Адам остановился как вкопанный.

Он ни разу не слышал, чтобы Джози так смеялась – беззаботно, непринужденно. Смех у нее был чистый и звонкий, как вода. Остаток вечера он наблюдал за ней с другого конца зала. К его изумлению, она чувствовала себя в компании его коллег куда раскованнее, чем он сам. И явно наслаждалась всем происходящим. Без него.

Конечно, он давно уже не ходил ни с кем на свидания, но разве их цель заключалась не в том, чтобы побыть вместе? Ну и что он тогда здесь делает?

Когда всеобщее веселье начало стихать, Адам наконец подошел к Джози, сидевшей в противоположном конце зала с Сабриной и еще несколькими женщинами.

– Ну как, ты вдоволь наобщалась, Джози? Идем?

Сабрина подтолкнула ее локтем, как будто они говорили о нем.

Они распрощались со всеми и вышли на улицу. На небе, точно крохотные дырочки в темной материи, светили звезды. Адам с Джози дошли до его внедорожника и неловко замялись.

– Может, выпьем кофе или прогуляемся по парку? – предложил Адам.

Джози раскраснелась, на лице у нее все еще играла оживленная улыбка. А ведь ей нечасто выпадает возможность побывать на подобном мероприятии, осенило вдруг Адама. Возможность побыть самой собой, пообщаться с людьми, которые ничего не знают о ее злополучном прошлом. Хотя в компании она явно чувствовала себя как рыба в воде. Адам затаил дыхание, дожидаясь ее ответа; ему хотелось, чтобы она сама сказала, хочет проводить время с ним наедине или нет.

– С удовольствием, – ответила она.

– Хорошо.

Он распахнул перед ней дверцу машины, и она уселась на пассажирское сиденье. На Адама повеяло легким запахом мяты.

Они купили по стаканчику кофе в «Ух ты! Здорово!». Этот книжный магазин-кафе, недавно открытая после реконструкции гостиница «Даунтаун-инн» и несколько других магазинчиков широкой дугой окружали здание суда и большой общественный парк. Все заведения уже украсили к Рождеству, и в витринах помаргивали белые огоньки гирлянд и поблескивала мишура. Даже голые деревья в парке были убраны гирляндами. За магазинами виднелась центральная библиотека, расположенная через квартал, ее изящные арки в лунном свете казались почти белыми. Все это походило на торт-мороженое, от которого Господь Бог мог отломить кусок и съесть.

– Взгляни только, – сказал Адам, указывая на библиотеку, когда они медленно шли через парк со стаканчиками в руках.

– Красиво, правда? – согласилась она. – Сто лет здесь не была. Одна моя учительница, Холли, уговорила маму несколько раз в неделю отпускать нас заниматься в библиотеку. Мы уходили туда и целый день торчали в Интернете. Это было здорово. Она была единственной из всех моих учителей, кто не боялся моей матери. А потом лыжный сезон закончился, и она уехала. – Говоря, Джози смотрела на арки библиотеки, но потом обернулась к Адаму с улыбкой. – Меня учили на дому.

– Я знаю. Ваша соседка, миссис Фергюсон, рассказывала.

Джози подняла воротник пальто.

– Такое впечатление, что тебе понарассказывали обо мне уйму всякой всячины.

Он склонился к ней и игриво подтолкнул ее.

– Это потому, что ты дочь великого покойного Марко Сиррини.

Она вскинула подбородок.

– А ты кто такой, Адам Босуэл? Даже твои коллеги ничего толком про тебя не знают. По-моему, они надеялись получить от меня что-то вроде инсайдерской информации, только я не смогла им ничего рассказать. Во всяком случае, ничего такого, что ты бы одобрил.

– Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, Джози, – сказал он. – Спрашивай.

Она заколебалась.

– Послушай, если тебе просто нужно было появиться на сегодняшнем банкете с дамой, я все пойму. Я не претендую на серьезные отношения. Той ночью, когда мы лепили снеговика… спасибо, что поделился. Но ты совершенно не обязан и дальше откровенничать со мной.

– Так вот, значит, в чем дело, – протянул он и сам чуть не расхохотался от облегчения, которое его охватило. – Джози, мне вовсе не нужно было появляться на банкете ни с какой дамой. Я просто хотел пойти туда с тобой. С тобой. Так что давай спрашивай.

Она замялась.

– Я забыла, о чем хотела спросить.

– Ладно, тогда я сам расскажу тебе.

Он рассказал ей о своем детстве, которое прошло в Калифорнии, и о соревнованиях по горным лыжам, в которых участвовал подростком. Рассказал о том, как очутился здесь, услышав рассказы о крутых склонах Лысого Косогора. О том, что после того падения ни разу не разговаривал с друзьями, с которыми приехал сюда покататься. О том, как получил работу на почте. Он рассказал ей о своем брате Бретте, с которым у них были разные отцы. Рассказал об их отношениях, о том, что брат каждую неделю звонил ему и уговаривал вернуться в Чикаго.

– Но ты же не собираешься никуда уезжать отсюда, – заметила Джози.

– Ты уже поднимала эту тему. А что? Ты хочешь куда-нибудь уехать? – пошутил он.

