Камиль Лемонье - Самец

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

От земли поднялась прохлада, и внезапно тишина ночи нарушилась. С небосклона медленно прокатился глухой шум, скользнул по лесу, заглянул в чащу и замер в трепете юной листвы. Снова воцарилось великое молчание. В воздухе почувствовалось как бы желание вновь погрузиться в глубину сна. Буки снова застыли в своей суровой неподвижности. Покой охватил листву, травы, жизнь, которая готова была пробудиться в бледной тени. Но лишь на миг. Опять поднялись шумы, на этот раз сильнее. Суровость спавших очертаний оживил пробежавший ветерок; до всего как бы коснулись рассеянные руки, и земля вздрогнула.

Занималось утро.

Вершины деревьев выплывали из мрака с наступлением света.

Бледный свет залил небо. Сияние все расширялось; точно утро, стоявшее в ожидании по ту сторону ночи, послало вперед своего вестника света. Отдаленная и полная торжественности музыка загремела теперь в чаще леса. Молочно-белый свет прорвался, как поток из открытых шлюзов. Он разливался между ветвями, проникал в листву, скользил по склонам, покрытым травой, и медленно гнал сумрак. Прозрачная пленка легла на кустарники; листья словно сквозь сито пропускали свет дня, разбивая его на множество светло-зеленых пятен. Серые стволы деревьев напоминали священников в ризах, окутанных во время шествия клубами ладана. И мало-помалу все небо озарилось полосками чистого серебра.

В кудрявой листве пронеслось смутное и неопределенное шептанье. Раздались в зеленой чаще тихо перекликавшиеся голоса. Завострились и защелкали клювы. Вспушились перышки и замелькали среди трепетавших листьев. Лениво захлопали крылья. И сразу нахлынул широкий поток шума, заглушившего шепот ветра. Трели малиновок отвечали друг другу через ветки; чирикали зяблики. Вяхири нежно ворковали. Деревья наполнились переливами рулад. Проснулись дрозды. Сороки болтали, и вершины дубов оглашались гортанными криками ворон.

Все эти ликующие звуки приветствовали встававшее солнце. Бледно-золотой луч рассек небосклон, подобно блеснувшему на миг копью. Заря скользнула по лесу, рассыпавшись вспышками искр, как попавшее под жернов железо. И ослепительное сияние озарило верхние ветви, заструилось вдоль стволов, зажгло воды в глубине лужаек, и фиолетовый пар расстилался по лицу земли. Края высокого леса, казалось, дымились вдали розовым туманом. И вся равнина была усеяна цветущими деревьями, которые с каждым мигом освещались все сильней и сильней.

Нега охватила все предметы. Листья развернулись. С шелковистым шелестом раскрылись чашечки цветов. Обращаясь к свету, то и дело колебались ветки. Деревья обнимали распростертыми сучьями, как руками, наступавшее утро.

Внезапно солнце разорвало свод неба. Тень, казалось, убегала в беспорядке. Свет распространялся целыми снопами, стремительным потоком заливая все отверстия, застилая кустарники, обдавая пространство величественным дождем брызг. Поверхность почвы сверкала светло-розовым блеском. Источник света, поднимаясь над вершинами, достигал садов и ферм, озаряя розовой белизной всю окрестность.

Ко всему этому шуму присоединялись звуки, вылетавшие из гнезд. Пернатое царство оглашало лес. Стрекот и чириканье образовывали звучавшую дорожку от дерева к дереву.

Свистали дрозды, балабокали сороки, перекликались снегири; конопляночки, зяблики, малиновки, красношейки подзывали друг друга, голосисто переливались, прищелкивали, изумительно трещали, и резко каркали вороны.

И весь этот шум стоял в воздухе, то ослабевая, то вновь разражаясь, и вслед за тишиной вдруг опять раздавался полный оркестр голосов, звучавших в унисон.

В эту симфонию звуков кукушка вставляла свою резкую ноту, как бой стенных часов, выбивающий первый час дня, и тотчас же из чащи листьев поднималось протяжное гуденье. Жужжали серые мухи с голубыми брюшками, плотно прижимались к клейкой коре, и пьяные вчерашней оргией трутни и алчные пчелы гудели, сложив свои крылья. Вся эта огромная стихийная жизнь в конце концов разбрелась по всей окрестности в блеске утра.

Постепенно лиловые облака растаяли в перламутровом жемчуге неба. Солнце поднялось выше, и под его лучами забродили соки и лопались оболочки почек.

Среди этого ликующего мая лежал молодой крепкий парень на спине, под которой земля осталась сухой, и обе руки положил под голову. Его тело облекала блуза, из-под которой виднелась холстинная рубашка. Ноги были босы, и около лежали широкие башмаки, подбитые блестевшими гвоздями.

Он спал глубоким предрассветным сном земли. Между тем, как деревья и животные пробудились, великое оцепенение ночи окутывало еще эту фигуру, слившуюся с природой. Он спал без сновидений, счастливый и спокойный, убаюканный дыханием ветра.

Внезапно солнце озарило кустарники и обдало неподвижное человеческое тело. Оранжевые лучи сиянья зажгли его загоревшую кожу, заиграли в его черной бороде, легли двумя пятнышками на смуглых ореолах его груди. Он сделал движение, повернулся набок, и хотел снова заснуть. Но солнце, скользнув по ресницам, коснулось и глаз. Он присел, и его серые лукавые глаза открылись.

