– У меня есть машина, у меня есть сын и нет мужа, и если кто-то откроет про это свой рот, я сама лично закрою его так, что пожалеете о том, что лезли в мои дела!

Большинство соседей в ответ на эту тираду только пожали плечами, не желая связываться со скандальной бабой, но нашлась одна, точно такая же, как Чинара, и она почувствовала, что на ее лавры кто-то покушается, поэтому сразу возненавидела Чинару и пригласила её на чашку кофе. Началась настороженная дружба, которая в один момент могла перерасти во вражду, и так оно и случилось. Скандал слышали все, кто жил в том же подъезде. Соседка называла Чинару шлюхой, чем, правда, никого не удивила. Ответные слова Чинары были призваны не оскорбить, но деморализовать противницу: та была бездетной и мечтала о ребенке. Несколько раз у неё случались выкидыши, это её несказанно печалило, и вот Чинара заорала:

– Твой живот на кладбище похож!

Тогда соседка завопила и непременно спустила бы Чинару с лестницы, если бы вовремя подоспевший Орхан не увёл сопротивляющуюся и рвущуюся в бой мать подальше от позора. В общем, его появления всегда были некстати.

– Петли надо смазать, – сказал Орхан.

– Был бы мужчина в доме – смазал бы, – отрезала Чинара, дуя на ногти, чтобы поскорее высохли.

– Вот поэтому папа тебя бросил.

– Он меня не бросил! – окрысилась Чинара. – Я его выставила, и он так огорчился, что пытался себя убить, не помнишь, что ли?! Ну вот, ноготь смазала из-за тебя. Где ты шлялся?

– Я тебе говорил, что буду на даче у Самира. Ты была, как всегда, занята и не услышала. Рассматривала на «Фейсбуке» фотографии своего учителя танцев. Позорные ваши фотки совместные.

– Ай, мало говори! – отмахнулась Чинара. – Ты всё ещё встречаешься с той… как её?

– Не знаю, о ком ты говоришь, – холодно ответил Орхан.

– Я не хочу, чтобы ты просрал свою жизнь! Ты – мой единственный сын!

– И что, ты меня в папы римские готовишь?

– Тебе лишь бы издеваться. Куда пошёл! Вернись, я сказала! – Но Орхан уже ушёл в другую комнату, чтобы больше не разговаривать с матерью. К тому же он солгал ей, что был на даче.

Он вернулся из самого странного путешествия в своей недолгой жизни. А произошло всё из-за этой Тани, которая бросила Рауфа после пяти лет отношений. Вроде всё было прекрасно, ещё вчера влюблённые щебетали и кормили друг друга с вилочки, вызывая у своих одиноких друзей глухое раздражение. А затем она просто объявила ему, что всё кончено, и даже не дала никаких объяснений. Тогда Рауф отправился выпивать в компании Агабалы, хорошего друга. Друг этот был геем.

Агабала, или просто Балашка[16], как его называли близкие друзья, подобно многим, приехал в Баку учиться, и он действительно учился, хотя поступил совсем не туда, куда мечталось его родителям. Они видели его экономистом, далёкий же от презренных материй Балашка хотел стать кинорежиссёром. Он уже снял одну короткометражку, которая принесла ему славу в узких кругах и репутацию чуть ли не гения. Друзья возлагали на него большие надежды и не могли дождаться того счастливого момента, когда Балашка пустится в свободное плаванье и поднимет национальный кинематограф до мирового уровня. Ориентацию свою он не выпячивал и не скрывал, но, вращаясь в среде людей творческих, редко становился жертвой предрассудков. Конечно, не было бы ничего загадочного в том, что Рауф позвал его с собой пить, если бы он позвал ещё кого-то из друзей. Но он не позвал, и, как оказалось, к счастью.

Пока из недр искорёженного автомобиля извлекали тело Балашки, целого и невредимого Рауфа рвало на обочине, а вокруг стояли в полном сборе ближайшие друзья – всего шесть человек, в том числе и Орхан, – и думали, что делать дальше. Рауф не страдал от недостатка денег, зато страдал от избытка совести, так что волновал его не баснословный штраф за вождение в нетрезвом виде, а погибший Балашка и всё то, что он мог бы создать, но теперь уже не создаст.

– Мы никогда не посмотрим его фильмов! – рыдал он. Никто не нашёл слов утешения, потому что все подумали о том же.

– Как я посмотрю в глаза его родителям? – хрипел Рауф.

– У него ещё брат и сестра были, – припомнил Орхан, намекая, что в семье есть запасные дети. Но Рауфу стало только хуже, и он вцепился пальцами в волосы.

После двух дней тяжёлых раздумий – тело Балашки отправили к родным, обратно в деревню, из которой он отчаянно желал вырваться навсегда, – друзья решили: им надо поехать всем вместе и отвезти деньги родным погибшего, а Рауф останется. Он так и не решил, как же ему смотреть в глаза родственников Балашки. А тут ещё объявился возлюбленный Балашки – субтильный истеричный юнец, который кричал и называл Рауфа убийцей. К счастью, этого оказалось легко утешить деньгами.

Шестеро друзей с тяжёлыми сердцами отправились в путь. Орхана как самого наглого и закалённого в бесконечных боях с матерью решили выпустить парламентарием. Он должен был вручить деньги родителям Балашки и сообщить, что Рауфу стыдно. Очень-очень стыдно.

