— А что такое дилемма?

Протянув руку, Джулия взъерошила его волосы.

— Посмотри в словаре.

Задумавшись, она миновала «деловой центр» Китона — четыре ряда магазинов и всевозможных контор, образующих квадрат вокруг величественного старого здания, в котором располагалось руководство округа. Когда Джулия пятнадцать лет назад впервые попала в Китон, этот маленький техасский городок, в котором не было ни небоскребов, ни широких проспектов, ни, наконец, трущоб, поначалу казался ей странным и чуждым, но вскоре она очень полюбила его тихие улочки и царящий повсюду дух доброжелательности.

За прошедшие годы Китон почти не изменился. Он остался все таким же — живописным и немного старомодным, с прелестным белым танцевальным залом в центре муниципального парка, вымощенными кирпичом улицами, уютными магазинчиками и содержащимися в идеальном порядке домиками. И хотя за последнее время население Китона увеличилось с трех до пяти тысяч человек, город полностью и без следа поглотил пришельцев. Китонцы, которых полностью устраивал их образ жизни, не желали ни к кому и ни к чему приспосабливаться, а потому приспосабливаться пришлось чужакам.

Большинство жителей до сих пор регулярно по воскресеньям ходили в церковь, мужчины по-прежнему собирались в Элк-клубе в первую пятницу каждого месяца, а все летние праздники отмечались так же, как и сто лет назад, на большой зеленой лужайке под аккомпанемент китонского городского оркестра, который сидел на возвышении, обтянутом по такому случаю красными, белыми и синими полотнищами. Правда, если раньше китайцы прибывали на подобные торжества верхом или в повозках, запряженных лошадьми, то теперь они предпочитали пикапы и малолитражки, но смех и музыка звенели в летнем воздухе так же, как и много лет назад. Дети по-прежнему играли в пятнашки среди вековых дубов или чинно прогуливались, одной рукой цепляясь за родителей, в другой зажав стаканчик с мороженым. Старики, как водится, сидели на лавочках и вспоминали минувшие дни. Китон был городом, где люди крепко держались за старые традиции, старые воспоминания, старых друзей. В этом городе все знали обо всех.

И Джулия теперь чувствовала себя неотъемлемой частью китонского уклада. Это давало ей ощущение безопасности и защищенности, поэтому вот уже пятнадцать лет она тщательнейшим образом избегала всего, что могло послужить хоть малейшим поводом для слухов и пересудов. Будучи подростком, она встречалась только с теми мальчиками, которых одобряли ее родители, и принимала участие только в тех мероприятиях, которые поддерживали школа и церковь. Джулия ни разу не нарушила даже правила дорожного движения, не говоря уже о каких бы то ни было других серьезных правилах. Она жила с родителями вплоть до окончания колледжа, а когда все-таки сняла себе дом, то содержала его в безукоризненном порядке и взяла себе за правило не приглашать в него никаких мужчин, кроме членов своей семьи, после того как начинало смеркаться.

Любую другую девушку, выросшую в восьмидесятых, подобные самоограничения свели бы с ума, но только не Джулию. Ей посчастливилось обрести настоящий дом, любящих родителей и братьев, которые доверяли ей и уважали ее, и она твердо решила всегда быть достойной этого. Ее усилия были вознаграждены, и к двадцати шести годам Джулия Мэтисон стала своего рода образцовой жительницей Китона. Кроме преподавания в китонской начальной школе, работы с детьми-инвалидами и вечерних занятий с неграмотными женщинами, она также преподавала в воскресной школе, пела в церковном хоре, пекла печенье для благотворительных распродаж и вязала шарфы, чтобы помочь собрать деньги на новое здание для китонской пожарной команды.

С непреклонной решимостью она тщательно искореняла в себе любые черты, напоминавшие об отчаянном, безрассудном сорванце, которым она когда-то была, но каждая очередная «жертва»с ее стороны вознаграждалась сторицей. Джулия очень любила детей, да и работа со взрослыми приносила ей ни с чем не сравнимое удовлетворение. Она сама создала для себя безупречную, ничем не запятнанную жизнь. И лишь иногда, по ночам, когда оставалась одна, Джулия испытывала какую-то непонятную тоску. В ее безупречной, идеальной жизни явно чего-то не хватало, а чего-то было слишком много. Она словно играла самою же собою написанную роль в пьесе, продолжения которой не знала.

Год назад, когда в их город приехал второй священник, чтобы помогать преподобному Мэтисону с его обширной паствой, Джулия вдруг поняла, чего ей не хватает — собственной семьи, мужа и детей, о которых бы она могла заботиться. Грег Хаули (так звали нового священника) думал точно так же. Он сделал ей предложение, но Джулия попросила дать ей немного времени, чтобы окончательно разобраться в своих чувствах. И вот теперь Грег уехал во Флориду, в свой собственный приход, где и ждал ее окончательного решения. Городские сплетники, которые полностью одобряли возможный брак между Джулией и молодым пастором, были очень разочарованы, когда месяц назад, после Рождества, Грег уехал к себе во Флориду, не объявив о помолвке.