Ее ответ стал для него полнейшей неожиданностью.

– Мне так хочется уехать отсюда, что иногда нет никаких сил терпеть, – с жаром ответила она. – Слишком уж многие люди, в особенности из тех, кто вращается в одних кругах с моей матерью, относятся ко мне как к ребенку, которым я была когда-то. Слишком уж много россказней про меня ходит. Уверен, ты их уже слышал.

Адам остановился под старомодным фонарем и выбросил оба стаканчика из-под кофе.

– И что бы ты стала делать, если бы уехала? – спросил он, глядя на нее и чувствуя зарождающуюся где-то в глубине души панику.

– Я побывала бы везде, где только смогла.

– А как же твоя матушка?

– Иногда мне кажется, я только и жду, когда она скажет, что наконец-то простила меня за все. Скажет: «Теперь ты свободна. Живи своей жизнью».

– Джози, ты не нуждаешься ни в чьих разрешениях. Ты свободный человек и можешь делать что хочешь. У тебя вся жизнь впереди. У меня нет слов, чтобы сказать, какие чувства это у меня вызывает. У меня щемит сердце. Я тебе завидую. Как бы мне хотелось заново пережить все то, что только предстоит пережить тебе.

– Правда?! – спросила она. – В самом деле?

Лунный свет окутывал ее волосы призрачной сияющей паутиной. Адам шагнул к ней.

– Правда.

Он медленно наклонился к ней, несколько раз останавливаясь, чтобы проверить ее реакцию.

– Адам… – прошептала она, когда он склонился так близко, что до него долетело ее дыхание.

Он чуть отстранился.

– Не надо этого делать, если тебе не хочется. Не надо делать это потому, что этого хочется мне, или из жалости, или еще почему-нибудь.

– Но мне этого хочется, Джози.

– Понятно. Ну, тогда давай, – очень серьезно произнесла она и замерла, как будто собиралась с духом.

Ему стало смешно. Пришлось даже отвернуться в сторону, чтобы не расхохотаться.

– Не смеши меня, – сказал он. – Я не смогу тебя поцеловать, если буду смеяться.

– Прости.

Он повернулся к ней и медленно-медленно коснулся губами ее губ. И оказался совершенно не готов к тому, что почувствовал. Паника и напряжение внезапно куда-то испарились, и он оказался полон ею – распахнувшейся ему навстречу, обуреваемой страстями и надеждами Джози.

Он сжал ее локти, как будто испугался, что она вдруг исчезнет, склонил голову и впился губами в ее губы.

Поняла ли она вопрос? Ответ на него у нее был. «Да».

Его поцелуй стал настойчивей. Он поднял ее руки и закинул их себе за шею, его руки скользнули ей под пальто, он обнял ее и привлек к себе. Туда, где было ее место. Где ей надлежало находиться. В его объятиях.

Его пальцы пробрались под ее кардиган, и она ахнула от неожиданности, когда ощутила на своей обнаженной коже под обтягивающей водолазкой прикосновение его холодных рук.

Он оторвался от ее губ.

– Холодно?

– Нет.

Он не сводил с нее глаз, а его ладони между тем переместились с ее спины на живот. Прикосновение его ледяных пальцев отозвалось в ней дрожью.

Он вдруг снова впился в нее поцелуем, стремительным, настойчивым и требовательным; одной рукой он обхватил ее затылок и прижал к себе. Из горла у Джози вырвался какой-то нечленораздельный звук – не то стон, не то мольба, исполненная страсти и нерешительности одновременно.

Быстрее, подхлестнул себя Адам. Еще быстрее. Еще быстрее.

Внезапно он остановился и отступил от нее. В единый миг на него обрушилась память о том, как это бывает, чистый восторг полнокровной жизни. Но он всегда был слишком стремителен. Это было его отличительной чертой. Она-то и подводила его постоянно. Он с силой втянул в себя воздух и с шумом выдохнул его.

– Я… я отвезу тебя домой. – Он провел ладонью по волосам. – Не хочу, чтобы ваша служанка навела на меня порчу.

– Дай мне слово, что тебе захочется этого еще раз, – очень тихо произнесла она.

Он рассмеялся:

– Теперь мне будет хотеться этого при каждой возможности.

Он обнял ее за талию, его пальцы цеплялись за нее, как будто он пытался удержаться за уступ скалы, чтобы не сорваться. У него было такое ощущение, что с ней он вполне способен на это. Это было восхитительно и пугающе одновременно.

Обнявшись, они двинулись к машине.

* * *

– Расскажи-ка мне еще раз, – потребовала из темноты Делла Ли, когда Джози уже начала засыпать.

– Он меня поцеловал, – пробормотала Джози в подушку.

– Нет. Расскажи, как рассказывала в прошлый раз.

Джози улыбнулась.

– Это был самый восхитительный первый поцелуй за всю историю первых поцелуев. Он был сладкий, как сахар. И теплый, как пирог. Весь мир распахнулся мне навстречу, и я провалилась внутрь. Я не знала, где нахожусь, и мне было все равно. Мне было все равно, потому что единственный человек, который для меня важен, находился рядом.