— Рад знакомству. Я о вас наслышан.

— Правда? — смущенно спросила Симона. — Надеюсь, это только хорошее.

— Да, в основном, — ответил Константин немного высокомерно. — Впрочем, лично против вас я ничего плохого не имею. Для меня главное — чтобы вы тут чувствовали себя уютно. — Он улыбнулся. — Иначе я рискую прослыть плохим хозяином.

Симона рассмеялась.

— Все в порядке, — поспешила уверить его она. — Так хорошо я не чувствовала себя даже в пятизвездочных отелях!

— Признаться, меня обижает это сравнение. Я достаточно поездил по миру и хочу сказать вам, что половина пятизвездочных отелей выглядят такими пошлыми, будто это гарем обанкротившегося шейха.

— Простите, — поспешно извинилась Симона. — Я не хотела обидеть вас.

— Ничего страшного. В конце концов, это мои личные выводы. Судя по тому, как большинство посетителей восхищается этими отелями, ваш покорный слуга остался в меньшинстве. Я могу предложить вам выпить? Я за рулем, но вполне смогу позволить себе рюмку коньяка и не заставлять вас чувствовать себя неуютно. Я знаю, что женщины не любят пить в одиночестве.

Симона, согласно кивнув, достала еще одну рюмку.

— Боаз сказал мне, что вы живете под Иерусалимом, — сказала она. — А зачем вам квартира в Тель-Авиве?

— Изначально эта квартира была куплена для моей жены в качестве свадебного подарка. Чтобы у нее была возможность проводить тут вечера с подругами, например, устраивать чисто женские вечеринки ли что-то в этом роде. А спустя некоторое время она решила, что эта квартира нравится ей больше, чем мой дом, и решила тут остаться навсегда.

Константин вгляделся в лицо собеседницы, которая недоуменно нахмурилась, и улыбнулся.

— Мы развелись, — пояснил он. — Квартира осталась у меня.

— Неужели она не захотела взять квартиру себе?

— Я отдал ей половину своих денег, и она могла купить себе десять таких квартир, — уверил ее Константин. — Кроме того, эта квартира, вероятно, напоминала ей обо мне. А также обо всех любовниках, которых она сюда приводила. Но это другой разговор, простите, я увлекся. Когда я езжу в командировки, то предпочитаю ночевать тут — отсюда ближе до аэропорта, чем от моего иерусалимского дома. Кроме того, иногда я предоставляю ее друзьям. К примеру, как сегодня. Во всяком случае, она мне дорога. Для меня это что-то вроде музея.

Симона снова оглядела шкафы и картины.

— Да, действительно напоминает музей, — признала она с улыбкой. — Только уютный и домашний. Мне понравился хрусталь и эти стеклянные фигурки. И ковры. Откуда вы их привозите?

— Из арабских стран. Я не могу уехать из командировки без какого-нибудь сувенира. Конечно, персидский ковер сложно назвать маленьким сувениром, который напоминает о поездке. Что до хрусталя — он из Европы. Я люблю проводить там отпуск. Ваше здоровье. И за знакомство, конечно же.

Константин поднял рюмку, и Симона последовала его примеру.

— Как бы я хотела такую профессию, которая позволила бы мне ездить по миру, — сказала она, вздыхая. — Кем вы работаете?

— Я финансовый аналитик. Но ездить по миру меня обязывает не только работа. Я люблю путешествовать.

— Разве финансовые аналитики часто ездят в командировки?

— Экономика — динамичная отрасль. Вы что-то пропустили — и вот уже вы идете вторым, а не первым. А в современном мире это чревато не очень хорошими последствиями.

— В финансах я не смыслю ровным счетом ничего, — призналась Симона. — Но поездки — это прекрасно.

— В этой профессии есть большой плюс — вы умеете считать свои деньги, и большой минус — вам приходится считать чужие.

Появившийся в комнате майор Толедано на ходу укладывал волосы.

— Добрая ночь, — сказал Константин. — Еще раз прошу прощения за наглое вторжение.

— Ты уже здесь, а поэтому просить прощения бессмысленно. — Он повернулся к Симоне. — Вы уже познакомились?

— Да, — кивнула она. — И успели побеседовать.

— К сожалению, беседу придется прервать, — сказал Константин. — Я обещаю, что не задержу вашего… что не задержу Боаза надолго.

Майор Толедано сверкнул глазами, разумеется, обратив внимание театральную паузу после слова «вашего», но ничего не сказал.

— Я буду ждать, дорогой, — ответила Симона. — Но не обижайся, если ты застанешь меня спящей.


… Боаз некоторое время осторожно вдыхал воздух прибрежного Тель-Авива: после горного иерусалимского воздуха он всегда казался ему странным. Он запахнул плащ и, сделав пару широких шагов, поравнялся со своим спутником.

— Куда ты летишь? — поинтересовался он. — Или ты позвал меня на пробежку, а не на прогулку под луной?

— Я думаю, что в прогулке под луной в такую погоду нет никакой романтики, и хочу найти какое-нибудь уютное место. К примеру, кафе.

— Судя по времени, это будет бар, а не кафе, — поправил его Боаз, по-прежнему пытаясь идти наравне. — Я могу узнать, в чем дело?

