— Мисс Мэтисон! Мисс Мэтисон! — раздавались со всех концов спортивного зала испуганные голоса детей-инвалидов, с которыми Джулия регулярно занималась физкультурой после окончания ее обычных уроков в школе. Постепенно вокруг нее собралась целая толпа детей. Некоторые из них были в инвалидных колясках, некоторые — просто на костылях.

— Вы в порядке, мисс Мэтисон? — наперебой спрашивали они. — Вам больно, мисс Мэтисон? Вы ударились, мисс Мэтисон?

— Конечно же, мисс Мэтисон ударилась, — передразнила их Джулия, приподнимаясь на локтях и отбрасывая со лба прядь волос. — По ее гордости нанесен страшный удар.

Вилли Дженкинс, местный девятилетний герой-любовник, который помогал Джулии проводить игру, засунул руки в карманы и, насмешливо улыбаясь, спросил густым басом, совершенно неожиданным для ребенка:

— Но как так получилось, что удар нанесен по вашей гордости, если упали вы на…

— Тебе показалось, Вилли. Ты просто стоял слишком далеко, — засмеялась Джулия, не давая ему закончить мысль. Она начала подниматься на ноги, но тут ее взгляд уперся в тупоносые туфли, коричневые носки и бежевые полиэстеровые брюки.

— Мисс Мэтисон! — свирепо рявкнул директор, хмуро разглядывая многочисленные следы от колес на новеньком блестящем полу спортивного зала. — По-моему, то, чем вы здесь занимаетесь, весьма отдаленно напоминает игру в баскетбол.

Несмотря на то, что прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как мистер Дункан обвинил одиннадцатилетнюю Джулию Мэтисон в краже денег и недавняя школьница теперь сама преподавала в третьем классе китонской начальной школы, ее отношения с директором мало изменились в лучшую сторону. Правда, он больше не подвергал сомнению ее честность, но и не скрывал недовольства тем, что она и ее ученики постоянно выходили за рамки строгих школьных правил. Для директора китонской школы Джулия Мэтисон была постоянной головной болью. Она до смерти замучила его бесконечными новаторскими идеями и, если он отвергал их, заручалась моральной, а когда нужно, и материальной поддержкой всего города. Результатом одной из таких идей стала особая образовательная и спортивная программа для детей-инвалидов, которую Джулия не только сама разработала, но и постоянно меняла, что сводило с ума консервативного, привыкшего к раз и навсегда установленному порядку мистера Дункана. Кроме того, не успела неугомонная мисс Мэтисон воплотить в жизнь эту свою идею, как тотчас же увлеклась другой, еще более безумной. А если Джулия ставила перед собой какую-то цель, то остановить ее уже не мог никто. На этот раз она решила ликвидировать неграмотность среди взрослых женщин города Китона и его окрестностей. А началось все после того, как Джулия случайно обнаружила, что жена школьного сторожа не умеет читать. Она пригласила эту женщину к себе домой и стала понемногу учить ее, но вскоре выяснилось, что у жены сторожа есть знакомая, которая тоже не умеет ни читать, ни писать, а у той, в свою очередь, оказалась еще одна знакомая, а у той знакомой своя знакомая, и не успел мистер Дункан оглянуться, как Джулия Мэтисон в очередной раз осаждала его кабинет и просила предоставить ей и ее ученицам возможность дважды в неделю по вечерам заниматься в помещении школы.

Когда же мистер Дункан попытался резонно возразить, напомнив ей, что из-за вечерних занятий возрастает стоимость коммунальных услуг, Джулия улыбнулась и пообещала обратиться к директору средней школы. Не желая выглядеть в глазах окружающих бездушным монстром, после того как его коллега уступит синим глазам и ясной улыбке Джулии, мистер Дункан согласился выделить ей ее же собственный кабинет в китонской начальной школе. Вскоре после этой капитуляции директора Джулия решила, что ей необходимы специальные пособия для ее взрослых учениц, и со свойственной ей энергией принялась за дело. Уверенная в своей правоте и благородстве поставленной цели, Джулия обладала безграничным оптимизмом и феноменальным упорством. К сожалению, все эти поистине замечательные качества молодой учительницы делали жизнь мистера Дункана совершенно невыносимой.

Он мог говорить и делать все что угодно — остановить Джулию Мэтисон было невозможно. Она твердо решила во что бы то ни стало добыть необходимые ее ученицам пособия, а значит, она их добудет. И мистер Дункан не сомневался, что поездка в Амарилло, для которой она просила двухдневный отпуск, напрямую связана с поиском денег на их приобретение. Он точно знал, что богатый дедушка одного из ее питомцев-инвалидов выделил довольно крупную сумму на закупку оборудования для реализации ее предыдущей программы. И этот дедушка жил не где-нибудь, а именно в Амарилло. Наверняка она собралась захватить врасплох ничего не подозревающего человека и уговорить его материально поддержать ее программу по ликвидации неграмотности среди взрослых женщин.

