– И я посмотрю, – заявила Мисс Бесконечность.

– А ты иди в ванну.

– Нет, я должна посмотреть.

– Иди, или я отказываюсь тебя мыть! – злобно прикрикнула я.

– Машенька, я только рекламу посмотрю, – проговорила Мисс Бесконечность и зачем-то вплотную подошла к экрану. – Эх! Черт, не показали! – разочарованно воскликнула она и пошаркала в ванную.

В этот момент, как назло, моя сумочка затряслась, и из нее раздалось: «Тар-лям-пар-ля-ля-ля-ля-лям, тар-лям…»

– Маша, я уезжаю, – дрожащим голосом проговорила мама. – Ты где? Я звонила и тебе, и Власу.

– Я у бабушки, вот помыть ее приехала.

– Ты хорошая внучка! – сердечно проговорила она. – Будь тут без меня умницей и смотри, как бы она… Ну, сама знаешь, насчет письма… – Мамаша не успела договорить, как трубку выхватил отчим.

– Маша, здравствуй! Я чего хотел тебе сказать… Ты, это… – и он задумался – видимо, при всем его косноязычии никак не мог сформулировать собственную мысль. – Пункт первый. Значит, домик для кошек я построил. И свет туда им провел, в общем.

– Ну, вы мастер на все руки! – воскликнула я.

– Вот и я про то же, а твоя мать меня даже не похвалила сегодня ни одного раза! – обиженно проговорил он. – Пункт второй. Я плохо себя чувствую. Прямо такая слабость, мрак какой-то!

– Что с вами, Николай Иванович? – озабоченно спросила я.

– Да не знаю. Ну, я там, в деревне, слышал по радио, есть такие лекарства… Они и общие укрепления дают, и организм поддерживают, и зрение… Третий, значит, пункт – я записал, как называется, и телефон. Ты позвони, узнай, коко стоит.

– Да, да, конечно! – И я, вооружившись карандашом и пожелтевшим тетрадным листом, что лежали на «столе», приготовилась писать.

– Вот, значит… Первое лекарство называется «Чих-пых», – он сделал паузу и продиктовал телефон. – Потом второе, значит, это этой страны-то, ну как ее… Там еще эти, как их… Такие живут, ну такие… – Николай Иванович изо всех сил пытался вспомнить «эту» страну, где живут «такие». – Сейчас, тут у меня где-то было записано. А, китайское! Вот, китайского производства лекарство, называется «Суньмувча». И последнее, третье, оно наше, называется «Трик-трах».

– Это лекарства? – удивилась я.

– Да-да, они весь организм укрепляют. Ты узнай, коко стоит, и, мобыть, надо будет взять, – сказал Николай Иванович, по обыкновению коверкая русский язык.

– Ладно, – согласилась я.

– Да дай сюда трубку! – возмущалась мама на том конце провода. – Иди вон лучше воду отключи, а то снова соседей кипятком зальет, как в позапрошлом году. Мань, ты меня поняла насчет письма?

– Поняла, поняла.

– И вот еще, все хотела у тебя спросить, вы чего это с Власом тянете? Нужно срочно подать заявление в загс. Ой! Ну, пока! Этот кретин, кажется, унитазный бачок разбил! Вот урод! – заорала она и немедленно бросила трубку.

Бабушка стояла в ванной и ковырялась шпилькой в ухе, издавая странные звуки: «Ухохохо! Ух!»

– Прекрати! Вот повредишь себе что-нибудь!

– А знаешь, Машка, как чешется! Я вот по телевизору смотрю – и дикторы, и артисты – ну все чешутся!

Мытье бабушки – это был особый ритуал. Пользоваться мудреным, затейливым душем я боялась – как бы не сломать! – тогда нам с Мисс Бесконечностью не сносить головы, ведь Зожор будет в гневе. Дело в том, что душ крепился к ненадежной палке посредством синей изоленты, сама же палка торчала из стены под самым потолком. Короче говоря, вся эта наисложнейшая конструкция держалась на честном слове, и когда бабушка стоит в ванной, я все время опасаюсь, как бы душ не свалился ей на голову и не вышиб последние мозги. А уж как моются Зожоры – этого я себе даже представить не могу.

Я же для мытья Мисс Бесконечности использую розовый допотопный кувшин с плесневелым дном, из которого мыли еще меня в младенчестве. Набираю в него воду и окатываю старушку, а она либо визжит от восторга, либо громко выражает свое недовольство по поводу слишком высокой температуры вылившейся на ее дряблое тело воды. Сейчас она визжала и все время пыталась встать так, чтобы облить меня с головы до ног.

– Еще раз голову вымой! – приказала она. – И спину, спину потри! О-о-о-й! Как хорошо! – верещала она.

– Ну, уж тут ты сама! Совсем обнаглела! – возмутилась я, когда она отклячила удивительно белую для ее возраста, словно отполированную задницу без целлюлита.

Наконец я вытащила старушку из ванной, и в этот момент раздался звонок в дверь.

– Одевайся! – крикнула я бабушке и побежала в коридор.

– Вот кошмар-то! – воскликнула Пулька.

– Ну, как все прошло? Вы его крепко привязали? – спросила я.

– К чему там привязывать? Даже кровати нет! Ничего нет! Мы его связали и завернули в парашют. Это ж надо было такую квартиру откопать!

– А вот и владелец квартиры. – И я обернулась к Иннокентию. Он, сидя за «столом», запустил пятерню в свои буйно и беспорядочно растущие (не умещающиеся в черепной коробке) волосы и с большим энтузиазмом чесал голову прямо над бабушкиным письмом к президенту.