— Я не люблю говорить на ходу.

Боаз почти перешел на бег, после чего остановился и обреченно вздохнул.

— Послушай, я не могу за тобой бежать. Мне уже не тридцать и даже не сорок, и, кроме того, я сегодня вечером не сидел, сложа руки!

Константин замедлил шаг.

— Я вижу, вы устали, майор, и вечер у вас выдался нелегкий. Весь день вы работали, потом сочинили очередную сказку для своей жены и отправились развлекаться. Что ни говори, все это отняло у вас много жизненных сил.

— Не начинай, — ответил Боаз, пытаясь отдышаться. — Я не тыкаю тебя носом в твою личную жизнь, которая на данный момент тоже далека от моральных идеалов. Вот и ты не тыкай меня носом в мою.

— Твоя жизнь всегда далека от моральных идеалов, в отличие от моей. А я тебе постоянно потакаю, правда, не понимаю, зачем.

Константин закрыл зонт, повесил его на сгиб локтя и перешел на прежний темп ходьбы.

— Ты не имеешь никакого права мне это говорить. Я старше тебя почти в два раза!

— Ты знаешь, что я думаю о супружеских изменах и половой несдержанности. Обижает меня только тот факт, что так ведет себя человек, которого я уважаю.

— Ты мне льстишь. Что до супружеских измен — ты знаешь, какие у нас с Констанцией отношения. Мы оба свободные люди и можем делать все, что хотим. Что до половой несдержанности…

— Что до половой несдержанности — когда-нибудь это сослужит тебе плохую службу.

Константин свернул с тротуара и направился к одному из баров. Вокруг было тихо. Вероятно, заведения в этом районе не пользовались особой популярностью.

После пары секунд раздумья спутники решили сесть на веранде. Внутри было запрещено курить, на улице было слишком холодно, а промежуточный вариант устраивал обоих. На веранде было прохладно, но стекла защищали от пронизывающего морского ветра.

— Я не понимаю, почему человек должен отказывать себе в удовольствиях только потому, что он женат, — вернулся к скользкой теме Боаз после того, как официант записал заказ и удалился. — А теперь посмотри мне в глаза и скажи честно, Константин: тебе никогда не хотелось изменить своей женщине?

— Я не представляю, как нужно относиться к женщине для того, чтобы появились подобные желания. Можно получать удовольствие от жизни другими путями.

— Давай подойдем к вопросу с другой стороны, — доверительно заговорил Боаз. — Ты богат, умен и привлекателен. Ты знаешь, что нравишься женщинам. Далеко не пойдем — возьмем твой отдел. Неужели ты не видишь, какими глазами на тебя смотрят? И неужели у тебя никогда не возникало соблазна…

— У меня никогда не возникало соблазна, — оборвал его Константин. — А поэтому я готов подойти к вопросу с другой стороны. Я предпочитаю появляться в обществе с воспитанной женщиной, а не с той, которая позволяет себе надевать черное белье под белую блузку и пить коньяк, отставляя мизинец.

Боаз разглядывал принесенный заказ, дожидаясь, пока официант расставит стаканы с виски и оставит их.

— Я не собираюсь выводить ее в свет, — сказал он. — Ладно, один-ноль в твою пользу. А что же, Лия знает, какое белье нужно надевать под белую блузку и когда можно отставлять мизинец? Или же только на меня она производит впечатление провинциальной девушки, которая не в курсе, зачем нужны десертные вилки?

— Лия, в отличие от твоего очередного увлечения, интересуется подобными вещами. Но разговор на эту тему мне кажется не очень хорошей идеей. Я думаю, что нам лучше поговорить о деле. Тебе, судя по всему, хочется вернуться, а мне рано вставать и потом не спать больше суток. Твое здоровье.

Боаз сделал пару глотков.

— Судя по всему, что-то стряслось, — проговорил он, изучая Константина. — И это что-то мне не понравится.

— Оказалось, что Мадлен — та самая, о которой мы тогда с тобой говорили — рассеянная девушка. Она отправилась к подруге на пару часов и забыла выключить газ. И все было бы хорошо, если бы по возвращении домой она не решила закурить. Кстати, на самом деле ее звали Эфрат Сулеймани. Какое замечательное имя.

— Это несчастный случай. Конечно, жаль ее, но бывает всякое.

— Ее подруга — бывшая коллега и хорошая подруга Габриэль, — продолжил Константин, после чего достал из потайного кармана плаща фотографию. — Она заехала за Мадлен и около двадцати минут ожидала ее рядом с домом. Вот этот молодой человек, по ее словам, вышел из подъезда незадолго после того, как наша несчастная девушка села в машину.

Несколько секунд Боаз изучал лицо на фотографии.

— Это Хасан, один из приближенных Мустафы. Зачем Мустафе понадобилось убивать ее?

— Ты задал некорректный вопрос, Боаз. Как Мустафа узнал о том, что ему надо ее убить?

— Не понимаю, — покачал головой он.

— Она спокойно жила во Франции не один год, но после того, как мы о ней вспомнили, о ней вспомнил и Мустафа. Тебе не кажется странным это совпадение?