— Доктор Уилмер, вас просит к телефону миссис Мэтисон, — сообщила секретарша.

— Наконец-то! — радостно воскликнула Терри. Джон Фрейзер, в свою очередь, взглянул на часы:

— Через несколько минут у меня начинается первый сеанс с Сарой Петерсон. — Он направился к смежной двери, которая вела в его кабинет, но перед тем, как повернуть ручку, остановился и притворно обиженным тоном произнес:

— Должен сказать, что в рамках твоей программы нагрузка распределяется крайне несправедливо. Ты работаешь с девочкой, которая крадет карамельки и раздает их бедным, а моя малышка, ни больше ни меньше, пыталась укокошить своего приемного отца. Другими словами, если ты имеешь дело с Робин Гудом, то я — с Лиззи Борден.

— Но ведь тебе всегда нравились трудности, — рассмеялась Тереза и, взяв трубку, добавила:

— Я хочу попросить Службу семьи перевести мадам Боровскую из Ла-Салля куда-нибудь еще, где бы она имела дело только с младенцами и малышами. Там ей самое место. Она совершенно замечательная нянька, но только до тех пор, пока дети не начинают соображать и, соответственно, нарушать правила. Таких людей нельзя допускать к работе с подростками. Они не способны отличить детское бунтарство от правонарушения.

— А может, ты просто злишься на нее за то, что она сказала секретарше, что Джулия способна стянуть все, что плохо лежит?

— Нет, — ответила Тереза, поднося трубку к уху, — но это замечательно подтверждает мои слова.

Закончив беседу по телефону, доктор Уилмер встала и направилась к Джулии Смит, предвкушая тот сюрприз, который собиралась ей преподнести.

Глава 2

— Джулия, — позвала она, приоткрыв дверь в приемную, — зайди, пожалуйста, ко мне.

Девочка бочком протиснулась в комнату и осторожно прикрыла за собой дверь.

— Твое тестирование завершено, — жизнерадостно объявила Терри, — уже готовы все результаты.

Ее маленькая пациентка проигнорировала стул и предпочла стоять — слегка расставив ноги и засунув руки в задние карманы джинсов. Услыхав о завершении тестирования, она лишь небрежно пожала плечами, но о результатах не спросила. Терри поняла, что девочка просто смертельно боится услышать приговор.

— Все ваши хваленые тесты ничего не стоят, — с вызовом сказала Джулия, — так же как и вся эта программа. Как вы можете что-то узнать обо мне по куче дурацких вопросов и нескольким собеседованиям?

— За те несколько месяцев, что мы знакомы, Джулия, я узнала о тебе очень многое. Хочешь, я докажу тебе это и расскажу, что мне удалось обнаружить?

— Нет.

— Ну пожалуйста, позволь мне рассказать. Девочка вздохнула, ехидно улыбнулась и сказала:

— Вы же все равно это сделаете, хочу я или нет.

— Ты права, — ответила Тереза, с трудом сдерживая улыбку, которую у нее вызвало это замечание. Методы, которые она применяла при работе с Джулией, вообще сильно отличались от тех, что использовались обычно. Этот ребенок обладал фантастической интуицией, а жизнь на улице научила ее безошибочно чувствовать любую фальшь. Полуправда и красивые слова были не для нее. Эту девочку можно расположить к себе только откровенностью. А потому, усадив все-таки Джулию на стул, доктор Уилмер начала говорить спокойно, но твердо:

— Я обнаружила, что, несмотря на все твои отчаянные поступки и браваду, которую ты демонстрируешь перед своими товарищами, каждый день, каждую секунду твоей жизни тебя преследует страх. Это происходит оттого, что ты не знаешь ни кто ты такая, ни кем ты станешь в будущем. Ты не умеешь читать и писать, а потому уверена в том, что глупа. Ты прогуливаешь занятия, потому что не можешь учиться наравне со своими сверстниками, и тебе очень больно, когда они смеются над тобой. Ты чувствуешь себя абсолютно беспомощной и ненавидишь себя за это.

Ты знаешь о том, что собственная мать бросила тебя, а приемные родители отказались от удочерения. Поэтому ты решила, что некрасива, неумна, и вообще ничего хорошего из тебя не выйдет. Ты стала коротко стричься, носить мальчишескую одежду и воровать, но это не сделало тебя более счастливой, потому что окружающие по-прежнему не обращали на тебя никакого внимания. Конечно, за исключением тех случаев, когда ты попадала в какую-то неприятную историю. А больше всего на свете хотелось, чтобы на тебя обязательно обратили внимание.

Доктор Уилмер сделала небольшую паузу и заговорила еще жестче:

— Тебе хочется, чтобы нашлись люди, которым бы ты была небезразлична. Если бы тебе дали возможность загадать единственное желание, то ты загадала именно это.

Безжалостные слова Терезы достигали цели, и Джулия, часто моргая, с трудом сдерживала слезы унижения и обиды.

Реакция девочки не укрылась от Терри Уилмер, послужив еще одним подтверждением тому, что она попала в точку. Немного смягчив тон, Тереза продолжала;

— Ты ненавидишь себя за собственные мечты и надежды, но и не мечтать ты не можешь. Поэтому ты стала придумывать чудесные истории и рассказывать их малышам в Ла-Салле — истории про одиноких, некрасивых детей, которые в один прекрасный день находили семью, счастье и любовь.

