Затем Саймон обратился сразу ко всем своим капитанам:

— И еще — всем передайте мой приказ: если кто-то из наших в бою сразит женщину или ребенка или причинит где б то ни было и кому бы то ни было несправедливую обиду, я лишу его жизни и медлить с этим не стану. И никаких поджогов и грабежей. Порядок и рыцарское благородство! Вы поняли?

— Да.

— Это все. Удачи вам, Хантингдон. Не смею вас больше задерживать.

Юный граф пожал руку Саймона и улыбнулся:

— Мы встретимся в Бельреми, Бьювэллет. Господь да хранит вас.

— И вас, — Саймон пристальным взглядом проводил выходящего из шатра Хантингдона и затем обернулся к двум свои друзьям. Его взгляд и голос потеплели: — Если это будет моя последняя битва, мои владения отойдут королю согласно моей воле. — Он поднял со стола лист пергамента с печатью. — Мое состояние я поровну делю между вами, кроме той части, которую я завещаю моему маршалу Морису Гаунтри и другим моим людям. Я оставляю этот пакет у Бернарда Талмэйна. Кто из вас позаботится о Седрике и Эдмунде ради меня?

— Я, — ответил Алан и отвернулся, подняв полог шатра и глядя в открывшееся перед ним пространство.

Джеффри опустил руку на плечо Саймона и заглянул ему в глаза.

— Саймон, ты раньше ничего подобного никогда не говорил, ни перед одной из наших битв. Что за зловещие предчувствия одолевают тебя, брат?

— Никаких предчувствий, — улыбнулся в ответ Саймон одними глазами, в которых, однако, оставалась озабоченность и беспокойство. — Просто сражение предстоит нелегкое, и я хотел бы, чтобы в случае чего все было в порядке.

— Если тебя убьют, — начал Джеффри и вдруг осекся. — Ну, да ты сам знаешь.

— Да.

— Если тебя убьют, — медленно заговорил Алан, — то умрет эта мегера Маргарет.

— Нет, это глупо. Я не умру. Но если одного из нас мы завтра не досчитаемся, когда все уже будет позади, те, кто останутся, потеряют самого верного и дорогого друга. А теперь иди, Джеффри, тебе надо хорошенько выспаться.

Джеффри медлил.

— А ты? — спросил он.

— Мне еще предстоит повидаться со своим капитаном Уолтером Сантоем и позаботиться о некоторых делах. Помни, Джеффри, если завтра я погибну, командование возьмешь на себя ты. Возьмешь Бельреми и передашь власть над городом Хантингдону, а сам сразу отправишься к королю. Теперь я сказал тебе все, что хотел.

— Если ты погибнешь прежде, чем сумеешь добраться до ворот и открыть их…

Саймон мрачно улыбнулся:

— Этого не может быть. Желаю тебе удачи, брат. Скажи своим людям, чтобы не теряли из виду позолоченного панциря. Я буду в нем.

Джеффри кивнул. Уже уходя, он приостановился возле Алина:

— Ты скоро будешь готов, Алан?

— Да, как только Саймон уйдет, я приду к тебе выслушать твои распоряжения.

Из внутреннего шатра появился секретарь Саймона, и Алан ждал, пока Саймон отпустит Бернарда. Наконец, Бернард ушел, Чтобы позвать Уолтера Сантоя.

— Уже поздно, — заметил Алан. — Шесть часов. Будешь отдыхать, Саймон?

— Немного позднее.

— Кто пойдет с тобой в город?

— Мои люди. Одиннадцать человек.

— Это хорошо. Они за тебя готовы жизнь отдать, — сказал Алан, находя в этом какую-то крупицу надежды. — Седрик тоже пойдет?

— Нет, он еще слишком молод. Возьми мальчика с собой, Алан, а то ему очень не хочется отставать от других. Он вечно недоволен, что я не беру его в бой. Оберегай его.

— Не сомневайся в этом.

* * *

Ночь выдалась безветренная и тихая. И только в лагере Саймона тишину нарушало скрытое передвижение людей, готовившихся к штурму Бельреми. Под частоколом был сделан такой подкоп, что стоило только убрать подпорки, и частокол рухнет. На левом фланге, не таясь и производя немалый шум, постепенно пришли в движение воины Хантингдона.

Саймон стоял у входа в подкоп. В свете костров сверкал его позолоченный панцирь. Саймон был вооружен только своим большим мечом. Щит и копье ему должны были доставить люди Мэлвэллета, уже войдя в открытые людьми Саймона ворота. Потом, как и каждый из людей, идущих с ним в подкоп, Саймон накинул на себя широкий плащ, держа в руке свой шлем с зеленым султаном. Алан стоял возле Саймона, называя по именам его спутников. Каждый быстро отозвался, приглушая голос. Фигуры смельчаков смутно выделялись на фоне черного ночного неба. Саймон окинул свой отряд быстрым взглядом и обратился к Алану, пожелав ему удачи. Уже готовый спуститься в подкоп, он задержал руку Алана в своей латной рукавице.

— Да хранит тебя Господь, Алан. Помни — следуй за позолоченным панцирем и береги себя. А теперь дай мне факел.

С факелом в одной руке и мечом в другой, Саймон нагнулся, входя в подземный ход. Один за другим его люди двинулись следом за ним. И вот уже все они скрылись с глаз Алана в мрачном проеме, где вскоре исчезли и отблески света их факелов.

