– Это ни к чему. Запрети им.

– Он призывает их покаяться.

– В таком ужасном месте? – поразился Ирод и подумал: «Здесь царит смерть, но он думает не о своем, а о спасении других». – А что он говорит обо мне?

– Можно ли повторить, господин?

– Говори, не бойся!

– Он поносит тебя и госпожу, оскорбляет и обвиняет во множестве грехов.

Тетрарх оглянулся на Закарию, словно говоря: «Ты слышишь?» Грек напряженно внимал, боясь пропустить хоть слово.

– Что еще он говорит? – спросил Ирод.

– Вчера он что-то бормотал про свою смерть. Стражники ночью открыли решетку, чтобы проветрить и убрать в яме. Он рассказывал им, что ночью к нему явился Господь и утешил его. Теперь он не боится смерти. Он говорит, что среди нас есть Мессия, который спасет всех людей. А через него и покаяние Господь отпускает людям грехи. Еще он сказал, что недавно видел на базаре в Тивериаде свою смерть в облике прекрасной юной девы.

Ирод пришел в изумление. Опять Мессия?! Разве смерть может являться в облике девы? Она выглядит как черный демон с огненными глазами. Нет, этот человек и вправду смахивает на безумца.

Они двинулись по длинному темному коридору мимо маленьких камер, похожих на клетки. Все они были заполнены. Смотритель шел впереди, держа над головой пылающий факел. Гулкое эхо сопровождало шаги.

В камерах виднелись изможденные темные лица. Арестанты, услышав их, с надеждой припадали к решеткам и протягивали к ним свои худые дрожащие руки. Мольбы и стоны отчаяния, проклятия и гневные вопли неслись им вслед. Ирод проходил мимо с каменным лицом. Скорее, скорее выбраться из этого зловонного каменного мешка на свет!

Выйдя наружу, они очутились на замощенном камнем квадратном внутреннем дворе. Здесь в узких каменных ямах содержались особо опасные узники.

Снаружи двор был огорожен сплошным каменным забором, за которым росли сикоморы и секвойи. Их густые кроны спасали от палящего солнца. В углу в каменной чаше журчал фонтан. Выдолбленная к крепостной стене узкая витиеватая лестница вела на плоскую крышу.

Подойдя к яме, Рака поднял толстую решетку. Приглядевшись, Ирод различил в глубине лежавшего в неловкой позе Иоанна.

– Поднимите его! – отрывисто приказал Ирод и отошел. Нахмурившись, он следил, как раб, держа в руках веревку, спрыгнул вниз. Спустя некоторое время узника подняли и осторожно уложили на камни. Ноги, опутанные тяжелой железной цепью, не держали его.

Закария, увидев, в каком состоянии находится узник, бросился к нему. Встав на колени, он принялся дрожащими руками развязывать и осторожно снимать с него толстую веревку. Но она уже успела ободрать кожу на спине и груди. Глубокие ссадины кровоточили.

Воцарилось молчание. Ирод пораженно смотрел на начальника охраны, который ползал перед грязным бродягой на коленях и обтирал его лицо краем своей туники.

– Что ты делаешь? – в изумлении спросил он, приблизившись.

– Хочу привести этого человека в чувство, – с мукой в голосе произнес тот. Взгляд у грека был умоляющим и виноватым, как у побитой камнями собаки.

Ирод разозлился. Сердито отвернувшись от Закарии, он приказал смотрителю:

– Сними с этого человека цепь и покорми. Когда он придет в себя, приведи его наверх, – и, ссутулившись, пошел к лестнице, ведущей на крышу.

На крыше находилась обзорная терраса, огороженная белой балюстрадой.

Пол был выложен красивой мозаикой преимущественно холодных оттенков – от густого синего до светло-голубых и нежно-салатовых. Подобное сочетание цветов казалось человеку, пресытившемуся однообразной серостью пустыни, особенно приятным.

За золотым троном с подушками между мраморными колоннами, подчиняясь порывам горячего ветра, колыхались занавеси. Они натягивались, шелестели и трепетали, стремясь сорваться и улететь. Поодаль лежали ковры и множество подушек.

Глава 29

Отсюда открывался великолепный вид на окрестности Махэруза. Прозрачно-голубое небо сливалось вдалеке с блестящей чашей Мертвого моря и притягивало взгляд своим величием и первозданной красотой. Но Ирод ничего не замечал. Он облокотился на перила и задумался.

Сзади подошел Закария. Встал рядом. Угрюмо и молча посмотрел вдаль. Казалось, что руки начальника охраны, крепко державшие перила, окаменели.

Тетрарх искоса взглянул на застывшее лицо Закарии, на его руки и заговорил. В его тихом голосе звенела непонятная тоска. Сердце тетрарха болезненно сжималось. Странное предчувствие чего-то неотвратимого все глубже проникало в его мозг, с каждой минутой становясь все более осязаемым. Он в испуге огляделся – где подстерегает опасность? Но вокруг было спокойно. Лишь белое солнце сегодня особенно ярко слепило ему глаза.

– Это политическое дело особой важности. Узник будет казнен. Днем раньше, днем позже… Я дал Тиберию слово и должен его сдержать. Иначе какой из меня правитель? – В голосе Ирода проскользнула непонятная тоска и желание оправдаться. – Если я не сделаю этого, иудеи первыми донесут, Тиберий отстранит меня и поставит на мое место другого человека. Ты хочешь этого?

