Мгновение девушка разглядывала сверкающие на её ладони изумруды и бриллианты, а затем подняла голову и увидела прямо перед собой ящики платяного шкафа. И ей вспомнился совет тетушки насчёт мест, где хорошо прятать различные вещи.

Софи пересекла комнату и выдвинула нижний ящик. Достав пару чулок и развернув их, она опустила ожерелье в один из чулочков. Затем она снова их скатала, положила в самый низ ящика, похоронив под чулками, подвязками и лентами, и закрыла ящик.

Тётушка уверяла, что ни одному мужчине не придёт в голову копаться в наиболее интимных женских предметах туалета, а тётушка была знатоком в том, что касалось поисков в ящиках.

Три года назад Софи очень сетовала на дополнительные расходы, на которые пришлось пойти, когда некоторые жильцы настояли на том, чтобы в двери были вставлены замки. Сейчас же она была очень рада, что выполнила эту просьбу. Теперь она могла понять их желание обеспечить себе уединение. И отныне девушка была твёрдо намерена запирать комнату на время своего отсутствия, хотя раньше она этого и не делала.

Довольная тем, что нашла самое лучшее место из всех возможных для того, чтобы спрятать ожерелье, и тем, что она сделала всё для того, чтобы инспектор Данбар не смог раскрыть секрет её тетушки, Софи переоделась в ночную сорочку и юркнула в постель. Она закрыла глаза, но прошло много времени, прежде чем она погрузилась в сон. Софи продолжала задаваться вопросом, почему он вдруг заговорил о вишнях.

***

Вокзал Виктории[55] был самым оживлённым железнодорожным вокзалом во всей Англии. Ежедневно на протяжении всего года через его двери проходило бесчисленное множество пассажиров. Однако сейчас, когда вся страна праздновала бриллиантовый юбилей королевы Виктории, вокзал был буквально переполнен пассажирами и носильщиками. Свист паровых двигателей, грохот багажных тележек, бесконечные разговоры находящихся здесь людей сливались в такой гул, что нормально разговаривать здесь оказывалось затруднительно.

– Я уверена, что Шарлотта была счастлива, получив моё письмо с сообщением о том, что Агата будет жить у неё, а не у нас, – Вайолет постаралась перекричать шум, пока они с Софи шли к огромному стенду, на котором мелом писали информацию о прибывающих поездах. – Она предпочитает, чтобы именно так всё и было.

– Она, может быть, и довольна сложившейся ситуацией, но мама вряд ли будет рада, – крикнула в ответ Софи. – Она будет в ярости.

– О, нет, она должна понять. Если она не проявит понимания, ужин будет совершенно ужасен.

– Разве он не всегда такой?

Вайолет предпочла не отвечать. Она пробежала глазами надписи на стенде и указала на написанную почти посередине строчку.

– Йоркширский экспресс прибывает к платформе номер двенадцать.

Софи шла следом за тётушкой, пробираясь среди множества спешащих людей к платформе, к которой прибывали поезда с севера. Шарлотта и Гарольд уже ждали их. Сестра Софи наблюдала за их приближением с обычным для неё неприветливым выражением лица.

Когда Софи и Вайолет перешли платформу и почти дошли до своих родственников, пожилая женщина обняла девушку за плечи и шепнула ей:

– Не позволяй Шарлотте расстраивать себя, дорогая.

– Не позволю, тётушка, – заверила её Софи. – Я давным-давно смирилась с тем, что Шарлотта презирает меня.

– Она боится тебя. Это страх, а не презрение.

– Я знаю.

Наконец, они подошли к Шарлотте и Гарольду. Сестра Софи поздоровалась с ними со свойственной ей любезностью.

– Опаздываете, как обычно. Вам просто повезло, что поезд также прибывает с задержкой.

Софи так сладко улыбнулась сестре, что почти почувствовала себя дурочкой от этого. В такой ситуации только ненормальные могут так широко улыбаться.

– Везение здесь ни при чем. Я знала, что поезд опоздает.

Шарлотта ненавидела, когда Софи упоминала или намекала на свои сверхъестественные способности, и на слова сестры она смогла ответить только скептическим хмыканьем. Её муж беспокойно шевельнулся, переступил с ноги на ногу, оттянул воротничок рубашки и откашлялся. Было очевидно, что он чувствовал себя неловко.

И Софи знала, почему. Он тоже её боялся, и причина его страха была достаточно серьёзная.

Гарольд шагнул к Вайолет и принялся болтать о том, что в этом году весна необычайно теплая. Слишком тёплая для этого времени года.

Про Гарольда Тамплина можно было сказать, что он обладал высоким ростом, ничем не примечательной внешностью, острым умом и низкими моральными принципами. Он воровал деньги из трастовых фондов своих клиентов, снимал для своей любовницы, красавицы блондинки, роскошную квартиру недалеко от своего офиса в Сити[56] и не испытывал к своей жене ни капли тёплых чувств. Софи знала всё это, но её это не тревожило. Сейчас её собственная жизнь была именно такой, о какой она всегда мечтала, и только это её заботило. Софи жалела свою сестру, но не потому, что муж не любил её, а потому что сама Шарлотта была неспособна любить.