Между тем, как он оглядывался вокруг себя, прохлада земли объяла его члены сладостным ощущением. Он вдохнул в себя воздух, и ноздри его расширились. Затем резким движением расправил руки и начал без конца зевать.

Перед ним простирался плодовый сад со свешивавшимися кривыми ветвями яблонь. Сад незаметно спускался по откосу до строений фермы, которые выступали скученными рядами, со двором посередине, с пожелтевшими от моха черепицами. Петухи распевали, стоя на навозных кучах, нахохливаясь алыми гребнями, в кругу кур, цесарок и индюшек. Стук деревянных башмаков раздавался по мощеному скотному двору.

Парень лениво взглянул погруженными еще в дремоту глазами на навозные кучи, на кур, на стены фермы. Ворота были настежь раскрыты, пропустив уже коров, которые разбрелись по фруктовому саду. От навозной жижи шла теплота, сливавшаяся с паром, тянувшимся с порогов хлева. Оттуда доносилось мычание оставленных для доения коров, почуявших вблизи луговую траву. Дым вился из крыш клубящимися лентами.

Парень приподнялся. У него появилось бессознательное любопытство все рассмотреть. На фоне голубого неба выступали цветущие яблони. Чудным ароматом дышали их бледно-розовые цветы, свисавшие тяжелыми пучками. Внизу высокая трава блистала слезами росы и серый, чуть видный газ окутывал крыши, навозные кучи, внутренность конюшни.

Стук открываемой ставни заставил парня перевести глаза на эту точку дома. Ставни распахнулись, блестя свежезеленой окраской, и в тусклом полусвете комнаты вырисовалась фигура женщины, разнеженная покоем ночи.

Парень подполз на животе к яблоне и увидел девушку до пояса. Глаза его загорелись жадным огнем: он нашел ее прекрасной. Она заправляла засовы голыми руками, освещенными солнцем, нагнувшись вперед, и, совершив эту работу, встала неподвижно, словно под властью сна, купаясь в ясной прозрачности утра.

Он придвинулся ближе, привлеченный ароматом сна, который шел от неизвестной девушки. Яркий румянец покрывал ее здоровые щеки, загорелые от солнца. Ее гибкая, полная шея покоилась на широких плечах, небрежно скрытых под расстегнутым воротником кофты. В ней была немного грубая, немного дикая пышность дочерей Валлонии с их алчным взглядом. Ее волосы, подобранные в шиньон, развевались на затылке гривой, подобной черному потоку, отливая красным глянцем.

Парень щелкнул языком, призывая ее. Она подняла ресницы, устремила глаза в зеленый свет фруктового сада и увидела его приподнявшимся на локтях.

И вдруг произошло нечто необычайное. Он глядел на нее, выставляя широкий ряд зубов. Улыбка играла на его влажных, ленивых губах, и глаза, казалось, заволоклись туманом. В нем пробуждался зверь, свирепый и нежный.

Она чувствовала себя желанной и не возмутилась: ее карие глаза охватывали его смело и ласково и, в то время, как он улыбался ей, она спокойно улыбнулась ему в ответ своими красными губами в знак благодарности. Точно утро озарило землю. И смешавшись с розовым сияньем деревьев, с сверканьем трав, со зноем дня, со всем благоуханием и светом, эта улыбка достигла парня. Это длилось одно мгновение, целую вечность. Затем вдруг окно захлопнулось, девушка исчезла. Белизна ее тела перестала оживлять пейзаж.

Парень бросился на землю, подавленный виденьем.

Яблони осыпали его всего медленным дождем тычинок, опьяняя острым запахом.

Возраставшее жужжанье пчел и мух носилось в воздухе. Деревья колебались под беспрерывно сменявшимися стаями воробьев, чирикавших в их бледно освещенных чащах. Вдали по лесу бродил, как кто-то живой, ветер, и продолжительные и глубокие вздохи его нарушались глухим мычаньем быков. По временам фыркала кобыла. Прогоняемые через двор жеребята брыкались с пронзительным ржаньем. Жизнь повсюду била ключом.

Парень как будто пробудился от сновиденья. Он потянулся, тряхнул головой и медленно приподнялся на ноги, желая снова увидеть ее. Из хлева вышла женщина в подоткнутой юбке, неся в каждой руке по подойнику. Синие жилы вздувались на ее шее под льняными волосами, и голые колени обнаруживали искривленность ее ног.

Это не была она. Он равнодушно глядел, как прошла она мимо. Та – другая – одна только занимала его мысль. Потом вышел из хутора высокого роста человек, быть может, ее отец и направился к фруктовому саду. И парень углубился в лес, не желая быть замеченным.

Розовый свет падал с листьев и осенял его. Заложив руки в карманы брюк, он шел, насвистывая сквозь зубы. Порой останавливался, пристально взглядывал в пустое пространство, отрезал ветку или задумчиво ударял ногой по траве. Крякали черные дрозды. Дятел долбил клювом по дереву. Целый дождь кристальных звуков орошал ветви деревьев. Парень не видел, не слышал ничего, испытывая смутное ощущение неудовлетворенного желания, и лишь один облик чего-то белого трепетал перед его глазами. Он неуверенно подвигался вперед, словно в каком-то опьянении, и порой чувствовал потребность рассечь воздух резким жестом.