– Нет, – поколебавшись, признался Закария.

– Ты ответил не сразу. Ради сумасшедшего бродяги ты предаешь меня, своего господина? Если ты не поддержишь меня, завтра я сниму с тебя полномочия и ты навсегда покинешь Галилею. – Голос Ирода наполнился ядом и желчью.

– Я подчинюсь твоему решению, – грустно вздохнув, ответил Закария.

Ирод искоса взглянул на лицо воина, и сардоническая улыбка искривила его губы. Он вполголоса произнес:

– Начальник личной охраны ползает в ногах грязного бродяги, как презренный и жалкий плебей! Твое поведение говорит, что ты способен жить только рабом!

Закария удивленно воззрился на него. Гнев промелькнул в его серых глазах. Он смело и вызывающе возразил:

– Ты несправедлив ко мне! Взгляни, Ирод, разве я похож на раба? Или мои руки, обагренные кровью наших врагов и столько раз защищавшие тебя от них, до сих пор не доказали тебе обратного? В моих жилах течет кровь великого и свободного греческого народа. Не наша вина, что весь мир содрогнулся под пятой римских легионов. Я не умею льстить и пресмыкаться, как Сигон Элий Руф. Я откровенен с тобой и честно выполняю свой долг. Если понадобиться, отдам за тебя и твою семью свою жизнь. Это мой сознательный выбор! Разве раб способен это сделать? Нет. Но я не скрою, что ненавижу тиранию в любом проявлении. Особенно – когда она скрывается под маской лицемерия и показной добродетели. Моя мечта – чтобы все народы Галилеи могли свободно выражать свои мысли и чувства, не пресмыкаясь под деспотизмом римской тирании, которая подавляет свободу и их законы. Разве раб скажет тебе об этом открыто и прямо, как говорю тебе я?

– Почему же ты до сих пор рядом и служишь мне, если я кажусь тебе лицемерным тираном и деспотом? Не ты ли подбросил мне в Капуе ядовитую змею? – спросил Ирод. Едва заметная презрительная насмешка, подчеркивающая превосходство богатого патриция над плебеем, появилась на его губах.

– Нет, Ирод! Не я принес кобру, убившую моего лучшего друга Кастула. И ты это знаешь. И я не обвиняю тебя в твоих ошибках и тирании. Мы все – заложники политических обстоятельств, сложившихся вокруг нашей страны. И вынуждены им подчиняться, иначе нашу любимую родину будет сотрясать кровавая междоусобица. Хотя ты, Ирод, и жаждешь славы и могущества, но ты совершил много славных дел на благо нашей страны. И за это народы Галилеи всегда будут тебе благодарны. Но сейчас по твоему приказу беззащитного и больного человека, как опасного узника, заточили в каменный мешок и надели на ноги цепь. И по отношению к нему ты поступаешь как тиран. Прошу тебя: прояви сострадание к несчастному узнику. Покажи благородство души – отпусти его на свободу. Поверь, ты больше найдешь, чем потеряешь! – воскликнул Закария с болью. Глаза его безотрывно и испытующе смотрели на Ирода.

Однако тетрарх ничего не ответил на его пламенную речь. В этот момент в нем боролись высокомерие человека, обладающего властью, сожаление, тайное чувство вины и злость. Закария первым прервал затянувшееся напряженное молчание:

– Позволь мне хотя бы тайно вывезти его на границу Галаада. Я оставлю его там и велю уходить. Он навсегда покинет Галилею и отправится в другие края. Будет там читать свои проповеди.

– Нет! Разве ты не понял, что он неспроста избрал для проповедей окрестности Иордана? Он хочет посеять здесь смуту и поднять иудеев на новое восстание. Среди них найдутся предатели. Ты забыл, что я дал слово? – возмущенно выкрикнул тетрарх и нахмурился, почувствовав, как висок пронзила знакомая острая боль. На душе опять стало тоскливо. Почему он должен один принимать такое ответственное решение? Почему Закария не понимает его? И почему солнце сегодня так невыносимо слепит глаза? Раздраженный, он направился к высокому креслу из слоновой кости, чтобы присесть.

– Но он не призывает к бунту. Он проповедует крещение и покаяние ради прощения грехов, – возразил Закария, с надеждой глядя в спину тетрарха. В глубине души он знал: упрашивать бессмысленно. Но почему-то все равно продолжал настаивать на спасении пророка…

Ирод не ответил.

Вскоре воцарившееся между ними молчание было прервано. На лестнице послышался шум, затем показался блестящий лысый череп смотрителя. Самаритянин ловко, как обезьяна, выбрался на террасу. Следом появились два стражника, которые помогали Иоанну. Поднявшись, стражники подвели узника к тетрарху, встав у него за спиной.

Ирод приказал смотрителю и стражникам удалиться. Потом обратился к узнику:

– Расскажи, кто ты? Откуда пришел?

– Имя мое – Иоанн. А живу я в Иорданской долине, – ответил бродяга. Взгляд его черных глаз был грустным и доверчивым.

– Зачем ты ходишь по окрестностям моих городов и произносишь крамольные речи? Разве ты не знаешь, что подстрекательство к бунту преследуется по Закону об оскорблении величия?