередной приступ смеха.

— Зак! — В голосе Джулии появились недобрые нотки. — Я надеюсь, что ты сию же минуту вернешь мои вещи, куда бы ты их ни спрятал.

Плечи Зака снова затряслись от приступа беззвучного хохота. Он неторопливо смыл остатки пены и начал промокать лицо, одновременно продолжая говорить. Его голос звучал через махровое полотенце слегка приглушенно:

— А если я этого не сделаю, мисс Мэтисон? Неужели вы оставите меня после уроков?

Джулия достаточно имела дел с непослушными и взбалмошными детьми, потому ей удалось подавить острый приступ раздражения и сказать все тем же сухим, суровым тоном, подчеркивая каждое слово:

— Я не намерена дискутировать по этому поводу.

Отняв полотенце от лица, Зак повернулся к ней, и широкая белозубая улыбка осветила суровое лицо.

— У тебя просто потрясающий словарный запас, — сказал он с искренним восхищением. — Кстати, а почему у тебя нет техасского акцента?

Но Джулия совершенно не слышала того, что он говорил. Она ошарашенно смотрела на живое воплощение того самого секс-символа американского кинематографа, который до этого ей доводилось видеть лишь на экране и в иллюстрированных журналах. До сих пор, несмотря ни на что, Захарий Бенедикт — человек не ассоциировался у нее с Захарием Бенедиктом — кинозвездой, и поэтому ей было проще не задумываться о его голливудском прошлом. Пять лет, проведенных за решеткой, наложили свой отпечаток на его черты, сделав их более суровыми и резкими. Но теперь, за одну-единственную ночь, это все ушло. Хорошо отдохнувший, побритый и удовлетворенный, он настолько напоминал того, прежнего Бенедикта, что Джулия испуганно отшатнулась от него, как от незнакомца.

— Что случилось? Почему ты смотришь на меня так, как будто у меня из ушей торчат пучки волос?

Она хорошо узнала этот голос. Постаравшись стряхнуть внезапное наваждение, Джулия отбросила прочь бессмысленные фантазии и вернулась к прежней теме. Причем на этот раз она была твердо намерена оставить последнее слово за собой. Скрестив руки на груди, она упрямо повторила:

— Мне нужны мои вещи.

Присев на краешек огромного мраморного туалетного столика, Зак тоже скрестил руки на груди, как бы передразнивая ее. Но в отличие от Джулии его глаза искрились непритворным весельем.

— Боюсь, что это совершенно невозможно, дорогая. Придется тебе все-таки воспользоваться чем-то из этого стенного шкафа.

Его ласковые слова не оказывали на Джулию абсолютно никакого воздействия, потому что теперь они были сказаны кинозвездой и общепризнанным героем-любовником. Она была настолько сердита и раздражена, что ей хотелось затопать ногами.

— Черт побери, я хочу получить обратно свою…

— Пожалуйста, — спокойно перебил он ее, — возьми что-нибудь из этого шкафа. — Заметив, что Джулия готова в очередной раз возразить, он невозмутимо добавил:

— Дело в том, что я бросил твои старые вещи в камин.

Джулия понимала, что он в очередной раз одержал над ней верх, и это вызвало у нее вспышку злости и обиды.

— Может быть, для бывшей кинозвезды они и могли показаться никчемными лохмотьями, но это были мои вещи. Я работала для того, чтобы заплатить за них, я купила их, и они мне нравились!

Резко обернувшись, она направилась к стенному шкафу, даже не подозревая о том, насколько болезненным и метким оказался ее последний удар. Проигнорировав богатый выбор платьев и юбок, открывшийся перед ней, она схватила первые попавшиеся зеленые кашемировые брюки и свитер из мягкой шерсти с разбросанными по основному фону нежными фиалками. Вдев в брюки первый же попавшийся зеленый кожаный пояс, Джулия отвернулась от шкафа и… уткнулась в широкую грудь Зака.

Опершись рукой о косяк, он стоял в дверном проеме и преграждал ей выход.

Не поднимая головы, Джулия попыталась протиснуться мимо. Но не тут-то было. Голос Зака казался столь же непоколебимым, как и его поза:

— По моей вине ты носила эти вещи не снимая в течение последних трех дней. Я просто хотел, чтобы ты надела что-то другое. Так, чтобы я не чувствовал себя виноватым при каждом взгляде на твои джинсы. — Зак благоразумно опустил свои соображения по поводу того, что ему также хотелось бы видеть ее в чем-то более красивом и изысканном, в чем-то, хоть немного достойном ее лица и фигуры. — Пожалуйста, перестань дуться, посмотри на меня и позволь мне объяснить.

