– Нравятся. Они хороши. Но среди них нет той, что прекраснее солнца, – тихо ответил Ирод и обхватил хмельную голову руками.

– А ты нашел именно такую женщину? – выцветшие глаза трибуна загорелись от любопытства. Он приподнялся на локтях.

– Да! – ответил Ирод. Тиберий кивнул и с улыбкой откинулся на ложе.

– Теперь мне ясно, почему в Галааде брожения! Вместо того чтобы твердо управлять вверенной тебе провинцией, ты увлекся прекрасной женщиной и потерял голову, – пошутил Тиберий и понимающе хмыкнул. Отвернувшись от Ирода, он взглянул в центр зала.

Пьяные мужи повыскакивали с мест и, обхватив понравившихся девушек за плечи или талию, уводили с собой прочь из зала…

Ирод сидел, погруженный в мучительные сладкие грезы. Его снова отвлек хриплый голос Тиберия:

– Мне доложили, что ты присутствовал на казни. И вид растерзанного осужденного так разволновал тебя, что ты упал без чувств. Так ли это, тетрарх?

Ирод кивнул. Отвернувшись от трибуна, он недрогнувшей рукой налил себе вина, залпом осушил кубок и ответил:

– Твои люди доложили не всю правду. Я не терял сознания.

И стал сосредоточенно рвать зубами кусок жареной дичи, не глядя на Тиберия. Вокруг продолжалось буйное веселье. В триклинии воцарилось молчание. Спустя несколько минут Тиберий осклабил рот в хищной улыбке и с силой хлопнул сосредоточенно жующего Ирода по плечу.

– Мне нравится твое хладнокровие, Ирод. Ты храбрый воин и настоящий правитель. Твое поведение говорит об уверенности в собственной правоте. Так и быть! Я поверю, что ты выздоровел, и подожду твоих донесений, когда ты вернешься обратно в Галилею. Потом я решу, как поступить с тобой, – промолвил он с угрозой в голосе.

Отвернувшись от тетрарха, Тиберий воскликнул:

– Веселитесь, друзья! – и вытянул в сторону остальных наполненный кубок.

В ответ снова раздались хвалебные выкрики.

– Скажи, Ирод, ты был в Голубом гроте? – обратился Тиберий к тетрарху перед очередной сменой блюд.

– Нет!

– А хочешь побывать?

– Да, – оживился Ирод. Он все еще находился под властью образа танцующей Саломеи. Заметив завистливые взгляды римлян, презрительно скривился. Еще бы! Все эти напыщенные патриции, наверное, терзаются от зависти к нему. Ведь это ему, а не им Тиберий предложил отдохнуть в Грота Азура, или в Голубом гроте.

Грота Азура был одним из красивейших мест на Капри. Глубокие подземные источники, питающие его кристально чистой водой, считались целебными. Ирод подумал, что плавание в грот станет для него незабываемым и интересным приключением. Возможно, там даже будут какие-то развлечения, расслабляющий массаж и множество прекрасных женщин, готовых по первому сигналу усладить взгляд и тело самого взыскательного мужчины.

– Замечательно! – ответил Тиберий и громко хлопнул в ладони.

К нему приблизился раб атлетического телосложения с обезображенным и отталкивающим лицом. Его движения были похожи на хищные и плавные движения пантеры, приготовившейся к прыжку. Приглядевшись, тетрарх понял, что его лицо изуродовано не от рождения, а, скорее всего, от удара меча или пыток. Раб бросил на Ирода горящий злобой взгляд, словно желая навечно запечатлеть его облик в своей памяти, выслушал распоряжения и столь же быстро и незаметно исчез среди танцующих.

Ни Тиберий, ни Ирод не принимали участия в похищении сабинянок. Пресытившись зрелищем, Тиберий приказал танцовщицам удалиться.

Глава 19

Полуденный зной, окатывающий полуостров тяжелой и жаркой волной, к вечеру пошел на убыль. Дующий с моря ветер приносил в атриум свежесть и прохладу. Однако в жаркой и душной триклинии, где уже много часов подряд продолжался пир, было все так же невыносимо. Густой туман от винных и потных испарений человеческих тел стоял плотной завесой. Обильный пот градом катился с лиц объевшихся чиновников. Однако они упрямо продолжали насыщаться. Еду они брали руками. Чем больше возьмешь, тем больше уважения от лежащего рядом соседа. Прошло время, и гостей, разморенных от обильной еды и вина, уже не спасали раскрытые настежь двери.

После седьмой перемены блюд, когда на столах и полу выросли горы обглоданных костей и объедков, хозяин сделал рабам знак убирать в зале. Появление рабов послужило для гостей сигналом к окончанию пира.

Люди постепенно вставали и прощались с хозяином. Ирод отпустил Закарию, приказав дожидаться в гостинице.

Спустя час за столом остались только Тиберий и Ирод. Пока рабы убирали со столов, Тиберий неподвижно лежал на ложе, закрыв глаза. Невозможно было понять, спит он или задумался. Ирод не стал тревожить его и, пересев к дверям, любовался находившимися в саду белоснежными скульптурами и струящимся фонтаном. Он с наслаждением пил из кубка охлажденный медовый напиток с лимонным и гранатовым соком. Наконец император очнулся от сытой дремоты и взглянул на сидевшего в отдалении гостя.

