— Сэр, я скажу, что благодарен вам за оказанную мне честь, но было бы лучше отдать вашу дочь Элен за Роберта Балфри, — ответил он.

— Она не нравится тебе? — Фалк, казалось, не верит Саймону. — Подумай, глупый мой мальчик, — она хороша собой, добра, да и приданое у нее немалое.

— Да, сэр, но она не любит меня, а я не чувствую любви к ней.

Фалк, похоже, был несколько обижен.

— Может, ты присмотрел себе невесту получше?

— Нет. Я нигде не ищу себе невесты. Я не люблю ни одну женщину и думаю, что останусь холостяком.

— Но это глупо, мой милый! — недоумевал Фалк, готовый уже, впрочем, смириться с неподатливостью Саймона. — Хорошая умная жена — это не так мало!

— Возможно. Не знаю, — сухо сказал Саймон. — Я не поклонник ни добрых, ни благоразумных женщин.

— Но Саймон! Ты ведь любишь детей!

— Люблю? — как бы самого себя спросил Саймон, казавшийся несколько озадаченным. — Н-не знаю…

— Да любишь, чего уж там! Ну, взять хотя бы твоего паж мальчонку!

— Седрика? Да, я забочусь о нем, но чтобы у меня был такой сын?.. Не знаю… Нет, пожалуй…

— Ах, Саймон, Саймон, ты уходишь от сути дела. Пока я нахожусь у тебя, мне попалось на глаза этой малышни — твои пажей — гораздо больше, чем тебе их надо. Зачем их столько у тебя?

— Они… они нужны, от них есть… польза, — скорее промямлил, чем ответил Саймон. — Они передают мои поручения…

— И сколько же их у тебя? — допытывался Фалк.

— Шестеро, — сказал Саймон, которому этот разговор начинал досаждать.

— А на что одному человеку целых шестеро пажей? — стоял на своем Фалк.

— Я… я нахожу им дело.

— Полно! — усмехнулся Фалк. — Просто тебе нравится, что эта милая мелюзга вьется вокруг тебя.

— Нет, когда они надоедают, я отсылаю их от себя…

— Саймон, меня не обманешь. Любишь ты детей и для тебя же лучше заиметь своих собственных.

— Нет, — чуть ли не огрызнулся Саймон.

— А я говорю — да!

— Милорд, вы напрасно пытаетесь уговорить меня. Я не собираюсь жениться.

Фалк еще по инерции что-то недовольно ворчал, но он слишком хорошо знал Саймона и больше ни на чем не настаивал.

— Ладно, будь по-твоему. Но придет время, и ты признаешь, что я был прав и мужчина должен ввести в свой дом жену.

— Если такой день настанет, я сам скажу вам об этом, — пообещал Саймон.

* * *

Алан остался в Бьювэллете на неделю, и Саймон был рад этому. Чтобы развлечь Алана, он устроил охоту и нанял труппу комедиантов из соседнего городка. Алан, однако, был вполне доволен своим досугом и без этих забав, а чтобы доставить Саймону удовольствие, участвовал вместе с ним в соревнованиях стрелков из лука. Когда они возвращались с этих утомительных соревнований, Алан украдкой с любопытством поглядывал на Саймона. Саймон знал об этом, даже не видя Алана.

— Ну? — спросил он. — Слушаю тебя.

— Как тебе удалось расположить к себе этих людей?

— Удалось? Некоторые из них меня терпеть не могут.

— Но большинство, по-моему, в тебе души не чают. Что такого они нашли в тебе? Что находит в тебе каждый из нас? Ты суров, холоден и никого не любишь.

— Алан, если тебе так нравится болтать о любви, отправляйся к дамам своего сердца. Я в этом не разбираюсь.

— И за что твои люди любят тебя? — не отставал Алан.

— Не знаю. Наверное, за то, что я подчинил их своей воле.

— Возможно. Но отчего дети так льнут к тебе?

— Оттого, что я уделяю им хоть немного внимания.

— Нет, не в этом дело. По правде говоря, Саймон, я давно знаю тебя и до сих пор совсем не знаю. За твоей холодностью скрывается что-то такое, о чем я и не догадываюсь.

— Наверное, это голод, — ответил Саймон, шуткой кончая разговор.

* * *

Когда Алан вернулся в Монтлис, Саймон приступил к формированию своего войска и отряда лучников. Дело пошло столь успешно, что через шесть месяцев у него уже была весьма боеспособная армия, состоящая из крестьянских сыновей и небольшого числа наемников. Уолтер Сантой превосходно проявил себя на посту капитана, благодаря чему Саймону удалось высвободить часть своего времени, чтобы уделить внимание возделыванию земель. С Морисом Гаунтри у него установилось полное взаимопонимание, и Морис готов был идти в огонь и в воду за своего лорда.

Вот так — в мирных трудах и заботах встретили они Новый год. Потом, когда Саймон начал осматриваться в поисках новых дел и улучшений, с визитом к нему одним дождливым утром явился его отец Джеффри Мэлвэллет.

Как только Саймону доложили о появлении гостя, он поспешно вышел встретить его и преклонил перед отцом колени:

— Милорд, вы оказываете мне большую честь.

Джеффри Мэлвэллет поднял Саймона с колен.

