— Твоя хитрость столкнулась с моей, и моя победила.

— Твое коварство и плутовство!

— Да, уловка, военная хитрость, мадам. Я мог бы заставить Вас голодать, и вы сдались бы мне. Но я избрал более быстрый путь.

Маргарет гордо вскинула голову:

— Я еще не покорилась тебе, лорд Бьювэллет.

— Покоришься.

— Ты не знаешь меня! Можешь делать со мной все, что хочешь, даже убить меня, я все равно не склонюсь перед тобой.

— Увидим, мадам. Я многое мог бы сделать ради вас, но думаю, что вы этого не стоите.

Маргарет вспыхнула и, подобрав платье, шагнула на лестницу, однако путь ей преградил медленно спускавшийся в зал Алан. Его рука оставалась все еще на перевязи, но повязку со лба он уже снял. Длинные волосы ниспадали вниз и прикрывали шрам на виске.

— Пардон, мадам, — с поклоном сказал Алан графине Маргарет де Бельреми, уже сойдя с последней ступеньки.

Ее взгляд скользнул со лба Алана на его раненую руку.

— Мои солдаты умеют драться, сэр Алан, не правда ли? На вас они оставили свои отметины. Еще немного — и удар, что попортил слегка вашу красоту, отправил бы вас на тот свет.

Сзади к Маргарет стремительно подошел Саймон, опустил руку на ее плечо и резко повернул ее лицом к себе.

— Клянусь святым распятьем, твоя заносчивость мне надоела, дождешься, что я выбью ее из тебя! Убирайся отсюда, и чтоб сегодня я тебя большё не видел!

— Саймон, Саймон! — укоризненно-протестующе прозвучал возглас Алана.

Маргарет расхохоталась Алану в лицо:

— Благородный рыцарь спасает меня от злого английского чудовища! Я не нуждаюсь в защите, сэр Алан. Будь у меня снова в руке кинжал, ты уже минуту назад был бы мертв, лорд Бьювэллет! Убери свою руку с моего плеча! Я уйду, когда захочу и как захочу!

— Ты уйдешь сейчас же! — грозно сказал Саймон. — Прочь отсюда — или я позову своих людей и они силой заставят тебя убраться восвояси!

— Ах, так? — крикнула Маргарет и в ярости ударила Саймона по лицу. Выскользнув из-под его руки, она умчалась вверх ни лестнице.

Алан печально вздохнул, глядя на Саймона.

— Ну и злюка! Как думаешь быть с ней, Саймон?

— Укрощу ее, — ответил Саймон, ведя Алана к своему столу. — Садись, мой дорогой. Мегера! Вздумала издеваться над тобой.

Алан улыбнулся:

— Я не остался бы с нею наедине ни за какие сокровища на свете. Вчера она так дерзила Джеффри, что его трясло от злости, когда он пришел ко мне. Она сказала, что убила бы его, будь при ней оружие. Сущая тигрица, когда рассвирепеет.

— Просто она еще не встретила своего властелина. Пока не встретила. Но я проучу ее.

Улыбающийся Алан смотрел на Саймона, полуприкрыв глаза.


…Едва Маргарет взбежала к себе по лестнице, как бросилась и объятия Жанны и разрыдалась.

— Я не смогла, не смогла убить его! Он дьявол, он знал, что я там, хоть и не слышал моих шагов. Почему, почему я не заколола его? Эти его отвратительные пальцы, я чувствую их здесь, на своей руке! Так унизить женщину!

— Я знала, что ты не сможешь его убить, — спокойно сказала Жанна. — Я видела, как ты подкрадываешься к нему по лестнице, но ничуть не испугалась.

Маргарет отпрянула от нее.

— Погоди! Увидишь, я все равно сделаю это! Вырвусь отсюда и сбегу. Я… — осеклась она. — Ах, нет! Ты все расскажешь сэру Джеффри…

— О, моя дорогая, милая, как ты могла подумать такое, — воскликнула Жанна, обвив руками шею Маргарет. — Могу ли я предать тебя? Ни за что, хоть бы их было сто, этих сэров Джеффри.

— Он… он не ставит меня ни в грош! — насупясь, сказала Маргарет. — Он презирает меня, потому что я женщина. Так пусть узнает, на что способна женщина!

Глава VII

Встреча Джеффри и Жанны на террасе

На широкой террасе сидела со своим рукоделием Жанна, закутанная в меховую накидку. День был солнечный, ясный, но зимой и на солнце бывает прохладно. К Жанне приблизился Мэлвеллет, весь в темно-красном бархате, расшитом золотым шнуром. Мадемуазель Жанна подняла на него глаза.

— Фи, — фыркнула она, отвернувшись от него и мечтательно глядя на малиновку, чистившую неподалеку от нее перышки. — Воин превратился в щеголя. Он затмил своим блеском само солнце! — И Жанна вернулась к своему шитью.

— Как это жестоко, — печально вздохнул Джеффри и уселся на перила лицом к Жанне.

— Наверное, он решил схватить простуду и заболеть, — вздохнула мадемуазель и бросила беглый взгляд на серые перила. — Камень такой холодный.

— Кажется, она пожалела меня? — спросил Джеффри, обращаясь к небесам.

— Он мечтает о своей английской возлюбленной, — убежденно кивнула Жанна.