Казалось, земля поглотила каждого из них и всех их разом.

Осторожно ступая и согнувшись почти вдвое, вереница мужчин безостановочно и равномерно продвигалась вдоль сырого, пахнущего землей подкопа, ведомая светом факела идущего первым Саймона.

Вот и конец пути. Люди остановились и замерли, прислушиваясь к каждому шороху. Вскоре Саймон отдал приказ проделать выход на поверхность. Люди сняли с себя плащи, высвободив руки. У каждого была при себе кирка или заступ. Начав работу, они проделывали выход так круто вверх, как только было возможно. Сам Саймон сбросил с себя плащ и снял шлем и с трудом, так как на нем был панцирь, разрыхлял землю, установив свой факел в углублении, специально сделанном в земляной стене. Работали молча. В какой-то момент, поднимая свой заступ, Саймон вдруг заметил чью-то черноволосую кудрявую голову и разглядел юное сосредоточенное лицо, по которому катились крупные капли пота. Юноша поднял голову и поймал на себе строгий взгляд Саймона. Под этим взглядом удалец замер и принял самый что ни на есть смиренный и виноватый вид, но так и не сумел погасить в своих глазах ликующей радости и торжества.

— Придется мне наказать тебя за это, Седрик, — мягко сказал Саймон.

Седрик, смутившись еще сильнее, кивнул:

— Да, милорд, я знаю. Я не мог отпустить вас одного, без меня. Если… если с нами что-нибудь случится, вы… вы простите меня?

Лицо Саймона чуть дрогнуло.

— Да, скорее всего.

Седрик весь просиял в благодарной улыбке и набросился на работу с удвоенной силой. Больше не было сказано ни единого слова. Никто не помышлял схитрить и незаметно переложить часть своей работы на чужие плечи, хотя в проходе было сыро и душно и сверху, казалось, давит пласт земли. Эти отборные солдаты Бьювэллета предпочли бы умереть за него, чем обмануть надежды Саймона и его веру в них, не говоря уже о том, чтобы в трудной обстановке жаловаться на его строгость.

Наконец, первый в цепочке Малькольм Клайтон обернулся и, тяжело дыша, произнес:

— Милорд, моя кирка прошла насквозь.

Саймон взобрался вверх по осыпающемуся склону разрыхленной земли.

— Всем соблюдать тишину, если хотите остаться в живых. Остальным отойти назад.

Ему немедленно повиновались. Запыхавшиеся, вспотевшие люди отдыхали, опершись на кирки и заступы и глядя, как Саймон и Малькольм разрушают оставшийся над ними тонкий слой земли. Дело шло медленно, с соблюдением предельной осторожности. Но вот, наконец-то, вниз хлынула волна морозного воздуха, и люди с радостью не то что вдыхали — впивали его.

Саймон молча расширял проем, чтобы через него мог свободно пролезть человек. Потом он отложил свою кирку и, взобравшись на плечи Малькольма, осторожно осмотрелся вокруг и легко спрыгнул вниз.

— Сделайте ступеньки, ты, Джон, и ты, Питер. Скоро рассветет.

Этот приказ был вскоре выполнен. В подкоп проникал тусклый серый свет, однако небо над головами людей все еще оставалось непроглядно черным.

Саймон приказал составить инструмент. Прежде чем надеть шлемы и плащи, люди выпили вина из кожаных сосудов. Седрик поднял позолоченный шлем и отряхнул его пышный султан от земли, помог Саймону надеть шлем и застегнуть на плече патрона длинную зеленую накидку, поверх которой Саймон надел темный плащ. Золотой шлем, казалось, сверкает огнем в свете факела, а поднятый вверх большой меч в руке Саймона зловеще блестит. От всего облика Саймона исходила спокойная уверенность. Его спутники проявляли нетерпение, не зная, чего ждут, но ровный голос Саймона вселил в них спокойствие:

— Гасите факел.

Факел погасили. Позолоченный шлем Саймона сразу же померк, а сам он превратился в сплошной темный силуэт в неверном свете предрассветных сумерек. Было тихо. Все стояли неподвижно, затаив дыхание. Снова прозвучал властный голос Саймона:

— Всем молчать, пока я не заговорю. Время наступит скоро. Идти рядом со мной, не отставать, мечи спрятать и ничем не выказывать своих намерений, пока не увидите, что я выхватил свой меч из ножен. Седрик, держись все время возле меня.

Еле слышные голоса подтвердили готовность в точности исполнить полученный приказ, и снова наступила гнетущая тишина. Теперь в холодных сумерках и настороженном ожидании умеренность Саймона передавалась его спутникам и оказывала успокаивающее влияние на них. Каждый из них полностью полагался на Саймона, безоговорочно веря, что он приведет их победе.

Время тянулось мучительно медленно, но мало-помалу серые сумерки прояснились. Наверху все было тихо, как в могиле, так, что от тишины звенело в ушах.

Вдруг кто-то нечаянно шелохнулся и глубоко вздохнул, и все увидели в проеме предостерегающе поднятую руку Саймона. И снова воцарилась тишина.

Потом где-то вдалеке послышался горн. Сигнал прозвучал трижды, и что-то похожее на вздох облегчения вырвалось из груди спутников Саймона. Это в их лагере Джеффри Мэлвэллет подал сигнал к выступлению. Но Саймон все еще не двигался с места.