От Джулии не укрылось то, что взгляд Зака переместился на ее губы, и она с замиранием сердца, нетерпением и страхом ожидала его поцелуя. Когда же стало ясно, что этого, судя по всему, не будет, она попыталась скрыть разочарование за беспечным тоном и самой жизнерадостной улыбкой, которая имелась в ее распоряжении:

— Если ты когда-нибудь окажешься в Китоне и встретишься с Тимом Мартином, пожалуйста, не рассказывай ему о том, что танцевал со мной сегодня вечером.

— Почему?

— Потому что, когда я последний раз танцевала с кем-то другим, он устроил драку.

Неожиданно Зак почувствовал довольно ощутимый и первый за всю его взрослую жизнь укол ревности.

— Мартин — это твой приятель? Джулия заметила резкую перемену в настроении Зака и с трудом подавила улыбку:

— Нет, это один из моих учеников. Но он жутко ревнивый тип…

— Ведьма! — с насмешливой укоризной произнес Зак, покрепче прижимая к себе ее податливое тело. Стереопроигрыватель заглотнул очередной диск, и из динамиков полилась «Песенка Энни»в исполнении Джона Денвера. — Я очень хорошо понимаю, что должен чувствовать бедный ребенок.

Джулия демонстративно закатила глаза.

— Уж не пытаешься ли ты убедить меня в том, что ревнуешь?

Взгляд Зака жадно поедал ее губы.

— Пять минут назад, — пробормотал он, я был почти уверен в том, что не способен на столь низменные чувства.

— Неужели? — насмешливо спросила Джулия и добавила с беспощадным сарказмом:

— Вы немного переигрываете, мистер Кинозвезда.

Зак почувствовал, как у него внутри все похолодело. Если вы у него был выбор: предстать перед Джулией Мэтисон в качестве беглого преступника или суперкинозвезды, — он без всяких колебаний выбрал бы первое. Потому что даже роль беглого преступника была значительно лучше и естественнее, чем все его ипостаси во время работы в кинобизнесе. Более десяти лет он чувствовал себя чем-то вроде сексуального трофея. Подобно знаменитым футболистам и хоккеистам, он постоянно подвергался нападкам фанаток, которые хотели переспать именно с Захарием Бенедиктом. Но не как с определенным человеком. Скорее, с выдуманным кинообразом. Сегодняшний вечер был единственным в его жизни, когда женщина хотела его только ради него самого, и он не мог вынести даже мысли о том, что это не так.

— Может быть, — первой начала Джулия, — ты объяснишь мне, почему смотришь на меня так?

— А может быть, ты объяснишь мне, — мгновенно отпарировал он, — почему ты употребила выражение «кинозвезда» именно в данный момент?

— Боюсь, что тебе не очень понравится мой ответ.

— И все-таки, — продолжал настаивать Зак. Тон, которым это было сказано, не предвещал ничего хорошего, и глаза Джулии невольно сузились:

— Ладно. Я сказала это потому, что с детства испытываю отвращение к неискренности.

Темные брови Зака приподнялись в немом вопросе:

— Может быть, ты сможешь пояснить мне это на более конкретных примерах?

— С удовольствием, — ответила Джулия, делая вид, что не замечает в его словах никакого сарказма, — я сказала это, потому что ты сделал вид, что ревнуешь, а потом еще и притворился, будто никогда ранее не испытывал этого чувства. И это при всем при том, оба мы прекрасно понимаем, что я — наименее привлекательная из всех тех женщин, которых ты когда бы то ни было решался удостоить своим вниманием. Более того, раз уж я перестала обращаться с тобой как с беглым каторжником, то надеюсь, что и ты, в свою очередь, не будешь обращаться со мной как с… с какой-то очередной безмозглой поклонницей, которой ты можешь запудрить мозги парой комплиментов.

Джулия слишком поздно сообразила, какое странное и неадекватное воздействие оказывают на него ее слова, а потому попыталась предпринять последнюю, отчаянную попытку спасти положение:

— Полагаю, что мне все же не следовало быть столь прямолинейной. Извини меня. Теперь твоя очередь.

— Моя очередь что?

— Твоя очередь сказать мне, что я была очень грубой и противной.

— С удовольствием. Тем более что это действительно так. — Зак остановился, и Джулии понадобилось некоторое время, чтобы собраться с силами и посмотреть ему в глаза.

— Ты рассердился на меня?

— К сожалению, даже в этом я не могу быть полностью уверенным.

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что там, где дело касается тебя, я не могу быть ни в чем уверенным, начиная с полудня сегодняшнего дня. Более того, с каждой минутой эта неуверенность становится все сильнее.

Он говорил так странно… и казался таким растерянным, что Джулия невольно улыбнулась. Ее неожиданная веселость была вызвана мыслью о том, что вряд ли какой-то женщине, даже самой красивой и элегантной, удавалось вызвать в этом непроницаемом человеке такое смешение чувств. Она не понимала, каким образом и почему это удалось именно ей, но испытывала при мысли об этом странную гордость.

— Кажется, — сказала она, — мне это начинает даже нравиться.