– А… Ты еще здесь, тетрарх из Галилеи? И готов присоединиться ко мне, спуститься туда, где царит красота? – позвал Тиберий Ирода.

– Готов, – живо отозвался тот и пружинисто поднялся, разминая затекшие ноги. Тиберий позвал раба с обезображенным лицом и, завернувшись с его помощью в светло-серую тогу, пошел вперед.

Выйдя из дома и миновав сад, где на все лады щебетали и распевали птицы, мужчины подошли к западной стороне склона, откуда к морю спускалась, извиваясь, широкая тропинка. Они спускались вдоль стены, состоящей из растущих и переплетенных между собой миртовых деревьев. Через крепкие ветви, подобно льющемуся из сосуда янтарному вину, слегка просачивался солнечный свет. От этого в густой зеленой тиши было не так жарко, как снаружи.

Подойдя к голубому заливу, мужчины сели в лодку. Ветра не было, и лодка плавно скользила по зеркальной поверхности, подчиняясь уверенным взмахам весел. Вскоре она приблизилась к пещере и медленно вплыла внутрь. Ирод замер от восхищения.

В темно-синей таинственной глубине все казалось загадочным. Солнечный свет, проникающий в грот через входное отверстие, отражался от воды и играл на нависающих, отполированных временем стенах неповторимым, почти волшебным образом. У входа в пещеру Ирод заметил на выступающих из темноты пещерных нишах каменных дочерей бога Нерея. Созданные руками искусного мастера, скульптуры нереид, или нимф Средиземного моря, казались живыми, устремляя к плывущей лодке с людьми руки, увитые каменными цветами. Бог Нерей, добрый и справедливый старец, в отличие от грозного Посейдона, олицетворял спокойствие морской стихии и по преданию обитал именно в подобных гротах.

По мере продвижения в глубь грота темные стены и синяя вода вдруг осветились серебристым светом.

Над застывшей водной гладью возвышалась освещаемая факелами широкая прямоугольная плита, на которой стояли три величественные скульптуры: бога Нерея, грозного Посейдона и Венеры. Они олицетворяли собой справедливость и спокойствие, гнев и милосердие, бурю человеческих страстей и любовь…

Как только лодка показалась в светлом проеме, три рабыни-финикиянки в коротких прозрачных туниках приблизились к краю плиты, оживленно переговариваясь. Когда стало возможно различить их лица, Ирод увидел, что они хороши собой и юны. Темные волосы девушек были уложены в косы, на головах красовались венки из белых роз. Возле статуи Венеры Ирод заметил клетку с голубями и две большие корзины. В одной лежали раскидистые ветви священных миртовых деревьев, а в другой – красные яблоки и гранаты.

Когда лодка причалила, Тиберий первым взобрался на платформу и помог Ироду подняться, после чего подошел к статуе Посейдона, преклонил колено, опустил седую голову и замер. Какое-то время все почтительно дожидались, когда принцепс поднимется. Наконец он встал и перешел к скульптуре Венеры. Обернувшись, подозвал Ирода:

– Ты тоже можешь подойти, наместник Галилеи.

Факел освещал бело-розовую мраморную скульптуру неравномерно. И благодаря такой причудливой игре света и тени она казалась живой. Одна рука богини была изящно приподнята вверх, словно она только что поправила корону заплетенных кос, другая же свободно и вольно опущена вниз. Каждая линия скульптуры, каждая черта лица воплощала вечную и непостижимую тайну жизни, ее плодородие.

Богине поклонялись многие народы: гордые эллины, этруски, критяне и римляне. Сам Цезарь посвятил Венере-победительнице храм, считая ее прародительницей рода Юлиев. Она была одновременно и богиней любви, и благодетельницей супружеской жизни, и богиней плодородия и цветущих садов, вобравшей в себя все женские начала – земное и божественное.

Финикиянки недавно омыли скульптуру водой, и на мраморных плечах блестели капли воды.

– Удивительная скульптура. Одна из самых прекрасных… и самых моих любимых, – проникновенно произнес Тиберий. В его голосе появились несвойственные ему теплые нотки. – Она создана греческим скульптором.

Ирод с удивлением посмотрел на Тиберия.

– Да, да. Это произведение незнакомого грека, не римлянина. Искусство не знает границ. И у меня нет предрассудков на этот счет. Греческие художники более других народов обладали пониманием прекрасного, даже более, чем мы, римляне. Наши скульптуры и фрески более грубые, простые. Они не такие благородные, как у греков. Но это не значит, что у наших мастеров нет понимания, как нужно в произведениях искусства изображать великое. Хотя эта богиня и мраморная, но она живет, потому что мастер, который ее высек, имел волю и талант, чтобы заставить ее жить. В ней есть правда жизни. И она кажется мне воплощением идеала, совершенной женщины, которую мы, мужчины, порой ищем всю свою жизнь… но, увы, не находим. В ней соединились красота, доброта, мудрость, любовь и сострадание. Впрочем, однажды я уже нашел такую женщину. Нашел… и, к сожалению, потерял. На нее похожа моя первая жена, бедная моя Випсания.