– Он что, вшей вычесывает таким образом? – в ужасе пролепетала Пулька.

– Иннокентий, ты что делаешь? У тебя вши? – спросила я.

– Пегхоть, – ответил он и, глядя на ввалившуюся компанию, проговорил подозрительно: – А вафли с кокосовой начинкой купили?

– Какие еще вафли?

– Я совсем забыла, нужно сходить в магазин, купить что-нибудь к чаю.

– Я схожу! – вызвалась Анжелка.

В это мгновение из ванной вышла бабушка совершенно голая, но в платке.

– Ты почему не оделась?

– Что это я одеваться буду, вон какая жара на дворе! – И она было уже направилась в комнату, где Иннокентий вытряхивал перхоть над ее очередной эпистолой.

– Я на минуточку, только одену бабушку, – сказала я подругам и снова затолкала Мисс Бесконечность в ванную.

После долгих уговоров она все же согласилась одеться, и мы наконец вышли из проклятой ванной.

– Дай мне какие-нибудь трусы, – попросила Анжелка.

– А ты без трусов иди, – усмехнулась Пульхерия.

– На, – и я протянула ей обстриженные бабушкой серые панталоны, – лучшего тут ничего не найти.

– Девьки! – смачно воскликнула Мисс Бесконечность. – Как давно вы ко мне не приезжали! А помните, как вы после школы ходили к нам обедать. Анжела, помнишь, сколько ты жрала? – бабушка взглядом искала Огурцову, но та уже усвистала в магазин. – Я все удивлялась, как в нее столько влезает! Ой! Постойте, постойте! – вдруг воскликнула она и ринулась к телевизору – там шла реклама. – Вот! Вот он! – закричала она.

– Кто?

– Да этот крендель в кожаных портках! Нет, вы только посмотрите, сейчас схватит себя за это самое место…

– За какое это самое место? – спросила я – мне было интересно, как она выкрутится.

– За какое, за какое! – рассердилась она. – За причинное! Вот-вот, глядите, и пошел девок целовать. Тьфу! – и бабушка по-настоящему плюнула в экран, отчего на причинном месте у кренделя в кожаных портках неприлично заблестел бабушкин плевок.

– Пойдемте у Зожоров в комнате поговорим, – предложила я.

– Что дальше-то делать будем? – спросила Икки.

– Попьем чай – и надо разъезжаться по домам, – решила Пульхерия.

– Я боюсь Иннокентия на ночь с бабушкой оставлять.

– Оставайся, – спокойно сказала Пулька.

– А этот Иннокентий даже очень ничего, – заметила Икки, Пулька в ужасе посмотрела на нее.

– Влас ничего не знает. Если я не приду ночевать…

– Скажи, что у бабушки останешься.

– Все равно…

– Даже так! Ну, начинается – туда нельзя, сюда нельзя.

– Девочки, а хотите, я останусь? – оживилась Икки.

– Нет, тебя тут с Иннокентием я тем более не оставлю, – проговорила я, помня, как до романа с Женькой Икки отдавалась всем подряд, каждый раз думая, что это последняя в ее жизни близость с мужчиной. – Кстати, хотела тебя спросить, что это за препараты такие – «Чих-пых», «Суньмувча», «Трик-трах»?

– Что это ты спрашиваешь? У Власа проблемы? – испугалась Икки.

– Да при чем тут Влас! Николай Иванович что-то занемог, плохо себя чувствует.

– Это биологически активные добавки для страдающих импотенцией, – пояснила Икки.

– Весь сыр-бор из-за Михаила, – рассуждала Пулька, совершенно не слушая нас. – Вот пусть Анжелка и остается, – твердо сказала она, и это нам с Икки показалось логичнее всего.

Стоило только ей произнести последнее слово, как из магазина вернулась Огурцова с бутылкой водки, тремя огромными пластиковыми бутылями пива и скромной упаковкой вафель. Стало ясно, что и Анжелу оставлять тут категорически нельзя.

– Ну что ж делать-то! Нам нужно продержать тут Иннокентия до завтрашнего вечера! – взвыла я.

– Девочки, а давайте переночуем тут все вместе, – предложила Икки. – Анжел, пойдем, накроем стол, пивка выпьем, – и они с энтузиазмом ринулись на кухню.

– Ну, уж это без меня. Мне завтра на работу… – сказала Пулька и собралась уходить.

– Какая работа?! Завтра суббота! – прогремела Огурцова с кухни.

– Мы сегодня напьемся?! – радостно спросила Мисс Бесконечность.

– Похоже на то, – сказала Пулька, положив сумку обратно на тумбочку.

Я решила, что именно сейчас наступил самый подходящий момент позвонить Власу.

– Да. Нет, я не приеду сегодня, я останусь у бабушки. Ну что за глупости! Не нужно тебе сюда приезжать! Хочешь, поговори с ней! – разозлилась я и передала трубку Мисс Бесконечности. Влас не верил, что я у старушки.

– Здравствуй, Власик, – бодро сказала та. – Машенька останется у меня. Что почему? Потому что я себя плохо чувствую, – и голос из энергично-неунывающего мгновенно превратился в скрипучий, будто она умирать собралась. – Что-то сердечко пошаливает, Власик. Годы, годы берут свое.

– И все-таки мне это не нравится! – напоследок выговорил мне Влас.

Это была поистине Вальпургиева ночь, действие которой происходило не на горе Броккен, а в Вавилоне, при возведении знаменитой башни: присутствующие резвились, безумствовали, я бы сказала, бесновались, совершенно не слыша и не понимая друг друга.