И следующие слова Шарлотты подтвердили это. Она наклонилась к Софи и прошептала:

– Не могу поверить, что мама хочет, чтобы мы снова вывели тебя в свет! Будто бы от этого будет хоть какой-нибудь толк! Я только что родила, и все эти многочисленные балы и приёмы будут мне вредны!

– Мне жаль, Шарлотта, что ты не очень хорошо себя чувствуешь, – ответила Софи, прекрасно понимая, что её сестра ни за что не пропустила бы ни одного мероприятия, устроенного в честь юбилея королевы Виктории. Не пропустила бы, даже если бы родила нескольких детей одновременно. – Ты говорила с врачом?

– Не надо играть в эти игры, изображая сестринскую заботу обо мне! – прошипела Шарлотта. – Мама намерена подыскать тебе мужа. Как будто это вообще возможно! Кроме того, мы обе прекрасно знаем, что тебя не заботят ни я, ни моё здоровье. И никогда не заботили! Единственное, что тебя волнует, это ты сама!

Обвинения Шарлотты были настолько несправедливы, что Софи пришлось прикусить губу, чтобы удержаться от резкого ответа. Она встречалась с сестрой и её мужем только тогда, когда в город с визитом прибывала их мать. Всё остальное время они не виделись, и в такие моменты, как сейчас, Софи понимала, как ей повезло, что она может избегать общения со своими родственниками. Каждая их встреча заканчивалась перебранкой, словно обе они так и не переросли своё детство, когда любой повод, даже самый глупый, становился поводом для соперничества и ссоры – например, кто первым прокатится на новом пони, кто первым будет мешать рождественский пудинг или кто из них двоих больше нравится симпатичному сыну местного сквайра[57]. Но сейчас они взрослые, и Софи не собиралась обмениваться оскорбительными замечаниями с Шарлоттой. К счастью, в этот момент прибыл поезд и избавил Софи от необходимости продолжать разговор с сестрой. Хотя, как она подозревала, прибытие поезда означало, что худшее ждало её впереди. И первые же слова матери подтвердили подозрения Софи.

Когда Агата сошла с поезда, Шарлотта приветствовала её словами, которые не могли не вызвать у их матери недовольства.

– Мама, как хорошо, что ты приехала. И я так рада, что в конце концов, ты будешь жить у нас с Гарольдом!

Агата нахмурилась, и её худое лицо покрылось недовольными морщинами. Она повернулась к Вайолет.

– Разве ты не получила мое письмо?

– Получила, дорогая сестра, – спокойно ответила Вайолет, не обращая внимания на недовольство Агаты, потом наклонилась и чмокнула ту в щеку. – Но его доставили нам только вчера. У нас не было времени, чтобы написать тебе и объяснить.

– Вайолет, что здесь можно объяснять? Бриллиантовый юбилей нашей королевы – это идеальная возможность для выхода Софи в свет. Как она вообще сможет выйти замуж, если всё, что она делает, это копается в своём саду?! Как она сможет встретить подходящего молодого человека? Ты была не слишком настойчива в своих попытках найти Софи мужа, так что я решила, что пришло время действовать мне.

– Конечно, – ответила Вайолет. – Я совершенно с тобой согласна, но, боюсь, будет невозможно делать это в нашем доме на Милл-стрит. У нас просто нет комнат. Мы сдали последние свободные апартаменты как раз перед тем, как получили от тебя сообщение, что ты хочешь поселиться у нас. Мы не можем выбросить беднягу на улицу, он такой приятный человек!

Софи чувствовала, что с каждым словом тётушки раздражение её матери растет, и она выступила вперед, надеясь, что сможет разрешить конфликтную ситуацию компромиссным решением.

– Мама, это ни в коем случае не повлияет на твои планы. Возможно, возникнет некоторое небольшое неудобство, но я буду посещать все торжества, которые ты подберешь для меня, – а если ей потребуется предлог, чтобы сбежать с какого-нибудь особенно ужасного мероприятия, она придумает его позже. – В этом вопросе я полагаюсь на тебя, леди Фортескью и Шарлотту.

Её уловка сработала. Агата кивнула в знак согласия и поцеловала дочь в щеку.

– Я рада, что ты, наконец, одумалась и перестала страдать по лорду Кенли, – женщина замолчала, оглядела Софи, и её лицо приняло такое разочарованное выражение, что Софи тотчас же захотела взять назад свои примирительные слова.

– Что это на тебе надето? Это не то платье, которое ты носила прошлым летом? И позапрошлым тоже? – Агата рассматривала её поношенное шёлковое жёлтое платье, украшенное множеством зелёных бантиков, которые сейчас (разумеется!) были развязаны, с поистине трагическим выражением лица. – Дорогая, ну почему ты всегда так неряшливо одета? – она попыталась завязать банты на юбке дочери, но быстро сдалась, придала шляпке Софи более модный угол наклона, разгладила рукава её платья – словом, стала обращаться с Софи так, будто той снова было шесть лет.

– Шарлотта, мы просто должны отвести Софи к хорошему портному. Это платье уже года три как вышло из моды. И, к тому же, у твоей сестры отсутствует свойственное тебе чувство моды, и ей понадобится помощь, чтобы выглядеть прилично.