Они лежали, тесно прижавшись, боясь пошевелиться, спугнуть то невероятное, что произошло с ними. От первого, нежного поцелуя до последних, дурманящих ласк прошло несколько часов. Нет, целая вечность, превратившаяся в чистейшее наслаждение.

— Еще вчера записанные в смертники, сегодня мы предаемся любви, наивные и забывчивые, как дети, — грустно продолжил Санта. — Вот и эта птица кружит над морем, наслаждаясь синевой, свободой, простором, ощущая силу в своих легких крыльях, высматривая зорким глазом мелькнувшую в волнах рыбку… И всего лишь маленького кусочка свинца, пущенного сдуру мальчишкой или пьяницей, достаточно для того, чтобы наступил конец. Тьма… Согласись, девочка, — Санта приподнялся на локтях, окидывая Кристину восторженным взглядом, — было бы обидно умереть вчера.

— И еще обиднее будет сделать это завтра…

— Знаешь… — Санта взял длинную светлую прядь и, медленно разжимая пальцы, задумчиво смотрел на рассыпающиеся, струящиеся волосы. — Как песочные часы — так и скользят в вечность… Ты мне тогда уже показалась странной. Стояла у дома, держа на ладони кленовый листок, и что-то шептала — нежная, испуганная, как дикая лань. Потом сидела у камина, рассказывая небылицы своим завораживающим голосом…

Кристина недоуменно подняла брови:

— Каким-каким голосом?

— Русский акцент очень чувственный. И сильный. Он сразу создает ощущение мощи, значительности, власти… Поверь, я знаю толк в звуках… Ты казалась хрупкой и в то же время опасной.

— Опасной? Но почему?

— Я знал уже многое про тебя. Об этом расскажу потом. Но то, что я знал, притягивало. Ницше писал: «Мужчина любит игру и опасность. Но почему он любит женщину? Потому что она и есть все это». А ты была вдвойне, втройне опасна… Прежде всего потому, что притягательна…

— А во-вторых, потому что русская? Русские все шпионы, воры и убийцы? И ты даже не нашел нужным сказать мне свое настоящее имя, — нахмурилась Кристина.

Санта рассмеялся.

— Просто моя детская кличка куда скромнее. Святой. Их так много в Италии. На каждом углу. А Рим — всегда один.

— Значит, теперь я могу звать тебя Рома? Не верю. Это ты специально придумал, зная, что я влюблена в этот город.

— Это придумала моя мать. Она назвала меня Романо. Сладкоголосая Лидия была цыганкой, поющей под бубны и мандолину… Мама безумно любила все красивое — породистых лошадей, шикарные машины, богатые дома, яркие украшения и шелка… Поэтому-то и выбрала моего отца. А потом велела всем звать сына Ромой… «Рим — это так прекрасно. Особенно для певца». Мне едва исполнилось три года, но мама пела вместе со мной и была уверена, что вырастит знаменитого певца… Все цыганки немного провидицы, — шутливо заметил Санта. — И, наверно, она знала, что когда-то в жизни сына появится девушка, которая станет звать его Рома… — Санта искоса глянул на Кристину. — А ведь и вправду, детка, я так хочу стать твоим покоренным Римом!

Санта горько улыбался, вспоминая детство. — Никудышная я завоевательница, милый. Все жар-птицы, ухваченные жадной девочкой в волшебном саду, оказались воробьями… Но об этом лучше не вспоминать сейчас. Сейчас в моих руках сам Рома! Санта-Рома!.. А что произошло с твоими родителями?

— Молчи. — Санта запечатал губы Кристины поцелуем. — Не время для длинных монологов. Мне много надо рассказать тебе, детка. Только я сам еще не все понимаю. А тому, что понимаю, ты просто не поверишь. Мы были сегодня очень близки, когда стали просто мужчиной и женщиной. Но Санту и Кристину разделяет пространство, похожее на пропасть… — Он виновато посмотрел на девушку. — Я не такой уж «святой», детка. И в том, что тебя едва не убили, наверно, есть и моя вина.

— А то, что я жива, наверняка твоя заслуга! И уже за это Санта заслуживает награду. О, нет! — засмеялась Кристина, увидев недоумение Санты. — Не от меня — я сама награждена тобой, твоей близостью, твоей заботой, самоотверженностью… Перестань, я серьезно, ведь ты сам говорил о птице… Может ведь не случиться у нас больше серьезного разговора… И, возможно…

Кристина задумалась, и Санта подхватил недоговоренную фразу:

— …Возможно, он и не нужен будет в другой, настоящей жизни…

— Да, мы — сказочные персонажи, в сказочном пространстве… Во сне, который скоро кончится… Сегодня ты даже не спросил, есть ли опасность… То есть глотаю ли я таблетки. Ты не думал обо мне, как думают о своей женщине. Случайная попутчица, абстракция, символ…

— Вот глупости! — возмутился Санта. — Я же не идиот — какие здесь таблетки? Понятно, что у тебя другие меры предосторожности, раз ты молчала.

Кристина насмешливо глянула на него и бросила в воду камешек. Он пронизал зеркальную поверхность три раза.

— У меня вообще все другое, — загадочно вздохнула она.


Ночь наступила сразу, как бывает на юге. Только что все небо с западной стороны пылало закатным заревом, золотя морскую гладь, и вот уже залегли на холмах лиловые тени, в сквозящей зеленью небесной глубине заблестели почти прозрачные звезды. Очень скоро небесный купол затянулся угольным бархатом, став плотным и округлым, а на бархате, как в планетарии, отчетливо и ярко засияли алмазные россыпи.