— Сказать правду, она не слишком-то любезна сегодня, — сказал Джеффри. — Даже не взглянет на меня.

— О, ей вовсе не хочется ослепнуть!

— Но я все время смотрю в ее глаза, я ослеплен и так очарован, что ничего вокруг не замечаю, кроме нее.

— Она наверное, очень красива, эта англичанка?

— Пока не англичанка, — ответил Джеффри. — Но если Богу будет угодно, я вскоре сделаю ее англичанкой.

Мадемуазель Жанна откусила нитку.

— Отважный джентльмен, ничего не скажешь, — заметила она и снова склонилась над своей работой.

Оба с минуту молчали.

— Жанна, — умоляюще сказал Джеффри.

Она выпрямилась.

— Вы еще здесь? — спросила она, изображая на своем лице неподдельное удивление.

Джеффри приблизился к ней и опустился на колено, как бы невзначай обняв ее одной рукой за талию.

— Нет, Жанна!

— Он определенно хочет уколоться, — сказала Жанна.

Иголка засновала вверх-вниз еще быстрее, чем раньше.

Джеффри взял женщину за руку.

— Милая, не причиняй мне страданий. Послушай — я расскажу тебе о моей возлюбленной.

Взгляд мадемуазель Жанны оставался как будто бы безучастным, но в уголках ее губ пряталась лукавая улыбка.

— Я могу позвать на помощь, — как бы самой себе сказала она.

— Нет, мне не нужна никакая помощь, — решительно возразил Джеффри. — Эта леди, дорогая моя, маленькая и очаровательная молодая женщина. Такая маленькая, что я мог бы спрятать ее в свой карман и забыть, где она.

— Английская галантность, — вздохнула Жанна. — Бедняжка леди!

— Нет, не бедняжка, Жанна, потому что ей целиком принадлежит сердце мужчины.

— Которое так мало, — подхватила Жанна, — что она кладет его к себе в ридикюль и забывает, где оно.

— Пусть забудет, пусть будет холодна, но сердце это навсегда с ней, страдающее от ее холодности и насмешек и смиренно ожидающее, пока, наконец, она не станет добрее.

— Трусливое, жалкое сердце, оно впустую проживает свою жизнь.

— Нет, нет, как ни смиренно это сердце, оно тайно и пристально наблюдает за этой леди, и пусть возлюбленная пренебрегает и смеется над этим сердцем, пусть! Оно посвятит всего себя охране благоденствия и счастья возлюбленной.

— О, тогда, должно быть, это достойное сердце, потому что оно, несомненно, уже давно посвятило себя этому.

— Не очень давно, Жанна, потому что раньше оно было погружено в сон.

— О, так, значит, это его первая любовь?

— Да, и единственная, ведь прежде оно не знало, что на свете есть эта маленькая леди с большими синими глазами и прелестными ямочками на щеках, француженка по имени Жанна, у которой каштановые кудри и такой насмешливый, злой язычок.

— В самом деле, пылкое сердце!

— Только возлюбленная его упряма и своенравна.

— И француженка, — мечтательно произнесла Жанна. — В самом деле, мне жаль это сердце.

Джеффри теснее прижал Жанну к себе.

— Оно счастливо — это сердце, Жанна. Но что с того для его обладателя? Он потерял его ради женщины — и что ждет его теперь?

— Оно было такое маленькое, что он, наверное, и не заметит его отсутствия, — сказала Жанна.

— Но он заметил. И хотя ему уже не вернуть своего сердца, он очень хотел бы завоевать сердце своей возлюбленной.

— О, оно было бы слишком холодно.

— Он мог бы согреть его, дорогая.

— Нет, потому что он англичанин и враг этой женщины. И, может быть, сердце этой женщины уже принадлежит кому-то другому.

Джеффри встал.

— Теперь я знаю, почему она холодна. Ее сердце уже не принадлежит ей, и ей нечего дать этому англичанину. Вот почему он покидает ее — со своим сердцем.

— А что если до сих пор это сердце не принадлежало никому? — тихо сказала Жанна, не отрывая глаз от вышивки. — Я… я имею в виду — сердце этой женщины…

Джеффри опять сел на перила.

— И его можно покорить, Жанна? — спросил он.

Она склонилась еще ниже над пяльцами, и тень ее длинных ресниц прикрыла ее глаза.

— И кто же покорит ее сердце? Враг, англичанин?

— Нет, англичанин — возлюбленный.

Жанна отложила свою иглу, задумчиво глядя на него.

— Нет, это сердце нельзя покорить.

— Никогда?

— Никогда. Вы сами видите, сэр, это было холодное, жестокое сердце. Оно отвергало всех поклонников. Это было робкое, но верное сердце… Но однажды… леди встретила чужеземца, и ее сердце затрепетало. Она и сама впервые не догадывалась, что сердце ее потеряно, и… и теперь оно в кармане мужчины. А когда эта леди попыталась вернуть его себе, оно не захотело возвращаться и так и осталось там. Но… это было такое пугливое, маленькие сердце, что мужчина — а он был большой глупый англичанин — так никогда и не узнал, что оно уже принадлежит ему, и просил эту леди отдать ему свое сердце. Он был совсем слепой, этот английский завоеватель.

— Английский раб, — сказал Джеффри и снова опустился на колено, заключив Жанну в свои объятия. — Жалкий проситель у ног маленькой леди.