Джулии тоже был очень симпатичен Грег Хаули. Но иногда, ночью, ее одолевали какие-то смутные, непонятные и совершенно необъяснимые сомнения… Глава 11

Присев на краешек стола, Джулия с улыбкой смотрела на семерых женщин в возрасте от двадцати до шестидесяти, которые учились читать. Джулия недавно познакомилась с ними, но уже полюбила за смелость, с которой они не побоялись признаться а своем невежестве, и за решимость во что бы то ни стало его побороть. Ей очень не хотелось заканчивать занятия, но через двадцать минут родители ждали ее к ужину.

— Ну что ж, на сегодня достаточно, — взглянув на часы, сказала Джулия. — Есть вопросы по заданию на следующую неделю?

После небольшой паузы Розали Силмет, двадцатипятилетняя мать-одиночка, подняла руку и, смущаясь, заговорила:

— Мы… мы все хотим вам сказать, как важно для нас все, что вы делаете. Мне поручили говорить от имени всех, потому что пока я умею читать лучше других. Мы хотим, чтобы вы знали, как изменили нашу жизнь тем, что поверили в нас. Некоторые думают, — в этом месте Розали немного заколебалась, глядя на Паулину Перкинс, которая присоединилась к их группе совсем недавно, поддавшись на уговоры Розали, — что вы все равно не сможете нас ничему научить, потому что это невозможно. Но мы очень благодарны вам за то, что вы хотя бы предоставили нам шанс.

Джулия, от которой не укрылись колебания Розали, посмотрела на сидящую немного в стороне темноволосую серьезную женщину лет сорока и мягко спросила:

— Паулина, почему вы думаете, что не сможете научиться читать?

Женщина поднялась со своего места, будто обращалась к очень уважаемому и важному человеку. Говорила она с большим достоинством, но в голосе слышалась застарелая боль:

— Мой муж утверждает, что если бы я не была так глупа, то научилась бы читать еще в детстве. И мои дети считают, что я даром трачу свое и ваше время. Я пришла сюда только потому, что увидела, как быстро продвигаются дела у Розали. А ведь она, так же как и я, всегда считала себя абсолютно неспособной к учению. Вот я и решила попытаться.

Увидев, что остальные женщины согласно кивают, Джулия на несколько мгновений закрыла глаза, собираясь с силами перед тем, как рассказать, что она держала в себе столько лет.

— Я знаю, что все вы можете научиться читать. И я абсолютно уверена в том, что неумение читать не имеет ничего общего с тупостью. Я могу доказать это.

— Каким образом? — недоверчиво спросила Паулина. Джулия сделала глубокий вдох и спокойно сказала:

— Когда я приехала в Китон, мне было одиннадцать лет, но несмотря на это, читала я гораздо хуже, чем Розали после нескольких недель занятий. Поэтому я могу вас понять, как никто другой. Я знаю, что такое идти по коридору и искать нужную вывеску. И я могу описать вам все уловки, которые вы используете для того, чтобы окружающие не заметили вашей неграмотности и не стали над вами смеяться. Но я никогда не буду смеяться над вами, потому что мне известно и кое-что другое… Мне известно, сколько мужества требуется каждой из вас, чтобы приходить сюда дважды в неделю.

Несколько секунд женщины изумленно смотрели на свою учительницу, не говоря ни слова. Первой пришла в себя Паулина:

— Это правда? Вы действительно не умели читать?

— Это правда, — спокойно ответила Джулия, встречаясь с ней взглядом. — Вот почему я провожу с вами эти занятия. Вот почему я хочу обязательно достать пособия, которые помогут вам поскорее научиться читать. И я обязательно их достану, — добавила она, выпрямляясь. — Завтра утром я еду в Амарилло. Все, чего я прошу от вас взамен, — это веры в меня и, конечно, в собственные силы.

— В вас-то я верю, — рассмеялась Пегги Листром, вставая и собирая тетради и карандаши. — А вот что касается себя, то здесь все немного сложнее.

— От вас ли я это слышу? — с притворным удивлением спросила Джулия. — По-моему, не далее чем на прошлой неделе вы хвастались, что уже можете прочитать названия некоторых улиц.

Пегги расплылась в улыбке и потянулась за ребенком, мирно дремавшим на соседнем стуле. Но ее слова немного насторожили Джулию, и она решила еще немного подбодрить своих подопечных.

— Перед тем как мы расстанемся до следующей недели, давайте еще раз вспомним, почему вы все-таки решили научиться читать. Розали, может быть, вы начнете?

— Ну, у меня все очень просто. Мне надоело зависеть от пособия, и я уже давно хочу поехать в большой город, где много работы. Но до сих пор я не могла этого сделать, потому что для приема на работу нужно заполнить анкету. Кроме того, не умея читать, я не смогу получить никакой приличной работы, даже если мне каким-то чудом удастся написать заявление.

Еще две женщины были полностью солидарны с Розали, и Джулия обратилась к Паулине:

— А вы, Паулина? Зачем вы хотите научиться читать? Робко улыбнувшись, женщина застенчиво проговорила:

— Я бы очень хотела доказать мужу, что он не прав. Что я совсем не так глупа, как он говорит. И кроме того… — Паулина окончательно засмущалась и запнулась.