Им пришлось долго кружить по улицам, поскольку выяснилось, что никто толком не знал, где жила семья Балашки. Под конец, уже отчаявшись, они нашли дом, стоявший рядом с огороженным заболоченным участком. Они вылезли из машины и невольно замялись: никому не хотелось делать первый шаг к дому, двери которого были распахнуты, потому что люди непрерывно входили и выходили. Стоя перед бескрайним, сочно-зелёным болотом, от которого пахло колдовством и лесом, Орхан подумал о том, что охотно пожил бы здесь месяц-другой, слушая только шум ветра в кронах деревьев, густым покровом укутавших окружающие горы, да кваканье лягушек, смолкавшее перед закатом.

– Ну что, пошли, – сказал он наконец, с трудом оторвавшись от созерцания окружающих пейзажей.

Первым, кого они встретили в доме, был дядя Балашки. Орхан, после приличествующих обстоятельствам встречи слов, объяснил, что они друзья того, по чьей вине погиб Балашка, и пришли, чтобы передать материальную компенсацию, которая, конечно же, не возместит семье тяжёлой потери, но, по крайней мере, свидетельствует о том, что Рауф очень сожалеет о произошедшем, осознаёт свою вину и ему стыдно настолько, что он не в силах приехать сам. Нельзя ли увидеть родителей?

– Ай, заходите, гостями будете! – воскликнул дядя и поспешил в глубину дома, откуда доносился голос муллы, читавшего молитвы. Друзья неуверенно переглянулись. Тем временем дядя Валашки что-то нашептал сидевшим в комнате мужчинам, после чего их лица оживились и просветлели. Они вскочили с мест и направились к прибывшим. Один был пожилым человеком («Отец Валашки», – с ужасом подумал Орхан), второй, похожий на Валашку, когда тот только приехал в Баку, очевидно, приходился ему младшим братом. Шестеро друзей невольно втянули головы в плечи.

– А-а-а, добро пожаловать! – воскликнул отец Валашки и крепко пожал им всем руки.

– Аллах рехмет элесин[17], – нестройным хором пробормотали друзья Рауфа, пряча глаза.

– Вот, Рауф передал вам… – Орхан протянул отцу Валашки пачку банкнот. – Он был другом вашего сына, и он очень сожалеет…

– Да, да, – беспечно перебил его мужчина и быстро сунул деньги в карман, не пересчитав их. – Ну с кем не бывает? Проходите в комнату. А почему Рауф сам не приехал?

– Ему плохо. Стыдно. – Орхан начал испытывать странное чувство. Ситуация стала слегка напоминать театр абсурда.

– Вай-вай-вай, ну зачем стыдно? Приехал бы, остался бы три дня справить, у нас такой плов будет, жена всю ночь стояла готовила, и халва у неё как цветочек! Ну ладно, раз не приехал, значит, не приехал, поздно звать уже. А вы чего здесь стоите, проходите, садитесь!

– Нет, мы, наверное, лучше пойдём, – пробормотал Орхан, поглядывая на своих друзей, которые подавали ему страшные знаки глазами: лучше свалить. Они начали потихоньку продвигаться к выходу, но тут из другой комнаты, где сидели женщины, вышли мать и сестра Валашки.

– Ну куда пошли?! – мать всплеснула руками. – Оставайтесь! А где Рауф-бей?[18] Почему не приехал?

– Он плохо себя чувствует после аварии.

– А-а-а. Ну Аллах сахласын[19]. А то приехал бы, повидались бы.

– Вы его знаете? – догадался Орхан.

– Нет-нет. – Всё семейство бодро замахало руками.

– Мы только о нём узнали, когда он чуть вместе с Агабалой не умер, – пояснил отец.

– Вы, наверное, его вините, – сделал Орхан ещё одну попытку вникнуть в происходящее.

– Виним? Нет, конечно, нет! – воскликнул отец.

– С кем не бывает, – добавил дядя.

– Хорошо, что с бедным мальчиком всё в порядке, Аллах сахласын, – добавила мать.

Шестеро друзей отлично провели время. Свежий воздух, природа, мимо накрытых столов то и дело проходили гуси. Все были очень приветливы с ними, хотя на похороны собралось непривычно мало народу. Очевидно, Агабалу здесь не жаловали, и его друзья знали почему. Когда они уезжали, отец Валашки сказал им:

– Всегда рады вам, будете поблизости – заходите, гостями будете! И Рауф-бей пусть приезжает, добро ему пожаловать! Обязательно передайте, пусть приезжает.

– Хорошо, – сказал Орхан. И подумал, что обязательно расскажет убивающемуся другу, что для семьи Валашки он герой, избавивший их от позора. И самое страшное – это то, что они никогда не поймут, чего лишилась страна в лице их «неправильного» сына Валашки.

На обратном пути друзья долго ехали в смущённом молчании, но потом Орхан не выдержал и заговорил:

– Какой смысл во всём этом? Валашка с самого начала был обречён. Мы все обречены. Нас мало, так мало, что мы рассеиваемся… вроде как золото в морской воде, понимаете? Поэтому мы не можем найти друг друга, а когда находим – не узнаём. Даже родителям на нас плевать. Думаете, если я завтра сдохну, моя мать поймёт, чего мир лишился?

Чинара перекрашивала ноготь, злилась и думала: как жаль, что прошло то время, когда сын зависел от неё материально и она могла пресечь его общение с неподходящими особами, просто перестав давать деньги на нужные в таких случаях расходы. Её раздражали и он, и его странные шутки, которых она не понимала. И вовсе они не позорные, эти фоточки. Они так мило смотрятся вместе, ей уже все знакомые сказали. Хотя, правда, они и про Чинару с Хафизом говорили то же самое. Её милые товарки готовы были сказать ей всё что угодно, потому что им была предоставлена солидная скидка и неограниченный кредит в салоне. Недавно Чинара обсуждала своего партнёра с самой близкой из подруг, той, которая чаще всех говорила правду.