— Мне было нелегко решиться приехать к тебе, Саймон, но сегодня у меня есть оправдание этому визиту, который ты сочтешь, быть может, назойливым.

— Нет, сэр, мне оказана честь, — ответил Саймон, вводя отца в свои покои.

Мэлвэллет осматривался вокруг.

— Вот и у тебя есть свои владения благодаря твоим собственным заслугам.

— Но я сказал в свое время, что все это у меня будет, — ответил Саймон и отправил пажа передать распоряжение, чтобы подали эль. — Чем могу вам служить, сэр?

— Я привез тебе письмо от твоего брата, — ответил Мэлвэллет, — прочтешь?

— От Джеффри? Да, конечно, с радостью. Не угодно ли вам сесть, сэр?

Мэлвэллет сел в кресло, стоявшее возле окна, и наблюдал оттуда, как Саймон распечатывает письмо Джеффри-младшего.

«Саймону, лорду Бьювэллету.

Мой дорогой и единственный горячо любимый брат! От всей души приветствую тебя и шлю тебе это письмо с выражением радости и поздравлениями в связи с новым счастливым поворотом в твоей судьбе. Я знаю, что у тебя за владения, и рад за тебя, потому что они мне очень нравятся. Пусть тебе сопутствует та огромная удача, которой ты заслуживаешь!

Брат, я пишу тебе, чтобы убедить тебя, что ты должен прибыть сюда со всеми своими силами, какие только можешь собрать, на соединение с войском принца. Предстоит подавить мятеж самого непокорного бунтовщика Оуэна Глендовера, чьи сторонники кишат в этих злополучных местах. Вопреки оптимистическим заявлениям Совета Его Величества, сделанным в августе и гласившим, что в распоряжении Его Величества достаточно людей и провианта, чтобы смело выступить против мятежников, почти никто не выставил никаких сил, и в тот день, когда я пишу тебе, численность нашего войска ненамного превышает 100 человек, вооруженных мечами и копьями, и 240 лучников. Теперь, когда ты сам себе хозяин, захочешь ли ты снова прийти сражаться на моей стороне, как ты когда-то обещал? Здесь, в Уэльсе, положение очень серьезное, и ты должен знать, что в декабре прошлого года пал Кардифф, а также Харлеч и Ллампадарн, наши крепости, на которые мы возлагали самые большие надежды. Необходимо упредить мятежника Оуэна, который раньше ничем не блистал, не дать ему собраться с силами, и — если мы действительно хотим победить его — нам надо выступить против него, как только наступит весна. А весной, если ты придешь, мой брат, я могу обещать тебе баталию не хуже, чем под Шрюсбери, где ты так славно показал себя.

Шлю тебе свои наилучшие пожелания.

Джеффри Мэлвэллет Писано в Шрюсбери».

Саймон медленно сложил лист пергамента.

— Ты выступишь? — спросил Мэлвэллет-старший.

Саймон задумчиво смотрел в окно на мирные поля. Потом устремил взгляд на отца и улыбнулся.

— Скорее всего — да, милорд, — сказал он.

* * *

На следующий день Саймон верхом отправился в Монтлис обсудить свое решение с Фалком. К великому удивлению милорда Алан сразу же пришел в неистовый восторг.

— Если ты пойдешь, Саймон, то и я тоже! — воскликнул он. — Я слишком долго нежился в четырех стенах. Сам поведу наших людей в Уэльс, я тоже хочу попытать счастья в битве!

— Немного в ней радости, скажу я тебе, — насмешливо заметил Фалк, когда сын его слегка успокоился.

Алан резко повернулся к нему:

— Если вы скажете мне «нет», милорд, я пойду с войском Саймона. Один!

— Не горячись, — хмыкнул Фалк. — Если тебе так хочется — иди. Когда думаешь выступить, Саймон?

— В следующем месяце, милорд, ближе к концу, так что в Уэльс я приду в марте.

— А свои земли оставишь без хозяйского глаза?

— Нет, Морис Гаунтри будет главным в мое отсутствие.

— Как уже был, когда не стало Барминстера? — с грубоватым сарказмом спросил Фалк.

— Я не Барминстер, — ответил Саймон.

Глава XI

Позолоченные доспехи

С наступлением марта Саймон достиг Уэльса и примкнул к войску своего брата, ведшему там тяжелые бои. В апреле он был снова в Шрюсбери, целый и невредимый, а в мае продвигался маршем на юг, в сторону Аска, в качестве одного из приближенных офицеров принца, который считал Саймона своим другом. Под Аском, где они одолели полуторатысячное войско мятежников, Саймон сразился с сыном Глендовера Гриффитом и дрался, пока не победил его, доведя до полного изнеможения, после чего взял его в плен и передал принцу.

Принц Генрих пришел в восторг от такого трофея:

— Ах, Бьювэллет! Хотелось бы мне всегда видеть тебя среди моих сторонников! Какую награду хотел бы ты получить за такого пленника?

— Его доспехи, сэр, — ответил Саймон. — Если его выкупят, то выкуп будет ваш. Но если Вашему Высочеству будет угодно, я хотел бы иметь его позолоченные доспехи.

— Странное желание! — сказал Генрих. — Зачем? Тебе так нравится цвет золота?