Эта ее способность беззастенчиво Попрошайничать особенно претила чопорному директору. Он считал недостойным по любому поводу выклянчивать деньги у богатых граждан города или их родственников. За те четыре года, которые Джулия работала под его началом, у мистера Дункана не было ни одного спокойного дня. Как бельмо на глазу, она постоянно напоминала о себе. Поэтому директор остался абсолютно равнодушным к чарам прелестного существа, представшего перед ним в спортивном зале. Некрашеная, с открытым лбом и волосами, собранными на затылке в хвост, Джулия излучала здоровье и юношеский задор, которые в свое время обманули Дункана, когда он принимал ее на работу. Тогда он подумал, что перед ним обычная девушка — хорошенькая, уступчивая и относительно недалекая. Эта ошибка дорого ему обошлась. Внешне Джулия представляла собой вполне ангелоподобное создание — небольшого роста, очень тонкая, длинноногая, с изящно очерченным носом, высокими скулами и пухлым нежным ртом. Под красиво изогнутыми темными бровями, окруженные густыми изогнутыми ресницами, сияли огромные, не правдоподобно синие глаза, казавшиеся кроткими и невинными. Лишь с большим опозданием Дункан понял, что единственной чертой обманчиво-нежного лица, отражавшей истинную суть этой невероятной девушки, был жесткий, упрямый подбородок с небольшой, совсем неженственной ямочкой.

Подавляя растущее нетерпение, директор ждал, пока его недисциплинированная подчиненная загонит свою «команду»в раздевалку, даст последние наставления по поводу предстоящей на следующей неделе игры и приведет себя в порядок. Лишь после этого он снизошел до объяснения причин своего неожиданного визита в спортзал.

— Звонил ваш брат Тед. Я поднял трубку, потому что больше поблизости никого не было, — раздраженно начал Дункан. — Он просил передать вам, что родители ждут вас к обеду в восемь часов и что Карл даст вам для поездки свою машину. Он, кажется, упомянул, что вы отправляетесь в Амарилло.

— Да, я еду в Амарилло, — подтвердила Джулия с улыбкой, которая способна была обезоружить любого. Но только не директора китонской школы.

— У вас там друзья? — вежливо поинтересовался мистер Дункан, и его вопросительно приподнятые брови сошлись на переносице.

Джулия ехала в Амарилло, чтобы встретиться с богатым родственником одного из детей-инвалидов и убедить его дать немного денег на ее новую программу… Похоже, мистер Дункан уже догадался об этом.

— Но меня не будет на работе всего два дня, — попыталась она уйти от ответа. — И я уже договорилась о замене.

— Амарилло находится в нескольких сотнях миль. Наверное, у вас там очень важные дела, если вы решили ехать в такую даль.

Но Джулия не собиралась удовлетворять любопытство своего директора и проигнорировала этот почти прямой вопрос о цели ее поездки. Вместо этого она взглянула на часы и торопливо заговорила:

— О Боже! Уже половина пятого. Если я хочу до шестичасового урока попасть домой и принять душ, то мне лучше поторопиться.


У машины Джулию поджидал Вилли Дженкинс. Его маленькое личико было сосредоточенно нахмурено.

— Я слышал, как мистер Дункан сказал, что вы едете в Амарилло, — сообщил он своим хриплым голосом, который скорее напоминал голос взрослого мужчины, больного ларингитом. — И поэтому я хотел до вашего отъезда узнать… Мисс Мэтисон, скажите, я буду петь в «Зимнем карнавале» или нет?

Джулия с трудом подавила улыбку. Подобно своим старшим братьям, Вилли Дженкинс занимался всеми видами спорта и везде был одним из первых; он мгновенно становился лидером в любой команде; он пользовался невероятной популярностью среди всех учеников младших классов обоих полов, и поэтому его особенно больно задевал тот факт, что там, где дело касалось музыки, он всегда оказывался последним. Ему никогда не давали петь ни в одном из школьных спектаклей. Причина была проста — стоило Вилли открыть рот, как все присутствующие начинали корчиться от неудержимого хохота.

— К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос, Вилли. Решать буду не я, — сказала Джулия, забрасывая портфель на переднее сиденье своего маленького «форда». — Я в этом году не занимаюсь «Зимним карнавалом».

Тогда этот маленький донжуан улыбнулся проказливой, но в то же время многозначительной улыбкой мужчины, который знает, что женщина неравнодушна к нему. И это было истинной правдой. Джулия очень любила Вилли Дженкинса. Любила за абсолютное бесстрашие, за самобытный характер, за внутреннюю силу и особенно за врожденную доброту, которая больше всего проявлялась в его отношении к одному мальчику-инвалиду по имени Джонни Эверетт.

— Понятно, — просипел Вилли, продолжая улыбаться, — ну а если бы им занимались вы?

— Вилли, — улыбнулась Джулия, включая зажигание, — если мне однажды придется решать, кто будет петь, ты обязательно окажешься в числе избранных.

— Обещаете? Джулия кивнула.

— Можешь проверить. Приходи в церковь, и я разрешу тебе петь в детском хоре.

— Боюсь, что там меня мало кто увидит. А мои предки туда вообще не ходят.

— Ну что ж, тогда тебе предстоит разрешить сложную дилемму, — ответила Джулия через открытое окно машины, давая задний ход.