Собрав игрушки дочери, она стала нервно расхаживать по коридору и вдруг заметила, что ее бледно-голубые лодочки оставляют следы на только что почищенной ковровой дорожке, как будто по снегу пробежала какая-нибудь обезумевшая белка. Сняв туфли, она снова прошлась по ковровой дорожке пылесосом, а затем уселась за кухонный стол и закурила третью сигарету.

Десять часов. Четверть одиннадцатого. Десять часов двадцать минут…

В половине одиннадцатого Джинни услышала шаги и стук в дверь. Она в последний раз затянулась, затушила окурок и пошла к входной двери.

– Доброе утро. – На пороге стоял Эдди, вымытый и причесанный, как маленький мальчик перед церковной службой.

– Входи, – пригласила Джинни.

Он переступил порог. Женщина на мгновение сжалась, словно опасаясь, что в ту же секунду завоют сирены, но улица была все так же погружена в тишину. Джинни проводила гостя к кухонному столу, но Эдди уселся на диван, поэтому ей пришлось расположиться напротив.

– Хороший райончик, – сказал гость. – А нас поселили в небольшом двухквартирном доме на Альварадо.

– Ужас, – искренне посочувствовала Джинни. – Хочешь чего-нибудь? Кофе? Сигарету?

– Я не курю «Вирджиния слимс», – улыбнулся Эдди.

– У меня есть «Честерфилд» и «Лаки страйк».

– Может, потом, – заартачился Эдди. – Спасибо.

Джинни улыбнулась и закурила. Мужчина пошарил взглядом по комнате:

– Итак, где она?

Джинни захлопала ресницами:

– Кто?

– Ребенок. Новорожденная девочка.

– А-а-а, – вырвалось у Джинни. – Она пошла гулять с няней. А что?

– Серьезно?

– Да, они пошли в библиотеку, а затем в парк.

– Она уже настолько взрослая, чтобы ходить в библиотеку и парк?

– Почти два года.

Эдди завороженно покачал головой:

– Ну да. А я представлял себе совсем маленькую девочку. А что двухлетние дети умеют? Она уже ходит? Говорит?

– Ходит, говорит пока мало. У нее темные волосы и длинные-длинные ресницы. Она совсем на меня не похожа, – поделилась Джинни.

Эдди улыбнулся. Хозяйка дома встала и направилась к мини-бару.

– Чего тебе налить? – спросила она.

– В половине одиннадцатого утра? – рассмеялся мужчина.

Пожав плечами, Джинни налила каждому джин с тоником и с лучезарной улыбкой протянула гостю стакан.

– Ха-ха… Ладно, ты права. Есть места, где всегда пять вечера.

Эдди принял стакан без дальнейших возражений. Джинни села рядом с ним на диван. Их колени почти соприкасались – могучие, обтянутые штанами цвета хаки, и стройные, зазывно белеющие под колготками. Она протянула руку и прикоснулась к его колену.

– С тобой всегда было весело, – замурлыкала Джинни.

– Не знаю, как долго со мной будет весело, – засомневался Эдди.

Джинни кокетливо наклонила голову:

– Почему ты так говоришь?

– Ну, ты сама должна понимать: пора повзрослеть. Я и Эстель, мы оба из больших семей. У нее шесть братьев и сестер. Мы хотим по крайней мере столько же детей.

– Ого! – воскликнула Джинни.

– И мы уже приступили к делу, – улыбнулся Эдди. – Первенец – на подходе, в апреле рожать.

Джинни накрыло какое-то иррациональное чувство обиды, как если бы ее ударили по лицу. В животе все как будто сжалось в кулак. Глаза наполнились горячими слезами. Она почувствовала себя рассерженной маленькой девочкой, которая потерпела поражение, играя в настольную игру, и в ярости готова сбросить фишки со стола.

– Поздравляю, – сказала она.

Эдди поднял стакан, как перед тостом, и залпом осушил его.

Чего она вообще от него хочет? Когда Джинни увидела бывшего любовника у Фрэнксов, ее первым желанием было стремглав бежать оттуда, но теперь, когда Эдди совсем рядом, она ощущала сильное притяжение. Это был не просто интерес, а внезапная мощнейшая потребность. Ей нужны его восхитительные взгляды, доказательство, что она неотразима. Конечно, он улыбался, возможно, даже флиртовал, но очарованным ею, похоже, не был. Он женился на пустоголовой маленькой кобылке, которая нарожает ему шестерых детей. Это не должно задевать Джинни. Она задействовала все рычаги: припудрилась, завила волосы, надушилась, обула туфли на высоких каблуках, надела самую сексуальную одежду.

– Что тебе больше всего запомнилось со времен Бельвуара? – спросила она, протягивая ему очередной стакан.

Эдди погрузился в воспоминания, до боли похожие на те, что лились рекой из Митча в моменты вдохновения. У гостя была уйма веселых картинок из прошлого, вот только ни в одном из сюжетов не фигурировала Джинни. Несколько стаканчиков освежили в памяти множество забавных историй. Они просто падали со смеху, их колени соприкасались. Да, они весело проводили время! Эдди стал рассказывать, как в детстве, когда он жил в Теннесси, за ним по полю гонялась корова.

– А это случайно был не бык? – хохотала Джинни.

– Нет, корова.

– За тобой погналась корова?

– Коровы бывают злыми. Их тоже можно рассердить, – не сдавался Эдди.

Женщина от души потешалась над ним и уже сама не могла понять, действительно ей весело или это часть игры. Решила, что, пожалуй, веселье настоящее, не наигранное – она разве что иногда подбрасывает дровишек в костер.