Джулия была достаточно упряма для того, чтобы противостоять его убедительному тону, но недостаточно сердита и бестолкова для того, чтобы не увидеть в его словах определенной логики и не понимать, что было бы чистым идиотизмом глупыми ссорами отравлять то недолгое время, которое им предстояло провести вместе.

— Мне очень не нравится, когда ты не смотришь на меня, а стоишь, уставившись в пол, — продолжал Зак. — Мне тогда начинает казаться, что ты видишь во мне какого-то таракана, которого тебе не терпится раздавить.

Джулия намеревалась с достоинством поднять голову и строго взглянуть на него, но вместо этого зашлась в безудержном смехе, уткнувшись носом в одежду, висящую в шкафу.

— Ты совершенно неисправим, — сказала она, поднимая на него искрящиеся смехом глаза.

— А ты совершенно потрясающая женщина. Зак сказал это настолько серьезно и торжественно, что у нее в груди что-то перевернулось. И тщетно Джулия пыталась напомнить себе, что он в первую очередь актер и что если она начнет воспринимать его небрежные комплименты всерьез, то потом ей еще труднее будет расстаться с теми иллюзиями, которые она уже успела для себя создать.

Не дождавшись ответа, Зак улыбнулся и направился в спальню. Уже на ходу он обернулся и сказал:

— По-моему, если ты все еще хочешь отправиться на свежий воздух, то самое время надеть куртки и выйти во двор.

Джулия изумленно посмотрела на него и широко раскинула руки.

— На улицу? В этой одежде? Ты что, рехнулся? Да ведь эти кашемировые брюки стоят… по меньшей мере две сотни долларов!

Вспомнив некоторые из счетов Рейчел, Зак подумал о том, что цена в шесть сотен была бы гораздо ближе к истине, но не стал разубеждать Джулию. Спеша поскорее закончить этот разговор, он сказал гораздо больше, чем собирался:

— Послушай, малыш, эти вещи принадлежат женщине, которая владеет целой сетью шикарных магазинов, полных роскошной и дорогой одежды. И от нее совершенно не убудет, если ты… — еще не договорив до конца последнюю фразу, Зак понял, какую непростительную ошибку совершил. Джулия смотрела на него широко распахнутыми, изумленными глазами, и Заку казалось, что он слышит, как напряженно работает ее мозг.

— Ты хочешь сказать, что знаешь людей, которым принадлежит этот дом? Они что, позволили тебе воспользоваться им? Но ведь они страшно рискуют. Я имею в виду, если станет известно, что они укрывали беглого…

— Прекрати! — перебил ее Зак, и это вышло у него гораздо резче, чем ему бы хотелось. — Я не имел в виду ничего подобного!

— Но я всего лишь пытаюсь понять…

— А я, черт побери, совсем не хочу, чтобы ты что-нибудь понимала! — Вовремя спохватившись, Зак обуздал свой гнев и попытался набраться терпения.

— Послушай, я постараюсь объяснить тебе это настолько честно, насколько смогу. А потом я хочу, чтобы мы оставили эту тему раз и навсегда.

Джулия посмотрела на него с таким молчаливым упреком, что он почувствовал себя чудовищем.

Стараясь не тушеваться под ее пристальным взглядом, Зак заговорил:

— Когда ты вернешься домой, ты сразу попадешь в лапы полиции. И они начнут допрашивать тебя. Они будут пытаться выяснить, помогал ли мне кто-нибудь, а также вычислить то место, куда я направлюсь после того, как уйду отсюда. Они будут допрашивать тебя снова и снова, до тех пор, пока ты полностью не утратишь способность ясно мыслить и не забудешь всего, что говорила до сих пор. Они будут делать это в надежде на то, что ты все-таки случайно проговоришься и скажешь что-нибудь такое, что может оказаться очень важным для них. Поэтому до тех пор, пока ты будешь говорить им правду — всю правду, слышишь, всю, — тебе ничто не угрожает. Но как только ты попытаешься что-то скрыть или каким-то другим образом выгородить меня, то рано или поздно начнешь сама себе противоречить. А тогда эта свора уже не отстанет. Они разорвут тебя на части. Объявят моей сообщницей и начнут обращаться с тобой соответствующим образом. Поэтому я прошу тебя солгать лишь в одном, совершенно незначительном факте. Эта маленькая ложь не позволит им поймать тебя на перекрестном допросе и не доставит тебе никаких неприятностей. Кроме этого, я хочу, чтобы ты не лгала ни в чем. Расскажи им все. До сих пор тебе не известно ничего такого, что могло бы причинить вред мне или помогавшим мне людям. Теперь понятно? — требовательно спросил он. — Понятно, почему я прошу не задавать мне больше никаких вопросов? Это ради нас обоих — и тебя, и меня.