Она посмотрела на него, чувствуя, что обида постепенно отступает. Выглядела наверняка безумно, если судить по тому, как колотилось ее сердце. Возможно, выйти сюда посреди ночи в пижаме не самый неудачный способ добиться своего. Впрочем, Сера не сомневалась, что Брэд выше всевозможных пошлых сценариев.

– Что вас связывает с погонщиком верблюдов? Это секрет?

Он смотрел на нее, а мозг лихорадочно работал.

В самом деле? Он не мог даже…

– Мы с Салимом знаем друг друга вне работы. Это вопрос этикета.

– Он ваш друг?

– Он мой дядя, – выпалил Брэд. – Ну, почти дядя. Двоюродный брат моей матери.

На какое-то время Сера онемела. Брэд наполовину бедуин?

– Что он делает в Аль-Сакре?

– Работает здесь погонщиком с самого открытия отеля. Отель граничит с землями его рода. Это он помог мне поступить в охрану шейха.

Погонщик верблюдов.

– Должно быть, очень уважаемый человек, если его рекомендации так высоко ценятся.

– Бедуины судят о человеке не по той работе, которую он выполняет, а что он собой представляет. Род Салима древнее, чем род шейха.

– И когда вы приезжаете в отель, делаете вид, что незнакомы с ним?

– Это не секрет, мы просто не хотим акцентировать нашу связь. Начальство конечно же знает об этом. Но больше никто. Это желание Салима, и я его уважаю.

– Кузен вашей матери. Так вот откуда ваша смуглая кожа?

– Она выросла за границей.

– А ваш отец австралиец? – Брэд кивнул. – И вы выросли там, но живете здесь?

– Я здесь работаю. Как тысячи других репатриантов.

Интересно, кем он себя считает: арабом или австралийцем?

– Вдали от семьи?

– У меня здесь масса родственников.

– А ваши родители?

– Вокруг нас огромный мир, Сера. Большинство людей уезжают из дома в двадцать лет.

Она частенько чувствовала, что живет в каком-то изолированном пузыре. Как могло случиться, что ей никогда не приходило в голову просто разорвать его. Уехать. Неужели она настолько не готова к жизни в реальном мире?

– Ваше знание арабской культуры от матери?

– Моя мать во многом отказалась от своей культуры, когда вышла за отца. Это ее выбор. Все, что я знаю, от моего дяди.

– Так вот почему вы так хорошо понимаете Омара. Вы тоже выросли в отрыве от своей культуры.

– Я вырос, как вырос. Если бы мама следовала своим традициям, я бы, наверное, тоже придерживался их. Но она этого не делала, а значит, и я тоже. Меня никто не ломал.

И я не нуждаюсь в лечении. Подтекст очевиден.

Сера замолчала, чтобы охладить несколько излишнюю горячность, вызванную ее вопросами. Дать им обоим вздохнуть свободно.

– Я отдала бы все, что угодно, чтобы знать обе половины своей семьи. – Она вздохнула.

Его взгляд смягчился и наполнился чем-то похожим на понимание. Возможно, даже сожаление.

– Да, понимаю. Я был почти взрослым, когда познакомился с Салимом и его семьей. Здесь ко мне отнеслись как к сыну. У меня вдруг появились братья и сестры.

– А у меня не могло быть ни сестер, ни братьев, я даже не понимала этого.

– Если бы вы спросили отца, он рассказал бы о матери?

– Да, наверняка. Но он сам толком ничего не знал. – Сера почувствовала стыд, который испытывала всегда, думая о своем рождении. – Он даже не знал ее фамилии.

– Подождите. Значит, он взял у незнакомых людей маленького ребенка просто потому, что поверил, что ребенок от него?

– Она действовала анонимно, через адвоката. И еще прислала результаты теста ДНК, которые он перепроверил. Но он мог бы их и не делать. Отец сказал, что я была как две капли воды похожа на него в детстве.

– Я видел вашего отца в Сети. По-моему, вы совсем не похожи.

– Сценический грим. Дым, зеркала. Он может спокойно пройти по улице, и никто его не узнает. В нем будут видеть просто соседа. Это очень хорошо, в определенном смысле.

– Скажите мне вот что, Сера. Не являются ли все ваши выходки попыткой привлечь его внимание?

Господи. Он говорит так, словно ей все еще десять лет.

– Мои выходки? Я принимала участие в нескольких демонстрациях протеста и собирала деньги.

– И оказались под арестом за проникновение в частную лабораторию. Мне просто интересно, вы всегда отличались столь активной жизненной позицией?

Сера смотрела на него и думала, что бы он сказал о ее бесконечных попытках стать исключительным ребенком.

– Я хорошо училась и много работала. Не курила и не напивалась на вечеринках. Окончила университет с отличием.

– Это не совсем то, что нужно, чтобы завоевывать друзей и пользоваться авторитетом у подростков.

– Я не собиралась завоевывать друзей. Я хотела, чтобы меня уважали. Мои воспитатели, мои учителя.

– И ваш отец?

– Конечно.

– Не получилось?

– По правде сказать, нет. Хорошую девочку он не замечал. Но я была слишком добросердечной, чтобы стать по-настоящему плохой.

– А ваш арест?