Тщетно отгоняя тревожные мысли, Кристина сидела у воды одна. Санта ушел, лишь только сгустились сумерки, прихватив пистолет и оставив ей две ракушки с водой. Ждать одной в пещере было просто невыносимо — черный ящик, полный видений и призраков. Как плодятся в темноте фантомы разгулявшегося воображения! Таящийся в засаде комиссар Курбе со своими ребятами, среди которых и тот — мертвый, павший в ночь побега… Элмер, увиденный Кристиной впервые у подъезда «Карата», выскочил из открытой ярко-красной машины, чмокнув сидящую за рулем красавицу, откинул длинную русую прядь, а в виске — дыра! А вот и пистолет Санты, упирающийся в спину…

Вскрикнув, Кристина выскочила из норы и теперь сидела у моря, теряясь в сомнениях. То ей казалось, что спутник сбежал, то она замирала от страха, представляя его, настигнутого врагами. Кристина запрещала себе думать о произошедшем с ними, боясь понять, что чувство, вспыхнувшее и разгоревшееся, несмотря ни на что, намного серьезнее «лирического эпизода». Прежде она без оглядки назвала бы его любовью. Да, именно такой должна была стать ее настоящая любовь — невероятной, страстной, нежной, восторженной… Не только партнершей в сексе, а подругой, сестрой, дочерью, желанной возлюбленной почувствовала себя Кристина в объятиях этого странного человека. Именно его любила она всегда, с самого своего рождения. Просто появилась на свет с этой любовью, с его образом в душе, мерещившимся во сне и наяву. Поэтому тогда, у шоссе, в ярком свете фар увидела это лицо — ямочку на подбородке, взъерошенную копну цыганских волос, насмешливые, зоркие глаза — и потом всегда носила с собой заветный образ, моментальное фото суженого.

Именно его ждала она всем своим сердцем, стремящимся к преданности и преклонению, всем своим телом, жаждущим единственного властелина… Но кого? Человека с туманным прошлым и загадочным настоящим? Веселого, бесшабашного парня с претенциозным именем, многозначительной кличкой и тенью подозрений за спиной. Подозрений, которые, вопреки всему, продолжали подавать свои глумливые голоса.

Солгал ли Элмер? Ошибся ли Стефано или ее водит за нос циничный и хитрый преступник? Нет! — убеждала себя Кристина. — Не может быть! Ты же сердцем чувствуешь: он не такой.

Увы, Кристина уже знала, как легко подчиняется разум соблазну иллюзий. «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман»… «Верно, верно, — подмигивали Кристине звезды. — Мы тоже — лишь свет, отправившийся во Вселенную миллиарды лет назад. Но мы прекрасны. Мы зачаровываем и вдохновляем. Мы призываем творить красоту…»

Совсем рядом всплеснули весла — к берегу причалила рыбацкая плоскодонка с одиноким силуэтом на борту.

— Эй, детка! Иди сюда! — тихо позвал голос Санты, и Кристина радостно кинулась в прохладную воду.

Санта помог ей забраться в лодку и кинул на колени узелок.

— Это все для тебя. Высокая мода от «Лиловой свиньи». — Он резко направил лодку к выходу из бухточки, оставляя позади скрывавший их уединение камень. — Ну, что, церемония прощания с нашей пещерой отменяется? Салют переносится на более благоприятное время.

Кристине показалось, что в насмешливой интонации парня прозвучали нотки подлинной грусти. Она нагнулась, поддела ладонью искрящуюся в лунном свете воду и бросила пригоршню сверкающих брызг в сторону удаляющегося берега.

— Спасибо всему, что охраняло нас, берегло, радовало, согревало. Я не забуду вас, противные устрицы, целебные водоросли…

— А меня? — серьезно спросил Санта, налегая на весла. — Меня ты собираешься сохранить в шкатулке своей памяти рядом с увядшим цветком от Стефано и незабвенным именем Элмера?

— Посмотрим, — насупилась Кристина. Ирония Санты ей не понравилась.

— Ты, кажется, не доверяешь мне?

— Лучше было бы не задавать таких вопросов в начале этого рискованного предприятия.

— Не беспокойся, детка, ты нашла в моем лице надежного партнера по борьбе с бандитизмом и мафией. А ну-ка взгляни, что я принес тебе.

Развязав концы черного шерстяного платка, она обнаружила старую шерстяную кофту и поношенные сандалии из кожаных ремешков.

— Где ты взял все это — лодку, одежду?

— Украл, разумеется. То есть взял напрокат. Здесь на каждом шагу сушат тряпье и везде валяются лодки. Ты что? Отчего такие глазищи? Хорошо, признаюсь. Я убил старушку. Как ваш этот русский тип у Достоевского. И снял с нее эти вещи.

— Удивительный ты экземпляр, Санта, — Достоевского знаешь, Ницше цитируешь. Поешь, как Доминго. И к тому же известный авантюрист.

— Известный кому? — уточнил Санта.

— Такую характеристику дал тебе Антонелли. У меня не было повода сомневаться в его словах. — Кристина пыталась разглядеть выражение лица своего спутника, задавая пугавший ее вопрос. — Или это не ты взял у едва знакомой девушки «пустяшный подарок» — «Голубого принца»? Ничего не объяснив, не предупредив, что за тобой последует Рино…