— Это не правда! — яростно запротестовала Джулия, покраснев до корней волос. — Вы сделали из меня какую-то слезливую дурочку, какую-то… маменькину дочку. Мне не нужно ничьей любви, так же как и всем остальным детям в Ла-Салле! Я и так счастлива…

— Ты лжешь, Джулия. А сегодня нам с тобой придется быть полностью откровенными друг с другом, и я еще не закончила. — Глядя прямо в глаза девочке, Тереза снова неторопливо заговорила, стараясь подчеркнуть смысл каждой фразы:

— Правда также заключается в том, что во время тестирования выяснилось, что ты совершенно замечательная и очень способная девочка. — Улыбнувшись при виде ошарашенного, недоверчивого лица Джулии, она продолжала:

— Единственная причина, по которой ты не умеешь читать и писать, — это твоя болезнь, из-за чего ты пропустила в младших классах очень много занятий и уже не смогла наверстать упущенное. Но это не имеет ничего общего с твоей способностью к учебе. Тебе просто необходима небольшая помощь на первых порах, и ты очень быстро догонишь сверстников. Помимо хороших способностей, — продолжала Тереза, немного изменяя предмет разговора, — ты также обладаешь совершенно нормальной, естественной для любого человека потребностью в любви. Ты очень эмоциональна и легко ранима. Поэтому ты очень тонко чувствуешь чужую боль и стараешься облегчить ее настолько, насколько можешь. Ты начинаешь придумывать для обиженных малышей всякие истории со счастливым концом, крадешь для них вещи, которые могут доставить им радость. Я знаю, что ты терпеть не можешь, когда тебя считают чуткой и впечатлительной, но поверь мне — это одна из самых замечательных твоих черт. И теперь, когда мы выяснили, в чем дело, нам остается только подыскать тебе подходящее окружение, которое поможет тебе со временем стать такой, какой ты можешь стать…

Джулия побледнела, подумав, что загадочное слово «окружение» может значить все что угодно, в том числе колонию и тюрьму.

— Я нашла тебе подходящих приемных родителей — Джеймса и Мэри Мэтисон. Миссис Мэтисон в свое время была учительницей и с удовольствием поможет тебе разобраться со школьными проблемами. А мистер Мэтисон — священник…

Джулия вскочила со стула как укушенная.

— Священник?! — взорвалась она, живо вспоминая те бесконечные проповеди об адовом огне и вечном проклятии, которых она наслушалась на много лет вперед. — Нет уж, спасибо. Я с большим удовольствием отправлюсь в тюрьму.

— Ты, к счастью, никогда не была в тюрьме, а потому не говори глупостей, — отрезала доктор Уилмер и продолжала рассказывать о новых приемных родителях Джулии:

— Джеймс и Мэри Мэтисон переехали в маленький техасский городок несколько лет назад. Но учти, что это будет совсем не тот семейный детский дом, к которым ты привыкла. Кроме тебя, там не будет никаких приемных детей, только их собственные. У Мэтисонов двое сыновей. Оба старше тебя. Один — на три года, другой — на пять лет. Джулия, ты станешь частью настоящей семьи. У тебя будет даже своя собственная комната. Я уже говорила с Джеймсом и Мэри о тебе, и они с нетерпением ждут твоего приезда.

— А это надолго? — спросила Джулия, стараясь подавить вспыхнувшую было надежду.

— Навсегда, если, конечно, тебе там понравится и ты согласишься неукоснительно следовать единственному непреложному правилу: всегда и во всем быть абсолютно честной. А это значит — никакого воровства, никакой лжи, никаких глупостей, никаких прогулов. Честность — единственное, чего они требуют от своих детей, а они надеются, что ты станешь для них еще одним ребенком. Миссис Мэтисон звонила мне несколько минут назад. Она как раз собиралась в магазин, чтобы купить игры и пособия, которые помогут тебе поскорее научиться читать. Но с остальными покупками она решила обождать до твоего приезда, чтобы вы вместе смогли обставить комнату по твоему вкусу.

Все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и Джулия усилием воли сдержала радостное возбуждение.

— Но ведь они, наверное, не знают, что меня уже арестовывали? Ну, за прогулы?

— За прогулы, — подхватила доктор Уилмер и, не желая оставлять никаких недомолвок, добавила:

— А также за попытку угона автомобиля. Им все это известно, Джулия.

— И несмотря на это, они по-прежнему хотят, чтобы я жила с ними? — удивилась девочка и, осененная внезапной догадкой, недобро усмехнулась:

— Наверное, они очень сильно нуждаются в тех деньгах, которые Служба семьи платит приемным родителям.

— Деньги здесь совершенно ни при чем! — резко оборвала ее доктор Уилмер, но тотчас же смягчила суровость тона легкой улыбкой. — Дело в том, что Мэтисоны — не совсем обычная семья. Они небогаты, но считают, что это полностью компенсируется другими благами, дарованными им свыше. И вот именно этими благами они и хотят поделиться с ребенком, который достоин этого.