– Не важничай, – фыркнул Эдди. – Ты просто не знаешь коров.

– Это точно, – не стала отрицать Джинни. – Эдди! Не обижайся. Очень интересный рассказ.

Мужчина улыбнулся:

– Серьезно?

Она придвинулась достаточно близко, чтобы дотянуться и разгладить складку на воротнике его рубашки.

– Самый лучший. – Она провела кончиками пальцев по его плечу. – Ты скучаешь по Бельвуару?

– Не по работе, во всяком случае.

– А по мне?

Он молча выпил стакан до дна.

– А теперь ты, Эдди, стал солидным мужчиной, не правда ли? – ворковала Джинни. – Я помню тебя совсем мальчишкой, который застенчиво улыбался, когда я вносила шоколадный торт с орехами.

– Мне уже двадцать четыре, – напомнил молодой человек.

– Когда мы были вместе, ты был очень юн – ну чистый выпускник старшей школы. Армейские жены втихомолку посмеивались над тобой, хотя все считали, что ты просто красавчик.

– Знаю, – вздохнул Эдди.

Джинни встала, снова наполнила стаканы и вернулась обратно на диван. Она сбросила туфли-лодочки, и теперь они стояли, поблескивая, в углу, словно туфельки выросшей куклы Барби.

– Конечно, я не стану притворяться, что твои приятели не уделяли мне внимания, – призналась Джинни.

– Был какой-то разговор, – кивнул Эдди.

– Надеюсь, ничего уничижительного?

– Конечно нет.

– Помню, мы все немного выходили за рамки приличий. Может, там какой-то особый воздух?

– Но мы с тобой были самыми неприличными, самыми плохими.

Это была фраза, которую она жаждала услышать. Таким образом, победа осталась за ней, что, конечно же, придало ей уверенности в себе.

Эдди поставил стакан на кофейный столик. Джинни потребовалась вся ее сила воли, чтобы не переставить его на специальную подставку, как положено. В окно было видно, как по противоположной стороне улицы прошли две мамаши, толкая впереди себя детские коляски. Джинни ощущала, как горит ее лицо. Эдди положил руку ей на колено. Женщина захихикала, и это стало сигналом для осмелевшего гостя. Он впился в ее накрашенные губы, а рукой тем временем нащупал пояс для чулок и расстегнул застежку.

– Ты знаешь толк в этом деле, – отстранилась Джинни, жадно хватая ртом воздух.

Голова закружилась.

– Тебе решать.

Он вновь наклонился, чтобы поцеловать ее, но Джинни, услышав шум за дверью, отпрянула от него.

– Почтальон! Прячься сюда.

Женщина неуклюже скользнула за спинку дивана.

– Черт! – прошипел Эдди и последовал ее примеру.

Они сидели на корточках за диваном и вслушивались в легкое шуршание ботинок почтальона на верхней ступеньке. Затем зашелестела почта, падая через щель на пол.

Джинни с облегчением рассмеялась и плюхнулась обратно на диван.

– Что ни говори, а это было очень… очень плохо.

Всякий раз, когда Эдди слышал слово «плохо», у него текли слюни, как у собаки Павлова. В тот же миг он подмял под себя Джинни. Женщина была на верху блаженства. Она лежала под ним, безропотно позволяя расстегивать пуговки на платье, возиться с крючочками бюстгальтера, стягивать комбинацию и трусики. Ни с того ни с сего она вдруг обеспокоилась, не свешивается ли его нога с дивана.

– Твоя нога… нога, – шептала она, но Эдди, судя по всему, такие мелочи не тревожили, хотя, возможно, он просто не понял, о чем речь.

К тому времени как Марта привела Анджелу домой, Эдди уже и след простыл, а стаканы были вымыты и вытерты. Джинни чувствовала себя так, словно побывала под грузовиком.

– Мама! – закричала Анджела, влетая в дом, но Джинни, погладив дочурку по голове, повела ее обратно к няне. – Извините… прошу прощения, но у меня снова ужасная мигрень.

– О нет, – всплеснула руками Марта.

– Не могли бы вы остаться до конца дня? Не думаю, что смогу заниматься Анджелой, когда у меня в голове стучит отбойный молоток.

– Я… Да, конечно, мэм.

– Спасибо, Марта. В буфете найдете тушеную фасоль.

Анджела очень любила тушеную фасоль с кусочком белого хлеба.

Джинни проплыла в спальню, где уже были опущены жалюзи. Из-за этого комната оказалась погружена в умиротворяющий сумрак. Женщина опустилась на кровать, все еще ощущая тяжесть мужского тела, легкую припухлость губ после поцелуев, которыми ее баловали нечасто, приятное отупение, вызванное алкоголем… Джинни слышала, как Марта включила телевизор в общей комнате. Приглушенный шум подействовал на нее как колыбельная. Больше ничто не тревожило Джинни. Она погрузилась в сон.


Нэт

Со времени отъезда Пола от него пришло два письма. Одно было написано на борту грузового самолета, летевшего в Гренландию. Муж писал об океане, который он увидел в малюсеньком иллюминаторе, о том, как он скучает по Нэт и надеется, что она хорошо питается и много отдыхает. «Не забывай обращать внимание на все, что происходит вокруг, и всегда будь осторожна», – напоминал он. Нэт решила, что таким образом муж проявляет заботу о ней, хотя это уже попахивало паранойей. Ей хотелось, чтобы Пол больше рассказал о самолете. Она ни разу в жизни не летала и даже не смела мечтать об этом.