– Я думала, он будет доволен, если увидит, что я унаследовала от него чувство социальной справедливости.

– И как, получилось?

– Нет. Думаю, он считает, что это его фишка. Его бренд. Возможно, больше надуманный, чем реальный.

Понятно, что фирму, занимавшуюся его пиаром, вовсе не обрадовало, когда она пошла тем же путем. Отвлекая внимание на себя.

– Знаете, а вы довольно крепкий орешек, учитывая все это.

– Я бы не сказала.

Рука Брэда скользнула по ее ноге и пожала ступню, будто руку.

– Нет, вы сильная. Сильнее, чем думаете. – Он произнес это так уверенно, что она поверила. – Иначе бы вы не стремились доверять еще кому-то, когда прошло так мало времени после истории с лабораторией.

– Вы имеете в виду Марка?

– Мне жаль, что так получилось, Сера. Вы этого не заслужили.

– Я сама на это пошла. С широко открытыми глазами.

– Вы вините себя?

– Конечно.

– Сблизиться, чтобы воспользоваться вашей известностью, это низость. Вспомните о своих достоинствах и идите вперед.

Сере не хотелось, чтобы он ее утешал, ему тоже.

– Кажется, вы называете это затаиться.

– Исцелиться.

– Если и есть на свете подходящее место, оно определенно здесь.

– Ну, видите, мы с вами нормально беседуем. – Она засмеялась. – И довольно безобидно.

Но вдруг разговор иссяк. Эта сильная рука, сжимавшая ее ступню, кривая улыбка и бездонные серые глаза, смотревшие на нее… Сера не могла произнести ни слова. А чтобы издавать звуки, надо ведь как-то дышать, верно? Единственное, что хоть как-то реагировало, – глаза, правда, и они, будто притянутые магнитом, следовали за его глазами.

За этими бездонными загадочными глазами.

Только густые ресницы спасли ее от того, чтобы не упасть под их взглядом. Рука Брэда соскользнула с ее ступни, и он, оттолкнувшись от стены бассейна, отплыл на безопасную середину. На расстояние, которое предписывали профессиональные нормы.

– Вы празднуете Рождество? – неожиданно спросила она.

– Что значит праздную?

– Ну, знаете, родственники, подарки, угощение.

– Если под Рождеством понимать это, то да. С родственниками со стороны отца. Только не в этом году, как вы сами понимаете.

Потому что он возится с ней.

– Мне жаль.

– Я свяжусь с ними по скайпу. Возможно, даже надену галстук. Если, конечно, у вас нет других планов на этот день.

– Господи, нет. Я совсем не хочу портить вам праздник. Я достаточно часто делала это в своей жизни.

– Как вы проводили Рождество?

– Тихо. Если не случалось чуда, – и папа оказывался дома. Тогда оно могло быть каким угодно, только не тихим. Он приводил полный дом друзей-музыкантов. Это какое-то безумие.

Из одной крайности в другую.

– Значит, даже находясь дома, отец умудрялся испортить вам Рождество?

Она засмеялась. Брэд обладал даром заставлять ее легче смотреть на свои проблемы. Разгонять тучи так же, как сейчас его большие руки разгоняли воду в бассейне.

– А когда его не было?

– Я просила установить дежурство, чтобы никто не оказался полностью лишен праздника из-за того, что сидит со мной. Няня приходила утром. Учитель после полудня. Охранник вечером. Получалось хорошо. Так мне удавалось повидать всех.

– Понятно.

– Правда, все равно получалось, что я отрывала их от семей или планов, ведь они сидели со мной. И мне это не нравилось.

– Вам не нравилось, что вы делаете с каким-то другим ребенком то, что делала с вами профессия вашего отца?

Кому еще удавалось с такой легкостью понимать ее? Но именно сейчас, когда они начали друг друга понимать, из его глаз исчезли теплота и интерес. Сера мгновенно ощутила холод.

– Ладно, на счет меня можете не беспокоиться, – пошутил Брэд и свернул разговор к легкой болтовне. – Я даже рад, что пропущу этот год. До сих пор приходится отрабатывать в тренажерном зале прошлогоднюю индейку.

Получила?

Явиться ни с того ни с сего, чтобы загладить предшествующую грубость, оказалось еще большей бестактностью. И навязчивостью. Может, днем это и ее терраса, но пока он здесь спал, – его спальня. А она пришла без стука. Даже если он по доброй воле решил развлечь ее, потакать разгулявшимся гормонам уж точно не обязан.

– Как думаете, теперь вы сможете заснуть?

– Да, спасибо, думаю, смогу. Спасибо за беседу.

Он кивнул. Очень по-военному. Как положено. Она почувствовала, что уже скучает по тому Брэду, каким он был несколько минут назад. Но, за неимением лучшего, хорошо уже и то, что он здесь.

Сера поднялась, но вдруг тончайший слой песка, покрывавший все вокруг, смешавшись с водой из бассейна, превратился в предательскую скользкую пленку, и она почувствовала, как нога выскальзывает из-под нее. И совсем не изящное голливудское падение в гостеприимную воду лицом вниз, сопровождаемое театральным возгласом, жуткий резкий хрип, когда она ударилась задом о край бассейна, боль, когда зубы, резко сжавшись, прикусили язык.