— К сожалению, не могу ответить взаимностью, — довольно резко ответил Зак.

— Жаль.

— Честно говоря, мне бы очень хотелось прояснить некоторые детали в наших отношениях. А именно — что происходит между нами и что мы хотим, чтобы между нами происходило. — Зак понимал, что говорит какие-то совершенно глупые и непонятные вещи, но пять лет заключения и недавняя мучительная поездка неумолимо делали свое дело. Судя по всему, он совершенно утратил способность ясно мыслить.

— Итак, ты согласна со мной?

— Я… Да, думаю, что да.

— Прекрасно. Тогда кто первый начнет — ты или я? Джулия судорожно глотнула — ее разрывали совершенно противоречивые чувства:

— Наверное, ты.

— Иногда у меня появляется странное ощущение… Мне кажется, что ты какая-то ненастоящая… Что ты слишком наивна для двадцатишестилетней женщины. Что ты скорее похожа на ребенка, который пытается изображать из себя взрослую женщину.

Джулия облегченно вздохнула — честно говоря, она ожидала гораздо худшего.

— А что еще тебе кажется?

— А еще мне кажется, что все наоборот. Что ребенок — это я. — Судя по всему, последнее очень понравилось его собеседнице. Зак это мгновенно понял по ее заискрившимся смехом глазам и испытал еще более сильную, чем раньше, потребность тотчас же развеять какие бы то ни было иллюзии, оставшиеся у Джулии, как по поводу его персоны, так и по поводу его дальнейших планов на этот вечер.

— Но что бы ты там ни вообразила после сегодняшнего происшествия у ручья, я отнюдь не кинозвезда и уж, конечно, не наивный, романтический подросток! Какая бы наивность и идеализм ни были заложены во мне изначально, я утратил их задолго до того, как утратил невинность. Я давно не ребенок, и ты, кстати, тоже. Мы оба — взрослые люди. А потому должны прекрасно понимать, что именно происходит между нами в данный момент и к чему это должно привести.

Зак не отводил пристального взгляда от глаз Джулии, и потому быстро заметил, что из них бесследно исчезла недавняя веселость. Но новое выражение также не имело ничего общего ни со страхом, ни с гневом.

— Или, может быть, ты хочешь, чтобы я окончательно назвал все вещи своими именами? Так, чтобы уже не могло остаться недомолвок и двусмысленностей? — продолжал настаивать Зак, наблюдая за тем, как все более густой румянец заливает обычно бледные щеки Джулии. Как ни странно, но сознание того, что ее улыбку смогла омрачить мысль о необходимости лечь с ним в постель, вызывало лишь еще большее раздражение и желание выговориться. — То, чем я в данный момент руководствуюсь, не имеет ничего общего с благородством. Мои побуждения гораздо более низменны и естественны. Нам не по тринадцать лет, это — не школьная вечеринка, а потому мои мысли весьма далеки от того, позволишь ли ты мне проводить тебя домой и пожелать спокойной ночи. Факт, может быть, и неприятный для тебя, заключается в том, что я хочу тебя. Более того, у меня есть все основания предполагать, что и ты хочешь меня ничуть не меньше. Причем еще до конца сегодняшнего вечера я намереваюсь окончательно убедиться в этом, после чего уже ничто не помешает мне лечь с тобой в постель н заниматься любовью, пытаясь при этом доставить и тебе, и себе максимум удовольствия, насколько это будет в моих силах. Например, сейчас мне хочется танцевать с тобой, потому что это позволяет мне чувствовать твое тело. И пока мы будем танцевать, я буду представлять себе, что именно и как я буду делать с тобой, когда мы наконец окажемся в постели. Надеюсь, теперь я достаточно ясно высказался? Если мои предложения тебя не устраивают, то тогда, может быть, ты сообщишь мне, что можешь предложить взамен? И мы займемся именно этим. Итак? — спросил он, обращаясь к склоненной кудрявой головке, потому что Джулия упорно продолжала хранить молчание. — Что ты можешь предложить взамен?

Джулия закусила слегка дрожавшую губу и подняла на него глаза, в которых светились ничем не омраченная веселость и желание:

— Как насчет того, чтобы помочь мне сделать небольшую перестановку в кухонных шкафчиках?

— А у тебя нет никакого другого предложения? — недовольно спросил Зак, и Джулия поняла, что он настолько раздражен, что утратил обычно присущее ему чувство юмора.

— Честно говоря, — сказала она, опуская взгляд и пытаясь сосредоточиться на раскрытом вороте рубашки, — это и было другим предложением.

— В таком случае, какое же первое? И, пожалуйста, не нужно делать вид, что ты сейчас настолько нервничаешь, что готова заняться перестановкой на кухне. Я бы, может быть, тебе и поверил, если бы уже не имел возможности убедиться, что ты способна сохранять полное хладнокровие даже под дулом пистолета!

Джулия мимоходом подумала о том, что вспыльчивость и тупость явно не относятся к тем качествам, которые ей нравятся в мужчинах, но уже ничего не могла с собой поделать, равно как и не могла заставить себя прямо посмотреть в глаза Заку. Поэтому она еще ниже опустила голову и тихо произнесла: