— Элмера соблазнила я. Один-единственный раз. После этого он влюбился в Риту Тичелли, они объявили о помолвке, а Тичелли оказалась богатой невестой. Стефано сказал мне, что боится за Риту. Он знает ее семью очень давно, а про Элмера думает не совсем лестно… В общем, что он польстился на деньги. Вчера был роскошный бал… господи, только вчера! Я думала, что не переживу этот позор, а сейчас уже сижу и спокойно болтаю с тобой…

— Не забывай, я не обычный человек! Я — Санта! Двое мальчишек в нашем квартале перестали воровать, когда я побил их по рукам и обещал, что прокляну. И никто! — Санта поучительно погрозил ей пальцем. — Никогда! Никто и никогда не отважился соврать мне!

— Я вообще вру очень редко. И неудачно. Ты бы сразу догадался. Даже моя маман всегда меня ловила… Так вот — чистая правда: Стефано и Бэ-Бэ уговорили меня объясниться с Элмером, сказать, что я люблю его и что Антонелли даст мне приданое… Глупости, конечно. Я не собиралась заманивать его и вообще уговаривать… Но так вышло, сама не пойму, почему… Почему я вдруг стала кричать на Элмера, обвинять в корысти, измене… — Слезы вновь навернулись на глаза Кристины. — Знаешь, мы танцевали, и я поняла… в общем, поняла, что он ко мне неравнодушен… И я была очень пьяна… Вообще-то я пью совсем мало. Честное слово! — Она сквозь слезы с мольбой посмотрела на собеседника.

Он сидел в кресле, сосредоточенно слушал.

— Не понимаю, — задумчиво заключил он.

— Что здесь непонятного? Элмер сказал, что любит Риту и ни за что не оставит ее.

Санта пожал плечами:

— Бывает… — Он замолчал, став вдруг серьезным и грустным. В темных глазах, смотрящих в огонь, плясали отблески пламени.

— Ты, наверно, устал? Мне лучше тоже пойти поспать. Где здесь спят незваные гости? — Кристина поняла, что разговор внезапно иссяк.

— Я заметил тебя сегодня ночью, выскальзывающей из подъезда виллы, — вдруг сказал Санта. — Подумал, что за прекрасная незнакомка удирает в разгар бала? Мое выступление триумфально завершилось, и я поспешил удалиться в эту хижину… Пошел за тобой — белые брюки светятся в темноте, в волосах сверкают капли дождика… Санта ведь в сущности очень сентиментальный малый. Сама понимаешь — с пеленок работать святым, а потом петь про «великую любовь»… Профессиональные издержки… Пошел за красоткой, а она — к воде! Думаю: решила утопиться. Постоял за кустами, приготовившись спасать. А русалочка умылась озерной водой и устремилась прямо в лесные дебри. Я едва успел спрятаться. Так и шли мы почти рядом — ты по дорожке, я — по лесу. Шмыгнул в свой домик и стал ждать. Решил, что ты сюда дорогу знаешь и меня для чего-то ищешь.

— Нет, я не подозревала ни о тебе, ни об этом домике. Вообще никогда здесь раньше не была… Сидела у себя в комнате, оплакивала неудачную любовь, а когда ты запел, почему-то повеселела. Мои переживания показались глупыми, ничтожными по сравнению с этой музыкой, ночью, озером… Брела куда глаза глядят, смотрю — окошко светится так тепло и заманчиво, как в сказке…

— И ты долго раздумывала у дверей. Боялась, что тут живет разбойник?

— Да, людоед или ведьма. Или просто садовник.

— Прости, что разочаровал.

— Очаровал. Я и не думала, что найду Санта-Клауса.

— Ты здорово говоришь по-итальянски. И акцент такой загадочный, придающий шарм. Только как-то литературно.

— Спасибо. Обмен комплиментами удался. Я учу итальянский уже лет восемь. Моя мама — учительница, знает французский и итальянский. Я тоже вначале учила французский, а потом взялась за итальянский. Уж очень красиво. Когда я была маленькая, у нас были в моде итальянские певцы — Кутуньо, Челентано… И оперные, конечно. В общем, я — италофилка.

— Значит, тебе повезло неспроста. С детства любила эту страну и прямо в нее попала, да еще покорила своей красотой… Я всегда на Рождество сочинял детям такие сказки… — Санта вопросительно посмотрел на Кристину, и в его взгляде ей почудилось недоверие.

Она вздохнула, поднимаясь с кресла:

— Пожалуй, мне все же лучше уйти. Хочется проститься с этим местом. Ведь я здесь никогда больше не буду. Четвертого января уезжаю домой.

— Разве «Стиль» не заинтересован в продлении контракта?

— Конечно, они предложили мне увеличить срок и гонорар. Еще бы! Кажется, Антонелли дружит с моим боссом. И, наверно, просил за меня. Но я решила — довольно сказок. Особенно таких, оставляющих кучу загадок. Глупеньким девочкам лучше сидеть дома. И ждать, когда поумнеют.

Санта помог ей надеть меховой жакет и, задержав руки на плечах девушки, сказал:

— А могла бы ты, загадочная незнакомка, сделать для меня — случайного, в общем-то, встречного — одну вещь? — Он сделал паузу и серьезно посмотрел ей в глаза. — Дай мне свою диадему, полученную от «Карата».

Кристина от недоумения открыла рот:

— Т-тебе? Диадему?

— Да, поносить. Дня на два. Не спрашивай, зачем. Просто ответь — да или нет? — Когда?

Санта набросил кожаную куртку и, вернувшись в комнату, залил огонь водой.

— Мы поедем сейчас. Для Антонелли оставим записку у охранника.

И они, захлопнув дверь, вышли в моросящую дождем ночь.


Старенький «фиат» Санты пропах сосновой смолой.

— Ты и вправду развозишь елки? Только еще далеко до Рождества, — сказала Кристина, заметив на заднем сиденье охапку свежих сосновых веток, завернутых в целлофан.

— Не всем. Только очень послушным детям… Ты что, не куришь?

— Вообще-то, курю. Но редко, после хорошего ужина или…

— После хорошей любви… — добавил Санта.

— Нет. После работы. Девчонки в перерыве закуривали в скверике так аппетитно. Невозможно было удержаться.

— А как все же с любовью?

— Элмер закурил, и я тоже.

— Ты все-таки настаиваешь на версии: Вествуд — единственный мужчина на свете.

— Так и есть. Вернее, было. Не нравится — не лезь с дурацкими вопросами. С какой стати тебя волнуют мои любовники?

— Ну, если мужчина мечтает стать одним из них, его, естественно, волнует компания…

— Пусть не волнует. Ты не в моем вкусе…

— А говорила, что чуть не плакала от моего пения.

— Если честно — плакала. Когда ты поешь, то нравишься мне гораздо больше.

— Понял. — Санта, глядя на темную дорогу, начал напевать куплеты герцога из «Риголетто».

— Давай, давай, не халтурь. Для графа — в полный голос, а для русской пролетарки — еле-еле?

Санта включился на полную мощь, и Кристине пришлось зажимать уши. Ей казалось, что вот-вот от мощи его голоса вылетят стекла.

— Ага. Я же не в «Ла Скала». Мой микрокадиллак выносит только камерное пение. И нечего меня подначивать.

Санта что-то тихонько замурлыкал. Забыв о слушательнице, он пел, вероятно, свои любимые романсы и арии вполголоса, с явным удовольствием. Кристина мечтала о том, чтобы эта музыка никогда не кончалась.

На востоке небо уже посветлело и предутренний туман залег в лощинах и оврагах. Холмы словно парили над белыми облаками, в деревеньках кое-где начали зажигаться огни, а подсвеченные соборы казались миражами, готовыми вот-вот раствориться в первых лучах солнца.

Ветер согнал тучи к западу, где они и залегли черной грядой — отступившая под натиском нового утра армия мрака.

— Ой, смотри! Вон между теми холмами! Опять, опять. — Кристина схватила Санту за руку, и машина резко вильнула.

— Сумасшедшая! Никогда не видела летающих тарелок?

— Санта, там солнце! Лучи прорываются между холмов, где мы поворачиваем. И они тянутся прямо к нам.

Он посмотрел на нее и усмехнулся:

— Поздно встаешь, городская пташка. Труженики полей встречают восход каждый день. И не находят в нем ничего удивительного.

— Я действительно редко видела восход… А может быть, просто сегодня впервые заметила, как это прекрасно… Ведь когда едешь на машине, все вокруг как на гигантской выставке — кружит перед тобой, показывая самое лучшее, открывая потаенные уголки… Мир словно хвастается: смотрите, какой я! Люби меня, человек!

— Мне нравится петь, когда я езжу один ночью или вот так — на рассвете. Я думаю тогда, что мой голос звучит божественно, под стать этой красоте вокруг. Что мы заодно — и на равных.

— Это так и есть, — серьезно сказала Кристина. — До сегодняшнего дня Италия для меня воплощалась в Риме. Я навсегда отдала ему мое сердце. И вот, оказывается, в нем есть место и для твоего голоса. Санта и Рим… Я увезу вас с собой… — Кристина опустила глаза, боясь показать навернувшиеся слезы.

В груди мучительно щемило от одного только слова «разлука». Да еще теперь, когда на ее пути появился этот парень. «Эх, Кристина, довольно иллюзий. Парень не твой, как Элмер и Рим. Все, к чему ты привязываешься, приносит тебе боль… Прокатилась, послушала песни, слегка пококетничала — и спасибо. Точка. Чао, мой дорогой!»

…Санта остался в машине, а Кристина, сбегав к себе в номер, вынесла фирменный саквояж «Карата».

— Вот. Я только вынула отсюда косметику, которую мне купил синьор Руффо перед отлетом из Москвы. А драгоценности так и не доставала.

— Как не доставала? Ты что, не носила эти украшения?

— Помилуй! Они годятся лишь для карнавала. К тому же Руффо так неожиданно скончался. А эти вещи связаны с ним. — Она протянула Санте ключик.

Сумка распахнулась, обнаружив бархатное нутро — отделения для флакончиков и баночек были пусты. Санта взял длинную коробку, обтянутую тисненым сафьяном. Нажал на кнопку — в замшевых углублениях покоились диадема и колье, усыпанные «драгоценными камнями».

— Хорошая работа. Почти как настоящие, — сказал Санта дрогнувшим голосом. — Спасибо.

Поспешно закрыв коробку, он сунул ее за пазуху.

— Саквояж забирай, пригодится. Какой у тебя телефон? Я позвоню. Наверно, скоро. И верну все это.